Серость душ наших

— Гермиона, ты в порядке? — ласковый голос Гарри действует на неё отрезвляюще. Нет, Гарри. Я далеко не в порядке. Все её мысли где-то далеко. Где-то до сих пор во вчера. Перед глазами все ещё алые пятна крови и его взгляд, такой растерянный, такой по-детски наивный. Она и не подозревала, что Малфой может выглядеть вот так. Так глупо было обернуться и снова увидеть то, чего ей, собственно, видеть не стоило. Она ощущает себя невольным свидетелем его необъяснимых действий. От этого становится невыносимо дурно. Первая мысль, которая появилась вчера в её голове, после того как Малфой ушёл: Он болен. Гермиона почему-то абсолютно уверена в том, что к мадам Помфри он не пошел. Проблема в тебе, Грейнджер. Из-за таких, как ты, я теперь в полной заднице. Что означали эти слова, какой смысл он вложил в них, Гермиона так и не поняла. Это не было похожим на его обычные колкости, нет, Малфой говорил от себя, а точнее от каких-то глубин души. Разве у таких, как он, есть душа? Видимо есть. Зато теперь она уверена, что не ошиблась. Проблемы у Малфоя действительно существуют, он сам неосознанно это признал. А как теперь объяснить тот факт, что от его близости у неё сердце рухнуло вниз? Зачем он подошел так близко? Не побрезговал этим как обычно. Объяснить свою реакцию — сложно. Об этом не пишут в учебниках. Об этом не рассказывают на занятиях. Но почему же при взгляде в его светло-серые глаза, сердце её предало? Глупый орган, который вечно перечеркивает в ней всю существующую рациональность. Что же оно хотело этим ей сказать? Может, предостеречь? Вот она, опасность! Беги, глупая, беги. Но опасности Гермиона так и не почувствовала. В Малфое в тот момент было столько тоски и отчаяния, ярости и злости, что, сжимая её плечи, он будто отдал часть всего этого ей. Она ощутила это. Ощутила, стоя к нему так близко. Боялась пошевелиться. Боялась спугнуть, потому что всё, что он делал, было по-настоящему искренне. Куда делась привычная маска? Мерлин, Гермиона, куда же ты ввязываешься? Треск бревен в камине действует успокаивающе. Вот бы остаться здесь, в гостиной, навсегда. Сидеть и слушать этот звук, обволакивающий и манящий в объятия сна. Взгляд помимо воли падает на рядом сидящего Поттера. Утро пятницы, нужно собираться на занятия, но сил не хватает даже на то, чтобы подняться с дивана. Ох, Гарри. Как же ты с этим всем справляешься? Сидит сейчас, заботливо сжимает её предплечье своими теплыми ладонями, а в ярко-зеленых глазах — неприкрытое беспокойство. От него всегда веет теплотой, уютом. Как бы ей хотелось рассказать ему всё. Так, как оно есть. Так, как она это видит. Чувствует. Ощущает. Вот они, слова. Вертятся на кончике языка. Просто скажи, просто выпусти их наружу. — Я… — начинает Гермиона и запинается, не в силах рассказать правду. Не в силах признать то, что на данный момент Малфой и его странности занимают большую часть её сознания. Не в силах признать, что она вляпалась. Гарри делает глубокий вдох. Прости меня, Гарри. Прости, прости, прости. Я не могу. — Я понимаю, Гермиона. Но знай, ты в любой момент можешь рассказать мне всё, — он ласково гладит её плечо, от чего становится в разы спокойнее. Я знаю.

***

Ну и на какой хер тебя потянуло вчера в библиотеку? И снова вопрос без ответа. Малфой знал, что найдет её там. Что-то внутри него хотело попадаться Грейнджер на глаза как можно чаще. Пусть она мучается. Пусть грязнокровка видит, что есть в этой херовой жизни те, кому она помочь не в силах. Пусть это убивает её. Медленно и мучительно. Раз ей так нравится следить за ним, он даст ей такую возможность. Драко видел вчера в её глазах вину. Вину и смущение из-за того, что она не смогла помочь. Да и по-честному Малфой сам так и не понял, что именно вчера произошло. Скорее всего, обычное недомогание организма. Перегрузка. Возможно, это последствия от Круциатуса, после которого иммунитет попросту ослаб. Плевать. — Эй, Малфой, ты здесь? Я, Блейз, уже давно не здесь. Взгляд скучающе обводит гостиную в поисках чего-то достойного его внимания. В гостиной Слизерина по-прежнему пахнет сыростью. И это успокаивает. Хоть что-то осталось прежним. Сегодня пятница. Благо не было ни одного урока с гриффиндорцами сегодня, поэтому Драко не видел её. — Ты в последнее время какой-то странный. Что-то произошло? Бровь Малфоя вопросительно ползет вверх. — А ты, Блейз, не странный? В ответ на свой вопрос Драко получает лишь тишину. Сейчас что-то происходит со всеми. Предчувствие неминуемой войны не отпускает даже слизеринцев. Семья Забини по-прежнему держит нейтралитет, но это лишь вопрос времени. Очень скоро выбор придется сделать всем. И Темный Лорд попытается подчинить себе и его семью. А как все знают, отказов он не принимает. Драко не понимает, почему до сих пор не поплатился жизнью за неповиновение. Он всё еще живет с невыносимым незнанием: чего стоит ждать дальше? Откуда ждать окончательного удара. От матери больше не было никаких вестей. И это убивало. Она запретила ему писать ей, боится, что письмо может попасть не в те руки. Нужно как-то связаться с ней. Черт. От мыслей о матери становится невыносимо больно. Она там одна. В этом чертовом поместье, которое Драко совершенно перестал считать домом. Место, где каждый день Беллатриса кого-то пытает. Эти крики. Он помнит каждую жертву, которую на летних каникулах ему пришлось увидеть. Помнит их глаза перед смертью, наполненные страхом и желанием жить. Такие же, как у Грейнджер. Опять она. Опять в его мыслях. Нужно проветриться. Драко хватает мантию и под недоумевающий взгляд Блейза стремительно выходит из гостиной. Он знает лишь одно место в этом чертовом замке, где можно насладиться покоем. Он приходит туда очень часто. Оно скрыто от чужих глаз и для того, чтобы найти его, нужно приложить немало усилий. Там Драко впервые поцеловался с Пэнси Паркинсон на четвертом курсе. Да, ему определенно нужно именно туда.

***

— Гермиона, но ты же обещала. — Я никому ничем не обязана, — вскрикивает она, уже явно уставшая от затянувшегося спора между ней и Роном. Вот уже добрую половину часа Рон пытается выклянчить, другим словом это не назовешь, у неё эссе по зельям. — Попроси об этом Гарри, — она раздраженно машет рукой в сторону сидящего и невинно наблюдающего за их перепалкой Поттера. — А я здесь при чем? — Но ведь это ты же у нас «мастер по зельям». Как же она от этого всего устала. — Знаешь, Гермиона, ты просто жлобишься , — произносит Рон, и эти слова, почему-то, пропитаны ядом. — Откуда такие слова, Рон? — Да оттуда, Гермиона. Мне уже и так всё понятно. Давным-давно. Что у тебя просто комплекс. Комплекс, что кто-то сделает что-то лучше тебя. Для тебя это трагедия, — он выплевывает эти слова ей в лицо, от чего сердце сжимается с каждой секундой всё больше и больше. — Ты просто ненормальная. У тебя кроме учебы нет больше ничего и никого, за что можно уцепиться. Удар. Резкий, словно под дых. Даже если бы это произнес Малфой, не было бы так больно. — Хэй, Рон, остынь, — Гарри хватает его за мантию и тащит за собой. — Ты совсем спятил? Лицо Рона резко меняется и вот, словно в замедленной съемке, она наблюдает за тем, как до него постепенно доходит смысл сказанного. Гермиона ощущает как на глаза наворачиваются слезы. — Гермиона, прости, я… — в голосе Рона улавливается раскаяние, но девушка задыхается, давится обидой, ощущая, что в груди невыносимо печет. — Это уже слишком, — хрипло выдыхает она и несется в сторону выхода. Гарри что-то кричит ей вслед. Но она упрямо не слышит. Это всё неправда. Рон не мог поступить с ней так же, как на первом курсе. Удара больнее не придумать. Её лучший друг. Человек, к которому, как ей казалось, она чувствовала что-то большее, нежели просто дружба. Ступеньки кажутся просто бесконечными. Ей нужен воздух. Она вылетает на улицу и несется в сторону озера. Нужно найти место, переждать, проглотить обиду. Гермиону трясет, и она чувствует влажные дорожки от слез, стекающие по её щекам. Вот уж идеально. Недалеко от озера взгляд находит скамейку, которая расположена прямо возле огромного старого дуба. Гермиона обессиленно опускается на неё и дает волю эмоциям. Вместе со слезами выходит всё то, что накопилось за последнее время. Слова Рона эхом отдаются в её мыслях. И самое обидное, что он, возможно, прав. Ей кажется, что проходит вечность, прежде, чем она успокаивается. На улице уже стемнело, но возвращаться обратно не хочется. Гермиона не простит этого. Слишком больно. Ладно детьми. Но сейчас, когда они выросли, когда повзрослели, это уже неприемлемо - разбрасываться такими словами. Из собственных мыслей её вырывают приближающиеся шаги. Неужели Рон её, все-таки, нашел? Это не он. Сердце пропускает удар. Хуже. К ней ленивой походкой приближается Малфой. Только этого не хватало. Он подходит, брезгливо кривит губы, смотрит на её лицо, а после в его собственном что-то меняется. — Ты плакала, — произносит он практически шепотом, а в глазах его, на данный момент абсолютно невозможно прочитать что-то. Не спрашивает, просто сухо констатирует факт. — Тебя это волнует? — её голос все ещё подрагивает. Теперь он видит её уязвимую. И в этом, по правде, ощущается какая-то ирония. Теперь ей хочется, чтобы Малфой ушел. Но он стоит. Гермиона вытирает глаза тыльной стороной ладони, убирая с лица застывшие слезы. Ветер дует ей в лицо, от чего становится совсем неприятно. — Ты лезла в мои дела. Просто хочу отплатить тебе тем же. Он стоит, сунув руки в карманы. Стоит так вальяжно и расслабленно, будто бы ничего вчера и не происходило. Будто бы это не он чуть не грохнулся в обморок вчера в коридоре. Удивительно, как быстро Малфой умеет собирать себя воедино. На губах застыла истинно малфоевская ухмылка. Взгляд скучающий, и это так похоже на него привычного. — Это моё место, Грейнджер. — Да ты что? — Гермиона вспыхивает от его слов моментально. Малфой явно наслаждается такой реакцией. — Я пришла сюда раньше, и, к тому же, у тебя нет никакого права здесь командовать… Он наклоняется к ней, и его глаза в этот момент сверкают в темноте: — У меня есть право на всё что угодно. И снова эта близость. Гермиона смотрит на него в ответ, не отстраняется, ощущает, как сердце в который раз куда-то падает. Предает её. Малфой переводит взгляд на её губы, смотрит внимательно, изучает, а после резко отстраняется, словно его что-то тащит за шиворот обратно. — Нашел, что искал? — голос Гермионы звучит неуверенно, Драко явно это замечает. — Да. Просто хотел убедиться, что ты всё такая же пресная, как и раньше. — У меня нет никакого желания выслушивать твои оскорбления, — Гермиона медленно встает со скамейки, ощущая как все внутри уже второй раз за вечер заполняет обида и злость. Прекрати так реагировать. Ты же видишь, что твоя реакция доставляет ему удовольствие. — Так проваливай, Грейнджер. Уйти сейчас — вновь проиграть. Она стоит напротив него. От напряжения между ними в воздухе сверкают молнии. Никто не собирается уступать. Вот бы незаметно достать палочку и кинуть в него каким-то заклинанием, чтобы стереть это самодовольство с его лица. Её рука тянется к карману, но Малфой замечает это движение. Дальше всё происходит так быстро, что Гермиона не замечает, как оказывается прижатой к дереву. — Ты, я, практически никакого пространства между нами. Не находишь это закономерностью? — она с вызовом вскидывает подбородок. Он держит её достаточно крепко, но боли это не причиняет. Тогда от чего внизу живота такое странное ощущение, тягучее, словно страх, но по факту что-то совсем иное. Малфой молчит. Ответить нечего. Лицо его перекосилось от злости. — Что, Малфой, не противно ли тебе прикасаться к грязнокровке? — Противно, — отвечает он, но что-то в его голосе меняется, отдает хрипотой. — Тогда отпусти, — хочется крикнуть, но, получается сказать лишь шепотом. Гермиона дергается, пытается отпихнуть его от себя, но Малфой лишь прижимает её ближе, буквально впечатываясь своим телом в неё. — Нет, — получается ещё тише, чем у неё. — Чтобы ты запустила в меня каким-нибудь заклятием? Как ни отвратительно это говорить, но ты в этом хороша. Что? Он что, сказал это вслух? Голос в голове пытается его остановить. Отойди от неё. Просто уйди. Будет хуже, если не сделаешь этого. Нет. Малфой снова чувствует в ней жизнь. Пытается насытиться ей, впитать её в себя. Почему в тебе так много этой энергии, Грейнджер? Откуда ты её берешь? Он наклоняется к ней ещё ближе. Что ты делаешь? Что? Ты совсем рехнулся? Он снова смотрит на её губы, тонкие, совершенно непривлекательные. Ловит себя на мысли, что хотел бы попробовать их на вкус и ужасается от этого желания. Слова уже подкатывают к глотке, хочется снова ударить её ими как можно больнее. — Гермиона! Голос Поттера не узнать невозможно. Где-то вдалеке свет от его волшебной палочки. Он ищет её. Из-за него ли ты плакала? Черт. Драко смотрит в глаза Грейнджер, видит, как резко меняется её лицо. Наконец-то. Страх. Что, Грейнджер, боишься, что Поттер увидит тебя со мной? Малфой отпускает её, ощущая стук собственного сердца где-то в районе горла. Она дышит слишком часто, глаза её направлены в сторону света. Да ну вас к черту. Тебя и твоего ненаглядного Поттера. Малфой молча разворачивается и идет в противоположную сторону, понимая, что если бы не Поттер, он, возможно, поцеловал бы её. Ощущает, как к горлу подкатывает невыносимая тошнота. Я хотел её поцеловать. Я хотел поцеловать грязнокровку. Драко ускоряет шаг, чтобы, не дай Мерлин, столкнуться с Золотым Мальчиком лично. И, наверное, впервые в жизни, чувствует к нему благодарность.