Electricity and smoke

I feel for you but when did you believe you were alone? Я понимаю тебя, но когда ты успел поверить, что одинок? You say that spiders crawled inside and made themselves a home, Ты говоришь, что пауки ползают внутри тебя и сделали себе дом там, Where light once was. Где когда-то был свет. Petrified of who you are and who you have become, Пораженный тем, кто ты есть и кем ты стал, You will hide from everyone, denying you need someone, Ты будешь скрываться от всех, отрицая то, что тебе кто-то нужен, To exterminate your bones. Для того, чтобы уничтожить свои кости. Friend, please — Twenty one pilots.

— А что вы видите на этой картинке? Здесь никогда не пахло медикаментами или медицинским спиртом, но удручающе белые стены нагоняли не то чтобы тоску, а патологическую неприязнь. В частности, этот кабинет с мягкой кушеткой, чьи пружины раз за разом врезались в мягкие ткани спины и обустраивались где-то между рёбрами, в согревающем тепле его тела. Чувство такое, будто ты в психушке — не хватает только решёток на окнах и орущих шизиков за стенами. Так ему всегда казалось, когда ожидание Доктора Сноу уже томило в душе мельчайшую ярость и пыталось усмирить жгучее желание закурить прямо в клинике. Но стоило этой женщине только появиться в её небольшом невинном кабинетике, пропитанным белизной и антисептическими взглядами на мир, от которых так и хотелось выблевать весь свой желудочный сок на мраморный кафель, эти мерзкие мысли мгновенно покидали голову и мучительно пытались улавить всеми фибрами лёгкий шлейф её французских духов. — Цветок, — Оливер даже не взглянул на «нелепую чёрную кляксу, которую показывают шизофреникам, чтобы прочитать их мысли». Или как их называла Доктор Сноу — тест Роршаха. — Мг, — она задумчиво хмыкнула и что-то чиркнула в своей тетрадочке, сразу же показывая следующее чернильное пятно. У Оливера блядская депрессия. Только вот он так не считает. «Просто тёмная полоса… Череда совпадений… Вот и всё!» Именно этими аргументами приходится объяснять тот факт своего постоянного нахождения дома, в постели, отсутствие аппетита, влекущего за собой гниение яблок в вазочке для фруктов и появлению плесени на последнем одиноком ржаном кусочке в хлебнице. А ещё Олли обзавёлся прекрасным увлекательным хобби: курить. Он выходит на холодный балкон, бледными исхудалыми руками подносит горькие тяжёлые мальборо к губам и обжигает холодный воздух огонёчком зажигалки. И курит. Гадко. Приятно. Это как глоток свежего воздуха для пропитанных смогом лёгких. Единственная отрада серых однотипных будней — пепельная дымка, что безмолвно, так гордо и «по-английски» растворяется в воздухе, сливается с угрюмым пасмурным небом над этим гниющим городом. И ещё Доктор Сноу. Он не помнит, каким ветром его занесло в эту клинику в кабинет психиатра, от вида которого чесались все внутренние органы. Он помнит лишь только растерянный взгляд неопытной женщины в тот момент, как она только взглянула на него. Сноу хватило всего одного взора, чтобы понять, что дело худо и остро, как кости Оливера, обтянутые тонкой бледно-умершей кожей. Поначалу он противился: огрызался, уходил от ответов или вовсе не отвечал на вопросы Кейтлин. Однако, раз за разом что-то заставляло его сюда возвращаться. И вот он снова здесь, на этой мягкой ватной кушетке, от которой после будут болеть рёбра, не пытается даже вникнуть в процесс, просто наслаждается её присутствием. А ведь она так упорно старается помочь вылечиться, уже не трясётся как осиновый лист и не переживает, просто выполняет свою работу. — Доктор Сноу… — Оливер выпалил это, даже не задумываясь, о чём собирается сказать. Она уставилась на него своими парализующими карими глазами, и тот вовсе запнулся, боясь даже вдохнуть наэлектризованный воздух. Кейтлин с минуту ожидала, но так и не получив заключения, поправила милые очки на своём крохотном картофельном носике. — Мистер Куинн, у вас какие-то проблемы? Оливер рывком подорвался со своего ложа и сел, напряжённо пытаясь сдержать свой секундный порыв беспричинной ярости и придумать оправдание такому роду своих поступков. Его голова слегка вскружилась от столь резких действий, сердце застучало где-то в глотке и желудок в очередной раз дал о себе знать. И всё же Куинн не мог понять, что сейчас происходит, поэтому его голос грубым резким басом разорвал устоявшуюся тишину маленького кабинета. — Доктор Сноу, я хожу к вам уже три месяца, а вы попрежнему продолжаете показывать мне странные картинки для психов и спрашивать, не хочу ли я вскрыть себе вены! Я не восьмиклассница, док! И я хочу жить нормальной жизнью, а не каждую неделю закупаться тоннами таблеток, которые вы мне прописали! Ведь я их даже не пью! И, я вам больше скажу, даже не собираюсь! — его гнев будто бы напугал бедную Кейти, что её прекрасное бледное личико вмиг покрылось ужасающим холодом. Оливер замялся, — П-простите, Доктор Сноу. Её ужас в секунду растворился, как тот сигаретный дым, и на его место пришло сострадание. Жалкое и противное сострадание женщины, понимающей, что у него не все шестерёнки в голове работают исправно. Куинна это даже как-то слегка оскорбило, но ослепляющий стыд всё ещё проявлял свою собственническую натуру и не хотел оставлять мужчину. — Присядьте, Мистер Куинн, — но он даже не шелохнулся, будто его парализовало каким-либо ядом или газом. — Доктор Сноу, я хочу, чтобы вы меня поняли. Возможно, я выгляжу как человек, которому нужна помощь, но, боюсь, что это не совсем та причина, по которой вы так часто видите меня у себя на приемах, — Оливер нервно сглотнул, чувствуя, как клокочет едва живое сердце, словно оно принадлежит не ему, а сопливому прыщавому старшекласснику-задроту, признающиемуся в своих преувеличенных драматизированных чувствах популярной девчонке из параллельного класса. Хотя… какая-то крошечная доля правды в этом всё же была. — Что вы имеете ввиду.? — краски настолько сгустились, что Куинн чуть ли не мог щупать мрачную атмосферу своими непослушными холодными пальцами, пожелтевшими от сигарет, едва вдыхая испугано-наэлектризованный воздух, который оседал на стенках трахей. Оливер урывками успевал замечать некую скованность Кейтлин: ладони скрещены в неприступный замок, плечи слегка дёргаются, а грудная клетка стала быстрее вздыматься, нервно учащая дыхание. Она глядела на него слегка по-детскому наивно, но при этом не теряла своего профессионализма. — Вы же психолог: поймёте сами. Я — открытая книга для вас, — для достоверности он раскинул руки в стороны, но в ту же секунду они мертвенно рухнули ближе к земле, столкнувшись с характерным шлепком о тело мужчины. По лицу Доктора Сноу быстрой тенью пробежала лёгкая паника и тут же скрылась за всё той же наигранной маской холода. — Я… — она сделала лёгкую томящую паузу, вдыхая как можно больше кислорода, словно не решаясь продолжать, —…вам не безразлична, Мистер Куинн? — Вы как всегда правы, док. И я, пожалуй, оставлю вас здесь пораскинуть мозгами. Кейтлин опомнилась лишь когда кабинет наполнился ярким лучистым белоснежным светом, который изгонял всю оставшуюся тьму и электричество с кончиков пальцев вслед на упорхавшим Оливером. Она снова нервно сглотнула, сняла тоненькую оправу своих очком с лица и задумчиво потёрла переносицу, всё глубже вдыхая, казалось, более свежий и холодный воздух.

***

— До свидания, Доктор Сноу, — произнесла вахтёрша, забирая ключ от кабинета у женщины и ожидая, пока та распишется в графике уходов. В ответ ей лишь кивнули, слегка улыбаясь. Очередной рабочий день закончен. Однотипный, скучный и утомляющий. Месяц прошёл. Этот чёртов Куинн не появлялся у неё месяц после своего. признания, что ли? Сомнения терзали Кейт, словно голодные лысые грифы, не оставляя за собой даже костей. И она чувствовала это опустошение, нарастающее с каждым днём, словно снежный ком, бесконечно катящийся с горы. Какая ирония! Даже со своим психологическим образованием, она не может помочь себе. Самой себя жалко, самой от себя противно. Кейтлин поправляет шарф и застёгивает последнюю пуговицу на пальто, когда выходит на улицу и жгучий холод заставляет её пошатнуться. Ветра нет, но с неба, словно кружась в завороженном вальсе, одна за одной падают хрупкие белые танцовщицы, однако стоит им достичь земли — они погибают. И их посмертные крики заглушают шум машин и разговоры людей. Первый снег. Настоящий, белый, с небольшими суицидальными наклонностями. Несколько снежинок падают на голые ладони Кейт и с секунду не тают, пытаются жить, но по итогу доктор стряхивает руки от капелек воды. Она тяжело вдохнула воздух, казалось бы, как тогда, пропитанный электрическими разрядами, когда уловила лёгкое движение сбоку. Дым. Сигаретный, тяжёлый, противный дым. В стиле Мистера… — Здравствуйте, Доктор Сноу! Давно не виделись! Как поживаете? Оливер курил в пару метров от неё, иногда дрожащими руками стряхивая пепел, но позже пряча их в карманы тонкой куртки, чтобы не так мерзли. Он ещё больше похудел и побледнел. Казалось, будто это не человек, а бутафорский скелет, обтянутый старой выцветшей кожей. И глаза. Красные, налитые вишневым соком, но не от ярости или слез. Кейтлин оглядела его и прикрыла губы рукой, чтобы предотвратить накапливающиеся слёзы и прогнать ком из горла, что мешал вдохнуть поглубже, ровно устоять на ногах и здраво мыслить. Но оценивать ситуацию женщина уже не могла, она поддалась моменту, эмоциям, что накопились у неё за столь долгое время. Не отдавая себе отчёта, Кейт полетела, унесённая несуществующим ветром, прямиком к Оливеру, обхватила его тонкое, но всё ещё крепкое тело и вжалась, словно напуганный оленёнок. Куинн растерялся, не совсем понимая, что же сейчас происходит и как он вообще здесь оказался? Черт, даже месяца не протянул, смазливая влюблённая тряпка. Но, почему Доктор Сноу его обнимает? Он видел ошарашенное и тревожное лицо, когда окликнул её. Зачем он это сделал? Зачем снова приперся сюда? Чёртов эгоист. Ты хотя бы подумал о её чувствах? О её переживаниях? А вдруг, у неё вообще есть парень? Или муж? А ты взял и пришёл сюда не ради неё, а ради себя. Идиот. Идиот! Давай быстро заканчивай эту дешёвую драму и уходи! Но Оливер не послушался внутреннего голоса и, выкинув окурок в какие-то кусты, обнял Кейтлин в ответ, прижимая её ближе к себе, насколько это было возможно тонкими бледными обессиленными руками. Он тоже поддался моменту, тоже захвачен в плен эмоциями. Куинн чувствовал, как что-то нервно подергивается у него внутри, оголяя на лице лёгкую ухмылку. Счастье? Возможно. Возможно, наконец-то оно засело тёплым кошачьим комочком у него в груди и ни за что оттуда не выберется больше никогда. А всё благодаря Доктору Сноу.