Зеркало снов

      Нацуме уже которую ночь просыпается от того, что воздуха в лёгких катастрофически не хватает, а сердце сжимается так, что кажется, ещё чуть-чуть — и оно взорвётся. В комнате темно, а тело охватывает озноб. Призрачная тишина разрывается на куски, а невыносимо громкий стук последних дождевых капель кажется предсмертной картечью.       Лицо, глядящее с поверхности воды, что Такаши видит в снах, повергает его в пучину ужаса. Глядя себе под ноги, он встречается взглядом с чужими светло-карими глазами, которые выворачивают душу наизнанку. Этот взгляд манит, зовёт, и Нацуме не решается закрыть глаза — будет только хуже, подсказывает шестое чувство. Вместо рта незваного ночного гостя — рваная дыра, из которой вырываются хрипы и проклятья. Эти уста шепчут слова погибели.       Его погибели.       — Что, опять кошмар приснился? — недовольно бурчит Нянко-сенсей, лениво семеня поближе к мальчишке. — Так и поседеть с тобой недолго.       Нацуме не может вымолвить ни слова. Язык не слушается его, а горло будто передавили толстой верёвкой. В темноте ему мерещатся эти хищные светло-карие глаза и острые зубы. Ещё немного — и они вонзятся в его плоть, разрывая, поедая, а длинный чёрный язык слижет с пола кровь.       Он не помнит, когда всё это началось: два дня назад или месяц. Просто в одну летнюю, душную ночь Нацуме вдруг резко подскочил на футоне, отчего мирно спящий Мадара у него на груди грузно упал на пол. Тогда Такаши проворочался в постели до самого утра, так и не сомкнув глаз, и лишь завистливо поглядывал на кота, который дрых без задних ног.       Но теперь всё по-другому: Нянко-сенсей как никогда участлив и всегда расспрашивает его, утешает, говорит без умолку, лишь бы отвлечь. Просто однажды, проснувшись, Нацуме начал неистово хохотать, лишь каким-то чудом не перебудив спящий дом. Сколько бы он не пытался вспомнить, что именно ему приснилось, это оставалось тайной за семью печатями.       Мадара вновь недовольно вздыхает.       — Опять всё с начала, — тяжело сопит он и садится на постели. — Отлегло хоть?       Нацуме, крепко стиснув зубы, судорожно выдыхает и неуверенно кивает. Эти нечеловеческие глаза будто смотрят на него изнутри.       — Снова тот ёкай? — интересуется Нянко-сенсей, хотя заранее знает ответ.       — Да, — хрипло выдыхает Такаши и обессиленно откидывается на подушку. — Смотрит на меня так пристально, что я и вздохнуть не могу. Да ещё и эта вода…       Тихо тикают часы на стене, разбавляя перестук капель, что стекают по водостоку. Нацуме немигающим взором глядит в потолок, а Нянко-сенсей, поёрзав на футоне, сворачивается в клубок и, закрыв один глаз, устало говорит:       — Ладно, спи давай, а то вон какой бледный, — недовольство так и сквозит в его тоне, но Такаши слышит ещё кое-что — беспокойство.       За последние дни Нацуме сильно похудел, под глазами пролегли тёмные синяки, да и аппетит сошёл на нет, отчего Токо-сан и Шигеру-сан сильно обеспокоились, даже предлагали сходить в больницу, но Такаши отказался. Всё равно не поможет.       Остаётся лишь тяжело вздохнуть, который раз смиряясь с тем, что теперь в снах его поджидает монстр с встрёпанными светлыми волосами и мертвенно-бледной кожей.       На другой день Нацуме ещё бледнее, чем обычно. Токо-сан смотрит всё обеспокоенней, старается разговорить, но Такаши в ответ вежливо улыбается.       — Ничего страшного, — неловко покачнувшись от усталости, он продолжает тянуть в неестественной улыбке губы.       Вот только морщинка между бровей у этой доброй женщины куда глубже, чем неделю назад, а взгляд до того сочувствующий, что у Нацуме что-то сжимается в груди. Так смотрят люди, которые не знают, как помочь, но жаждут этого всем сердцем.       Этой ночью кошмар накрывает Нацуме с головой. Он тонет в гнилостной, источающей смрад воде, а перед глазами — все то же лицо. Оно улыбается клыкастым ртом, тянет крючковатые пальцы к его горлу, которые сжимаются на шее мёртвой хваткой. Нацуме чувствует, что задыхается. Ещё чуть-чуть — и он точно умрёт, захлебнётся в собственном ужасе и этой удивительно спокойной чёрной воде.       — Ничего страшного… — шепчет уродливая тварь, сжимает его плечи в стальные объятия, отчего хрустят кости.       Такаши зажимает уши руками, лишь бы не слышать. Он даже готов выколоть себе глаза, только пусть эти кристально-чистые глаза исчезнут, растворятся во мгле.       Нацуме просыпается от того, что кто-то отчаянно тормошит его за плечо. Глаза почему-то не хотят открываться, будто веки зашили прочной тёмной нитью. Будто сквозь толщу воды Нацуме слышит обеспокоенный голос Нянко-сенсея:       — Эй, ты, глупый мальчишка! — кот орёт в самое ухо, но звуки напоминают расплывчатое, нечёткое эхо. — Просыпайся, иначе я тебя съем!       Нацуме хочется рассмеяться — забота Мадары приятно греет сердце — но вот только неприятные, болезненные спазмы сжимают горло, и наружу вырываются лишь полузадушенные всхлипы. Перед глазами рябит, но гладь воды всё также спокойна, а в ней отражается изуродованное лицо.       — Нянко-сенсей… — наконец разлепляет глаза Такаши и дрожащими руками обхватывает толстого кота и притягивает к себе. — Так страшно…       Мадара в ответ молчит. Не пытается пошутить, как обычно, не бурчит недовольно на «несносного мальчишку, от которого одни проблемы, да и вообще его пора съесть». Это молчание пугает Нацуме едва ли не больше, чем ночной кошмар.       — Нянко-сенсей?.. — неуверенно зовёт Такаши, приподнимаясь на локте.       В темноте поблёскивают зелёные глаза. За окном протяжно воет ветер, и Такаши мимоходом думает, что именно такой голос у той твари из сна. Ветки деревьев скребутся в окно, а бессмысленные узоры из листьев вдруг приобретают очертания лиц, что смотрят на него пустыми глазницами. После недолгого молчания, которое Нацуме показалось вечностью, Мадара вдруг задумчиво говорит:       — Видимо, к тебе прицепился слишком настырный дух, — тяжёлый вздох и едва заметная тревога в глазах. — Пока ты не поговоришь с ним, не отстанет. Конечно, он может попытаться затянуть тебя в загробный мир, но я этого не позволю. Встреться с ним и не бойся: я буду рядом.       В области груди разливается приятное тепло, а слова «я буду рядом» буквально окрыляют его и несут к свету. Вот только ему предстоит окунуться во тьму.       — Но если… — заикается Нацуме, но Мадара резко перебивает его:       — Такими темпами ты точно отправишься к праотцам, — замечает кот, усаживаясь поудобнее на футоне. — Я до сих пор в шоке, как ты умудрился продержаться целый месяц. Но ты уже на пределе — малейшее промедление, и твоё тело точно не выдержит. И тогда ёкаи, чьи имена записаны в Тетради, станут моими рабами! — Нянко-сенсей старается добавить в голос побольше самодовольства, вот только на сердце скребутся кошки.       Если Такаши не справится, то водная гладь поглотит его, утащит на самое дно, и Нацуме будет обречён на вечный кошмар. Но ведь Мадара не просто так здесь, верно? Вот только червячок сомнения всё ещё вгрызается в сердце острым клинком.       — Засыпай, — строго приказывает кот и укладывается у Нацуме на груди. — Если что, просто позови меня, и я приду.       Только позови. Не бросай.       Поколебавшись, Такаши нехотя закрывает глаза, мельком поглядывая на часы: всего второй час ночи. Обычно оставшееся время он ворочается в постели и лишь под утро засыпает. Так больно и страшно вновь засыпать, зная, что поджидает его в темноте. Только обнадёживающая тяжесть на груди не даёт отчаяться и толкает ступить в объятия тьмы.       Сон встречает Нацуме снопом разноцветных искр, скользящих по умиротворённой, мёртвой глади воды. Такаши сглатывает ком в горле. Вперёд. Шаг, ещё один, третий. Тварь стоит к нему спиной. Прохладный ветер колышет её спутанные волосы, а потрёпанное кимоно неопределённого цвета, кажется, вот-вот обратится в пыль.       — Пришёл-таки, — прошелестело чудовище, взмахнув истрёпанным рукавом. — Не ожидала. Кот заставил?       Нацуме держится из последних сил. Хочется кричать, звать Нянко-сенсея, пока не заболит горло, пока голос не превратится в тихий сип, но зато видеть его рядом с собой. Знать, что не один.       Тварь оборачиваться не спешит. Будто делает одолжение дрожащему от ужаса школьнику. Даёт отсрочку.       — Всё же людские страхи весьма странные, — бросает монстр во мглу, и вода покрывается мелкой рябью. — Пойдём.       Тьма под ногами становится землёй. Рядом с озером растут кипарисы, тихо шуршащие от дуновений лёгкого, почти невесомого ветерка. Страх постепенно стихает, и Такаши делает робкий шаг навстречу. Тварь по-прежнему стоит к нему спиной, а под её ногами — смиренная вода. Перешёптывается трава, подгоняет, зовёт, а слова Мадары звучат всё более отчётливей.       Не бойся. Я буду рядом.       Такаши ускоряет шаг, но перед кромкой воды останавливается, не решаясь зайти в эту чёрную, зловонную воду. Не решается поднять взгляд, предпочитая видеть вместо своего отражения лишь цветные разводы. Так легче. Ничего не видеть.       — Иди сюда, — зовёт чудовище, призывно махнув рукой. — Не беспокойся — вода не причинит тебе вреда.       Крепко зажмурившись, Нацуме делает маленький шажок вперёд. Вода покрывается расходящимися кругами, но вопреки ожиданиям Такаши не тонет, а вполне твёрдо стоит на зыбкой поверхности. Это ощущение настолько странное, что Нацуме даже не знает, боится ли он. В одно мгновение мир будто переворачивается с ног на голову, необъятный ужас обращается в смятение, а угольно-чёрная вода неожиданно светлеет. На синей поверхности расцветают лилиями далёкие звёзды. Такаши непонимающе моргает и наконец решается поднять взгляд на чудовище.       — Нет смысла меня бояться, — шепчет тварь, и вместо лохмотьев на ней появляется опрятная школьная форма. — Ты не один.       Нацуме чуть вздрагивает под весом тяжёлого кота, что вальяжно уселся у него на плече. В его глазах больше нет беспокойства, наоборот, тоскливое умиротворение расцвело на толстой мордочке. Мадара, задрав нос, недовольно фыркает.       — Нашёл, кого бояться, — небрежно бросает он и отряхивается, сбрасывая с себя груз забот. — Спрашивается, из-за чего я ночами не спал?..       Такаши в удивлении вскидывает голову. Но твари не видно. Лишь звёзды мерцают на сонной глади озера. Из водного зеркала на него смотрят ясные карие глаза, длинные русые волосы нежно колышет летний ветерок, а вместо мертвенно-бледной кожи — вполне естественный телесный оттенок. На губах девушки играет беззлобная насмешка.       — Не думала, что мой внук такой трус, — с ноткой недовольства говорит она, подперев голову рукой. — Все страхи — только в твоей душе. Им нет места в реальности. Уймись ты уже наконец.       Поражённо замерев, Такаши устремляется к такому прекрасному, чуть нахальному отражению, старается дотянуться, но на пальцах лишь прохладная вода. Нянко-сенсей перекочёвывает на колени и исподлобья смотрит на глупого мальчишку. Ждёт.       — Ты… Ты ведь моя бабушка, Нацуме Рейко? — от переизбытка чувств Такаши начинает заикаться и старается просочиться сквозь зеркало в своих снах, но снова ничего не выходит.       Рейко всё так же сидит по ту сторону воды и молчит. Это вязкое молчание заставляет сердце зайтись в безудержном вальсе, стараться найти отклик, вот только чужое сердце давно мертво. Уже остановилось много-много лет назад. Мадара смотрит на мальчишку сочувственно — уже знает, что последует за встречей.       Над водой появляются светлячки. Их мягкий, ровный свет напоминает слёзы звёзд, и Такаши едва удерживается от того, чтобы не заплакать. На сердце так тепло и хорошо, что даже больно с непривычки. И расставаться совсем не хочется — впереди его ждёт всё та же пустота.       — Не уходи, останься… — просит Нацуме жалобно, на что Рейко лишь качает головой.       Они находятся по разные стороны жизни. Пытаться пересечь границу — слишком глупо. Она и так вышла за рамки дозволенного.       — Я лишь хотела подбодрить своего нерадивого, глупого внука, — весело говорит Рейко и взмахивает рукой. — Ничего страшного не случится.       Такаши запоздало понимает, что это — прощание. Вода покрывается рябью от слёз. Так и хочется крикнуть: «Забери меня с собой». Но в ответ он услышит лишь отказ. Не время.       — Этот жирный кот всегда будет с тобой, — Рейко показывает кончик языка надувшемуся Мадаре. — Не нужно бояться ёкаев.       Лицо с поверхности воды тепло улыбается. Вязкая, тягучая тьма поглощает светлячков, ветер, кипарисы. Ту единственную родную фигуру, покрывшуюся разводами. Такаши отчаянно цепляется за воздух, не желая уходить, но неведомая сила тянет его назад, в реальность.       Нацуме просыпается со слезами на глазах. Сердцу привычно больно и одиноко, и только Нянко-сенсей, заботливо поглаживающий по голове мохнатой лапой, дарит тепло. Зарывшись в одеяло, Такаши прижимает к себе кота, цепляясь за него столь отчаянно, будто от этого зависит его жизнь. В ушах до сих пор отголосками играет звонкий голос и утешительные слова, что рассеивают мрачную тьму.       Не бойся. Я рядом.