Ночь дня вызова Шеогората

— Тиха Сиродильская ночь. Сияют звёзды в небесах. И в этой лесной тишине МНЕ ДАЛ ПО БАШКЕ АТРОНАХ! Больно, кстати! Облачённая в тёмный «чтоб загадочнее было» капюшон женская аргонианская фигура с длинным трёхцветным хвостом улепётывала от грозового атронаха. А ведь полчаса назад он никого не трогал, тихо-мирно собирал травку возле святилища Шеогората и наслаждался своей размеренной не-жизнью, как вдруг раздался вопль «Глянь, чо могу!», и ему аккурат пониже спины прилетел электрический разряд. С тех самых пор и бегала загадочная фигура в тёмном балахоне вокруг святилища Шеогората, на ходу издавая загадочные вопли, сочиняя стихи, распевая песни, размышляя о детерминации преступности в Сиродиле и делая что угодно, только не сражаясь. Наконец, грозовой атронах исчез. Потому что в Обливионе поспокойнее будет. Ну, или по другой причине, выяснять некогда: надо готовиться к вызову Шеогората. В конце концов, этой ночью наступил второй день Восхода солнца! — Осмелюсь предположить, что ничего не произойдёт, — мужчина, без хвоста и аргонианского акцента, но также в чёрной одежде, скептически хмыкнул, — и я до сих пор не могу поверить в то, что нахожусь сейчас здесь. Это… безумие! — То есть, ты считаешь, что если положить к алтарю пряжу, салат-латук, камень душ, катану, а заодно половину помойки из моих карманов, то ничего не произойдёт? А спорим, нет? Ну, то есть, да. То есть, Шеогорат придёт сюда, с ваббаждеком и курами, и мы устроим такую вечеринку, что моя бабуля-ассасин в Чернотопье будет просто в шоке! Я же рассказывала тебе про бабулю? — Шестнадцать тысяч девятьсот восемьдесят семь раз, — флегматично отозвался мужчина, доставая из кармана золотые часы на цепочке. Три часа ночи. До рассвета ещё далеко... — Короче, спорим! Порыв ветра сорвал с головы аргонианки капюшон, лишая образ загадочности, но ей было не до этого: стоя лицом к алтарю, она решала важный вопрос: какой камень душ положить? «Большой — мне самой надо, а крохотный — стыдно, подумает ещё, что нищебродка какая-то. Правда, я она самая и есть, так как в кармане всего пятнадцать золотых. Но ведь три часа назад их было полторы тысячи, но потом я зашла в магазин... А, неважно. Кстати, когда Шеогорат придёт, надо будет поинтересоваться: какой минимальный порог бедности в Сиродиле? Пятнадцать монет — это ещё нищеброд или уже ничего так? А если ещё и катана есть? И даже какая-то еда! И даже ещё не воняющая! Не то, что сапоги, если их снять... Наверное, не стоит снимать при Шеогорате сапоги. Хотя, если у меня зачешется щиколотка, как в ту ночь, когда скончался император... Так, стоп. То, что я сняла башмаки спустя месяц непрерывной носки, и то, что император скончался — не взаимосвязано! Его убили странные дядьки! Не мои башмаки, а злые странные дядьки! Надо будет рассказать об этом сиродильской страже». ... Над полями, реками, лесами, раздирающими окровавленную человеческую тушу ограми, светило яркое утреннее солнце. Золотые часы показывали семь утра. Мужчина сидел, прислонившись спиной к статуе Шеогората, и читал Путиводитель по Сиродилу. Аргонианка декламировала поэмы собственного сочинения, а три тролля, два минотавра, шесть волков и четыре мародёра бежали прочь с хлещущей из ушей кровью. Так прошло ещё четыре часа. — Слушай, а Шеогорат не обидится, если заметит, что у него салат покусанный? Вкусный салат, кстати. Сюда бы немного соли ещё... Может, прямо на алтарь посыпать? В инструкции по вызову ничего про это не сказано, но так же вкуснее. ... На алтарь Шеогората было высыпано полбанки соли. Случайно. А тем временем прошло ещё четыре часа... — Слушай, у меня идея. Давай из салата сделаем салат! Сейчас покрошу помидорчиков, капусты, маслица ещё добавлю... — Советую хотя бы взять тарелку, — выдохнул мужчина, который уже успел посчитать до миллиона и теперь считал обратно, прикрыв глаза. А тем временем его спутница забыла про салат и носилась с катаной за мародёром, проводя какой-то cоциологический опрос. Вечером начало холодать. Из пещер один за другим выбирались разные жуткие существа, однако самое жуткое вскарабкалось на плечо статуи Шеогората и распевало оттуда гимн Аргонии на эльфийском языке. Где-то неподалёку глухой от рождения тролль вдруг обрёл слух и тут же скончался. Так прошло ещё три кошмарных часа, наполненных пением и свежими поэтическими изысканиями, услышав которые оживлённые некромантами зомби закопались обратно под землю. А тем временем стало совсем темно. — Слушай, а давай шашлычок пожарим? Тут медведь сдох неподалёку, сам сдох, честное аргонианское. Уж на шашлык-то Шеогорат по-любому придёт! Он же не псих — пропускать шашлыки! — Он не придёт, — дождавшись, когда его спутница набьёт полный рот свежепрожаренным мясом и начнёт жевать, мужчина заговорил, чуть быстрее, чем обычно, пользуясь чудесными мгновениями молчания, — во-первых, второй день Восхода солнца был позавчера, а во-вторых, — мужчина устало провёл ладонью по лбу, — вы и есть Шеогорат, мой лорд. И вам следовало бы заняться делами в своём царстве и не позволять больше ледяным атронахам бить вас сосулькой по голове. Это дурно влияет на вашу память. Что до меня — думаю, я потратил непозволительно много времени здесь с вами и вынужден вернуться на Дрожащие острова. Чего и вам советую, — закончив говорить, Хаскилл исчез, и на некоторое время на поляне воцарилась абсолютная тишина. Внезапно аргонианка с силой хлопнула себя по лбу. — Так вот что я забыла!! А то хлеба купить, хлеба купить. Хлеб я в прошлом месяце ещё покупала, как с Дрожащих островов вышла, так сразу и купила, только забыла его где-то. Вряд ли, конечно, вон в той тёмной пещере, но вдруг там он тоже есть? Пойду, спрошу у местных! ... Наступила полночь, и гонимая северным ветром тяжёлая туча закрыла собой полумесяц. В Сиродиле стало ещё холоднее, но только не шестнадцатилетней аргонианке, отбивающейся в кромешной темноте от трёх привидений. Ведь разве можно было вообще предположить, что в тёмной пещере может случиться что-то подобное? Для этого точно надо быть полным психом! ... Или всё-таки нет?