Чертоги Казад-Дума

♦♦♦♦♦

Сквозь звероподобные стенания гор пробивались леденящие кровь военные кличи драконов. Восставшие из забвения, они готовились напомнить вселенной о забытом за века покоя и мира всесокрушающем могуществе Властелинов Белерианда. Ходящие ходуном стены дрожали. С высокого потолка и хитроумных многоярусных подпорок сыпалась каменная крошка. Миниа, всем телом ощущая проходящие по Хадходронду вибрации возрождения, широко улыбнулся. Мория, утопая в нескончаемых накатах летучей армии Ангбанда, пробуждалась после многовекового сна. Правда, никто из старых знакомых не разделял с эльфом волнительных чувств. Разбушевавшееся море орков наполнилось протяжными криками, трусоватыми и яростными. Чернокровые, собранные в тронном зале, испуганно топтались на месте, бросая ненавистные взгляды на невозмутимую Анаэль. Бессмертная, стоя подле престола Дурина, оглядывала свое войско равнодушным взглядом глубоких синих глаз. Краешки губ ангбандской целительницы растягивала едва заметная улыбка. Словно сошедший с небес дух, ниспосланный судьбой для спасения, она походила на нежный цветок о белых лепестках. Утонченная и преисполненная таинственной силой, Анаэль светилась изнутри, подобно шкодливому лучику света, пробившемуся сквозь свинцовые тучи к грешной земле. Миниа, глянув на нее, и сам успокоился. Душа, подхватившая ноту общего смятения и страха, уверилась в твердости будущего. И перестал быть страшен тягостный гогот, пронзавший горы, ибо крепнущее сознание вконец убедилось, что драконий рев – лишь дружественный возглас прилетевших с Севера повелителей огня. При всем том бывшие собратья продолжали бесноваться, нарушая ровный строй шеренг. Нарастающая паника чумой передавалась от одного орка другому, мелькая в светлых глазах серокожих воинов слепящими бликами. Гномы, смиренно дожидавшиеся возвращения своего Короля перед троном всех морийских владык, чаще прочего начали поглядывать на лежавшее у ног Анаэль оружие. Азог, заметив непокорность своих подчиненных, принялся громогласно выкрикивать угрозы. Старшая госпожа, втайне от своей армии проникнувшая в Казад-Дум, недвижимо лежала на полу, прикрыв веки. Казалось бы, сам воздух постепенно накалялся от воцарившегося в зале беспорядка. Но никто из Миас не пытался усмирить толпу, погрязшую в омуте замешательства, и вновь рожденный Авари решил просто довериться опыту тех, кто некогда вел за спинами армии обреченных на смерть. Как выяснилось немногим позже, проявленное терпение не было напрасным: когда волнения в свирепствующей толпе начали походить на набирающий обороты шторм, а крики, вырывающиеся из оскаленных пастей, стали звучать особенно грозно, в престольный зал вернулся Талрис. Величественно вышагивающий вперед по каменному коридору, он нес в обеих руках черный клинок, источающий кроваво-красное сияние. За ним, хромая и спотыкаясь, будто избитый пес, семенил Король-под-Горой. Пепельно-серый, весь мокрый и хмурый, Торин Дубощит часто моргал и старался не отставать от своего провожатого. Сын Мелькора, однако, даже не думал сбавлять темп ходьбы – летящий над отшлифованным камнем духом тьмы и разрушений, Миас направлялся прямиком к своей сестре. Сам излучающий силу и могущество, Талрис триумфально улыбался. — Замолкните, — заприметив брата, Анаэль, наконец, сменила позу. Повелительно шагнув вперед, она сделала короткий пасс рукой и голос ее, многократно усилившийся, грозовым ветром прокатился по широкому холлу. Орки, устрашившись гнева новой повелительницы, мгновенно обратили к ней трепетные, надрывные взгляды. Трусливое племя склонилось пред своими владыками, даже не осознавая всего их величия. Пришедшие из тьмы давно позабытой эпохи, наследники Белерианда господствовали над своим воинством и упрочивали его, внушая каждой душе кровожадного народа первобытный ужас. Одного слова чародейки хватило, чтобы переполненный зал сковала тишина. Этого же слова было достаточно, чтобы понять, кому теперь принадлежала чернокровая армия Казад-Дума. Благоговея, Миниа почтенно склонил голову. В дрожании наблюдая за немым разговором Талриса и Анаэль, вновь рожденный Авари дожидался желанной развязки. Брат Красной Колдуньи, подойдя к младшей сестре, на вытянутых руках преподнес последней Гуртанг. Облеченный рдяной вуалью, клинок заполнял воздух тревожным звоном. Лезвие, скованное и заточенное магией наследников Железной Короны, пело в истоме – черный металл, так давно захороненный в старом склепе, впивался в живую плоть одного из Миас. Испивая священную кровь сына Вала Мелько, прекрасное оружие впитывало в себя свет, пожирая пляшущие лучики факелов. Талрис, как будто не замечая режущей боли в ладонях, крепко держал сверкающее языками огня лезвие. Анаэль, опустив взгляд к клинку, коротко кивнула, удовлетворенная тем, что произошло вдали от глаз присутствующих. Тайное колдовство сделало свое дело. — Свершилось, — протянула чародейка томным голосом на черном наречье. Откинув непослушные пряди с лица, вскинула вверх остренький подбородок. Осторожно перехватив заветный меч из рук своего брата, развернула легкий стан в сторону морийского трона. Плавно перенося вес с ноги на ногу, Анаэль легко взлетела вверх по низкому лестничному маршу. Полы ее платья расползались вслед веерами кудрявых складок. Оказавшись прямо у престола Казад-Дума, златовласая дочь Мелькора почтенно склонила одно колено у трона. Приподняв Гуртанг над опущенной головой, отточенным до совершенства движением положила клинок на каменные подлокотники старого престола. Безмолвие, повисшее в зале, стало плотным и ядовитым. Тысячи пар глаз наблюдали за действиями принцессы Дор-Даэделота. Тысячи затаенных вдохов дожидались момента общей победы. Не смея произнести и звука, Миниа бросил кроткий взгляд в сторону того, кто сыграл главную роль в игре высших сил. Сокрытый неясными тенями, с опущенной головой и сгорбленной спиной, стоял поодаль поверженный Король-под-Горой. Поступившийся святыми идеалами, забывший о гордости и чести, он молчаливо принял на себя удар со стороны Миас. Стоя на коленях и нетвердо упершись руками в пол, Торин Дубощит глядел на старшую госпожу взором взволнованным и нежным. На его лице не читалось ни паники, ни сожаления – казалось, что своевольный потомок Дурина испытывает только глубокую, несравнимую ни с чем печаль. Отважный гном не обращал внимания на боль в теле, разрывающую кости и мышцы в клочья. Он даже не пытался уследить за тем, что творится за спиной. Все внимание Короля Эребора было сосредоточено на растерянных друзьях и той девушке, на судьбе которой было написано стать предводителем мятежных сил возрождающегося Темного Королевства. «Каков характер, — с восторгом помыслил Авари. Облизав губы, сцепил пальцы рук в крепкий замок. — Ни тени сомнений, никаких колебаний или раздумий. Этот сын Махала достоин не только похвал, но и стороннего почитания. Глупы и бессмысленны толки о скряжничестве и алчности гномьих господ. Эти рудокопы и литейных дел мастера воистину обладают духом чистым и сильным. А иначе разве смог бы Торин отказаться от боя во имя своего правого дела? Разве сумел бы этот маленький подгорный житель забыть о потерянном доме ради спасения своих соратников?». Миниа моргнул. Испытывая неприятную горечь, разливающуюся в груди, вновь посмотрел на свою хозяйку. Принцесса ангбандская, лежа недвижимо у ног Азога, вроде и вовсе не примечала мучений тех, с кем ей пришлось так долго путешествовать и сражаться. К сожалению, вновь рожденного Авари дети Мелькора не удосужились посвятить в свои планы. Стоя рядом с чернокровыми сородичами, эльф понятия не имел, каких сюрпризов следует ожидать в следующую минуту. Лишенный знания, он на миг подверг сомнению ту тактику, которой придерживались великие господа. Своим новым, чистым сердцем бессмертный провожал каждую уходящую в небытие секунду с жуткой болью и состраданием. Сопереживая несчастным гномам, загнанным в ловушку, жалея своих братьев и ужасаясь их участи, Миниа впервые за долгие годы ощутил нечто, крайне похожее на разочарование. «С ними ничего не произойдет, храбрец, — тихий шепот между висков возвестил о том, что близится момент истины. Бессмертный, вздрогнув, всей своей сущностью обратился к Красной Колдунье. Проницательный взор впился в бледное лицо старшей дочери Мелькора. Алые губы девушки, дрогнув, растянулись в улыбке. — Они все еще находятся под моей защитой. Запомни, Миниа – мы всегда держим свое слово. Я обещала надеть на голову Короля-под-Горой корону. Я свое обещание выполню. Не жалей смелый народец. Они не нуждаются в сочувствии». Авари сглотнул. Коротко кивнув, дал понять своей хозяйке, что готов вверить ей не только свою жизнь, но и свою бессмертную душу. Увидев, как хмурый взор восхитительной чародейки изнутри возгорается угольным биением, вновь рожденный Кинн-Лаи начал боком продвигаться к своему отцу. Хотелось как можно ближе подойти к принцессе ангбандской. Преодолев столь долгий и утомительный путь к своей судьбе, Миниа теперь и не мыслил себя вдали от защитников Дор-Даэделота. Бесшумно ступая по блестящему полу, эльф остановился за спиной Азога. Сокрытый мраком, воин Авари покорно сложил руки на подвешенном к поясу мече, готовый в любой момент впустить оружие в дело. Предлога для кровопролития долго ждать не пришлось. — Вы закончили со своими делами? — злобный рык Азога разбил тишину на сотни режущих осколков. Уставший ждать, он раздраженно рыкнул на своих хозяев. Оскалив зубы, со всего маху пнул Ниар в поясницу. — Если да, то расплатитесь со мной сейчас же. Кое-кто обещал мне голову Короля-под-Горой. И вот он в моем царстве. Но голову свою все еще несет на плечах. Анаэль и Талрис, погруженные в свои думы, подняли удивленные взгляды к Азогу. Несколько секунд взвешивая требование белого орка, одновременно улыбнулись, не скрывая испытываемого восторга. Предмет незатейливой беседы заинтересовал не только Миас, но и онемевших гномов. Сам же Король-под-Горой, уже нашедший в себе силы подняться на ноги, никак не отреагировал на заявление своего заклятого врага. Угрюмо глядящий на гору оружия поблизости, Дубощит сжал могучие ладони в кулаки. — Ну, уж если мы обещали тебе его голову, значит, ты получишь ее, — Талрис, хищно облизав губы, ступил навстречу Азогу. Пылая темными глазами, чародей прищурился. Широкоплечий, статный, он жестом предложил своему строптивому подневольному подойти к молодому потомку Дурина. — Сходи и возьми то, что положено, Азог. Если сумеешь, конечно же. Озадаченно выпучив глаза, гундабадец огляделся по сторонам, намереваясь подозвать к себе своих верноподданных. Уруки, ближе других стоявшие к морийскому повелителю чернокровых, оробело попятились назад. Осознав, что помощи дожидаться не от кого, Азог яростно шикнул на Красную Колдунью и, переступив через волшебницу, размашистым шагом направился к Королю-под-Горой. Торин, совершенно безоружный, лишь упрямо приподнял вверх подбородок. Гундабадец, прочитав на лице ненавистного противника вызов, бросил наземь цепь, сковывающую старшую дочь Мелькора. Готовое к убийству оружие урук приподнял в резком рывке – обрубленная культя вспорхнула вверх, искрящийся металл пропел звонкую песенку. — Раз вы предоставляете мне такую честь, не смею от нее отказаться, — брызжа слюной, Азог подскочил к недвижному гному. Молниеносно охватив серой лапой шею эреборца, подъял несчастного, словно тряпичную куклу. Торин, не особо противясь животной хватке урука, невозмутимо встретил испепеляющий взгляд гундабадца. Синие глаза Короля-под-Горой сверкали в играющем свете искрящихся факелов. — Ибо я ожидал дня отмщения чрезмерно давно, чтобы теперь терпеть даже пару лишних секунд… Миниа подался всем телом вперед, уже решив остановить отца. Перебарывая накатывающее на него отвращение, бессмертный с удивительной легкостью для себя решил, что не станет даже пытаться обратить Азога в новую веру. Текущая по венам кровь эльфа оказалась холоднее, чем кровь орка – без каких-либо сомнений вновь рожденный Авари готовился пронзить ближайшего родственника мастерски закаленной сталью. Уже обхватив длинными пальцами рукоять меча, Миниа замер. Пронизывающий взгляд бессмертного вцепился в силуэт хозяйки, встающей с пола. Позванивая тяжелой цепью, Ниар пыталась подняться на ноги. Решив, что во вмешательстве нет никакого смысла, воин Кинн-Лаи с блаженством и волнением уступил право быстрых действий Красной Колдунье. Чародейка, как хозяйка начавшегося бала, в конце концов, получила возможность снять с себя маскарадный наряд. И если в Казад-Дум Ниар явилась в облике кроткой и улыбчивой девушки, то теперь, поверженная и уничиженная, она перерождалась из собственного пепла с лицом и телом истинной наследницы твердынь и земель Белерианда. Великая и могущественная, дочь Моргота была готова произнести вслух свое имя, открыто представившись своим врагам. Переломный момент наступил.

♦♦♦♦♦

Переломный момент наступил. Фили знал это и все же, оцепенев, не мог заставить себя сдвинуться с места. Ошеломленный и с трудом понимающий, что же происходит, молодой гном смотрел на умирающего в руках орка дядю. Стремительно бледнеющий, Торин даже не пытался сопротивляться действиям Азога. Словно давно смирившийся со скорбной участью, гордый и смелый Король Эребора отступал перед натиском смерти. «Нужно помочь ему, — отчаянные мысли звенели в уме громче любого горна. В пересохшей глотке на полпути к губам застрял оглушительный вопль отрицания, злобы и горечи. Холодный пот, выступивший на лбу, жгучими каплями скатывался в глаза. — Прямо сейчас, прямо здесь, пробежать вперед, схватить оружие и отрубить чернокровой мрази голову. И будь что будет. Нам все равно не выбраться из проклятых копей живыми. Так почему бы просто не рискнуть, спасая жизнь Королю?». Судя по всему, компаньоны думали о том же. Ошарашенные столь быстрой сменой событий, гномы завороженно глядели на своего задыхающегося предводителя. Лишенные всякой силы и уверенности, они впервые растеряли пыл и храбрость. Уставшие и потерявшие надежду, подгорные жители медлили. А каждая секунда промедления стоила Торину бесценного глотка целебного воздуха. Каждая упущенная возможность атаковать крала у эреборца жизнь. И Фили, понимая все это рассудком, продолжал стоять на месте, борясь с вмиг отяжелевшими конечностями. «Почему он сам не пытается вырваться? — мысль мелькнула на задворках сознания, слепящая и нестерпимо горькая. Разогнав смятение, она стала расти и вскоре заняла рассудок юноши резвым и вполне осознанным рассуждением. — Торин не из тех, кто в последний момент способен проявить малодушие. Он не мог струсить и уж точно не мог забыть о самозащите. Тут что-то другое. Понять бы, что именно». Пытливый взор молодого гнома пробежался по лицу дяди и остановился на его глазах. Король-под-Горой, терпя нарастающее давление когтистой лапы Азога, смотрел в сторону Ниар. Фили, негромко кашлянув, развернулся к воспитаннице Беорна, распластанной на полу. Сознание отказывалось концентрировать внимание на чем-либо еще – забыв о том, что за спиной стоит многотысячная армия уруков, а совсем рядом наслаждаются кровавой сценой два совершенно сумасшедших эльфа, Фили впился глазами в крохотную, искалеченную фигурку Ниар. С девушкой, так хорошо знакомой всем гномам, творилось нечто невообразимое. Еще несколько минут назад лишенная всякой физической силы, смертная упрямица поднялась на колени. Покрытая синяками и ссадинами, перепачканная собственной кровью, воспитанница оборотня силилась разорвать кандалы, стискивающие ее запястья. Оскалив зубы и оглушительно рыча, Ниар сделала рывок вперед и, встав на одну ногу, прищурилась. Впервые Фили увидел в глазах крохи тот неестественный свет, что много лун назад покорил сердце Короля-под-Горой. «Она такая же, как эти двое, — почему-то подумалось гному. Зачарованно наблюдая за изменениями в лихой наезднице, юноша с ужасом сделал шаг назад. Душа воина обледенела от разбушевавшейся в груди метелице безумия. — Она не человек. Все мы видели это с самого начала, но никто не усомнился в словах смертной девицы. Никому не хотелось видеть в добрых улыбках злобного оскала». А тем временем силуэт Ниар преобразился. Теперь гибкий стан строптивицы окутало черное облако, разрываемое местами ослепительными лентами беснующегося огня. Кожа лихой наездницы запылала белым, короткий волос стал длиннее: крутые локоны расплавленной медью сбегали по округлым плечам красавицы. Живое пламя танцевало в ее бездонных глазах и сам воздух, окружавший тонкую девичью фигуру, наполнился звоном магии непостижимой мощи. Железо, сдерживающее тайную силу чародейки, вскипело и каплями полилось на каменный пол. Встав на ноги, высокая и тугая, Ниар свела вместе ладони в негромком хлопке. Черное облако, витавшее над белым телом, осело, обратившись в тяжелое платье. Пламя, покоряясь воле волшебницы, сверкающим янтарем легло на угольный бархат наряда. Искорки, затухая, пеплом из черных алмазов ниспадали к широким воланам. — Сгинь, — вымолвила Ниар огрубевшим, глубоким голосом. Фили, цепенея, приподнял голову, оглядывая лихую наездницу. В облике милой девчушки не осталось ничего от сердечной теплоты и искренности: розовые губки побагровели, изгиб соболиных бровей стал решительнее, высокие скулы теперь казались жестче, а и без того светлая кожа приобрела белоснежно-жемчужный оттенок. Сделав короткий взмах маленькой ладошкой, Ниар вновь обратилась к Азогу: — В нашей армии нет места для предателей. В нашей армии нет места тебе. Азог не имел ни шанса. Подхваченный невидимой дланью, он повалился наземь, прикованный к каменным плитам. Торин, до поры удерживаемый бледнокожим повелителем Мории, упал подле врага. Громко закашлявшись, поспешил отползти в сторону от гундабадца. Последний, потеряв всякий контроль над своим телом, неуклюже барахтался на спине, выкрикивая непотребные ругательства в пропитанный гарью воздух. Ниар, сверкая глазами, ступила вперед, приблизившись к гномам. Фили, поддаваясь внезапному порыву, отступил прочь, уступая девушке дорогу. Пышущая огнем, лихая наездница чеканной поступью подошла к Азогу. — Тебе было предложено помочь избранным в их нелегком пути, тварь, — пропела воспитанница Беорна, чуть склоняя голову. Высокая грудь красавицы мерно вздымалась и опускалась. — Но ты предпочел остаться верным своему старому господину, слабому, жадному, лицемерному. Так раздели же с ним его участь, Азог. Ибо именно так должно поступать верным сподвижникам. Ниар оскалилась и, метнувшись вперед, притопнула ногой. Раздался оглушительный вой. От стопы смертной девы разошлась слепящая волна света. Гулкий стон издали стены Казад-Дума, отразив глас свирепого колдовства. Нарастающий вал магии пробежал вперед, подхватил тело гундабадца и отбросил его далеко в сторону, впечатав в монолитную колонну. Послышался хруст ломающихся костей. Издав громкий всхлип, орк еще несколько мгновений поборолся за право присутствовать в мире сущем и вскоре затих, отдав вселенной последний вздох. Вконец оробевший, Фили несколько мгновений даже не смел дышать. Лишь когда нечаянная спутница гномьей компании плавно ступила навстречу, юноша нашел в себе храбрость поглядеть на своих друзей. Эреборцы как один выглядели в равной мере удивленными и разочарованными. Не ведая, чего стоит ожидать теперь, подгорные жители не спешили расставаться с верой в лучший исход ситуации. В конце концов, они все еще были живы. — Таково мое слово, — распрямившись, Ниар спесиво вздернула подбородок. Волевое лицо окрасилось в яркие цвета огня. Пляшущие отблески пламени разлетались в стороны. — Воля Белерианда неоспорима. Подойдя к гномам поближе, волшебница остановилась. Даже не обернувшись к двум остроухим изуверам, сложила перед собой руки. Богатое черное платье шелестело складками; тени, сливаясь с тканью, обращались в смоляные волны. Будто сошедшая со страниц сказочных книжек, Ниар глядела теперь на своих соратников взором безжалостным и чёрствым. Сочащийся меж век чародейки свет свирепел. Тишина, воцарившаяся над еще недавно галдящим залом, пропускала сквозь себя низкий ропот гор. — И так, пробил заветный час и нам пора раскрыть все тайны, — певучие слова сорвались с губ красавицы. Смотрящая на подгорных жителей сверху вниз, Ниар довольно ухмыльнулась. Искоса поглядев на довольных собой эльфов, смертная приветливо махнула им рукой. Фили, внимательно наблюдающий за полюбившейся приятельницей, невольно содрогнулся. — Слишком уж долго пришлось действовать исподтишка. Так давайте же в кои-то веки поговорим начистоту, назвав все своими именами. Чародейка, великолепная в своем новом облике, склонилась над Фили. Протянув руку к юному гному, коснулась пальцами грубой кожи его лица. Молодого воина мгновенно пронзила щекочущая волна приятного всепоглощающего тепла. Не имеющий силы противостоять странной притягательности Ниар, Фили потянулся вперед, всем своим сердцем вожделея продлить близость колдуньи. Темные и злые желания, запертые в самых дальних уголках наивной гномьей души, вырвались наружу и юноша, поглощенный ими, с упоением окунулся в океан накатившей на него порочности. Ниар, заметив реакцию одного из племянников Торина, громко расхохоталась. Сгущавшийся сумрак вторил ее смеху басовитой дрожью. — Я расскажу вам историю, мои дорогие, — опустив руку, лихая наездница вновь выпрямилась. Пружинисто развернувшись, бросила долгий взгляд на Короля-под-Горой. Последний, уже полностью прейдя в себя после короткой стычки с Азогом, щурился и качал головой из стороны в сторону, видимо не желая признавать теперь уже очевидной правды. — И постараюсь объяснить истинную причину вашего появления здесь, в Казад-Думе… Фили, трясясь от овладевшей телом слабости, жадно поглядел на чародейку. Безумие, вырвавшееся из темницы сознания, постепенно уступало место холодному осознанию грубой и жестокой действительности. Прогорклый привкус меди разливался во рту отравляющим зловонием. Пошатнувшись, молодой гном рукой ухватился за плечо брата. Не нужно было гадать, чтобы понять – желанное касание Ниар оказалось губительным. Белоснежная кожа ее рук источала яд. Чувствуя, как ноги начинают наливаться свинцовой тяжестью, юноша бросил меркнущий взгляд на дядю – последний должен был понять как можно скорее, в какой опасности находится. — Для этого нам придется начать сказ с тех прекрасных времен, когда свободные стихии властвовали над Эа и не существовало границ между возможным и совершенно невыполнимым, — вытянув тонкую шею, Ниар провела пальчиками по ключицам. Свет льстил чародейке – играя на манящих линиях ее тела, он заковывал рассудок в прочную паутину упоения. — Тогда по Средиземью бродили древние духи, лёгкие, заносчивые и самовольные. В воздухе преобладал запах постоянной борьбы, а огонь властвовал над землею, как нынче властвует над землей голубой небосклон. Те времена мало кто помнит, но я могу многое поведать вам о прошедших эпохах. Я видела закат Гондолина и присутствовала при падении Нуменора. Моим глазам открывался прекрасный вид на Дориат. Моему взору был подвластен изменчивый облик Арды. В моей памяти хранятся пролитые слезы тех бессчётных жертв вечной борьбы между злом и добром, что бушует и по сей день. Уверена – то сражение, что разразится сегодня, надолго останется в моем сердце выжженным тавро. Охваченный огнем Карадрас и облик великого Балрога – привратника у врат Казад-Дума…

♦♦♦♦♦

Охваченный огнем Карадрас и облик великого Балрога – привратника у врат Казад-Дума… стихийное великолепие на кроваво-красном фоне охотничьей луны. Майрон, поджав губы, жестом приказал своему воинству остановиться. Не стоило больше приближаться к Хадходронду ни на шаг – поднятая в воздух армия драконов могла с легкостью разбить даже самые внушительные войска древних держав. Говорить об орках Мордора в заданных рамках не приходилось. Ниар, по обыкновению, выиграла свою битву, даже не начав сражения. — Что прикажите делать, хозяин? — подошедший к Саурону чернокровый боязливо опустил голову. — Нам следует расставить здесь наши гаубицы? Или начать наступление на крепость? — Если желаете поскорее расстаться с жизнью, конечно, можете попробовать пройти мимо этого демона, — Майрон на минутку забыл о своем положении. Задумчиво оглядывающий раскаленную докрасна вершину Баразинбара, хмыкнул, представляя себе внеочередную встречу с Ниар. — Но я бы на вашем месте собрал пожитки и дунул отсюда куда подальше. Вскоре вместо приятного пейзажа на мили вокруг раскинется кровавое озеро, кипящее от жаркого дыхания огнедышащих змеев. — Простите, господин, я вас не понял, — признался озадаченный урук. Хлопая рыбьими глазами, чернокровая тварь переминалась с ноги на ногу. — Так что же вы прикажете делать? — Права была Анаэль, говоря о вас, как о самых несчастных существах в обозримой вселенной, — грустно улыбнувшись, Майрон вскинул голову к небу. Прикрыв глаза, позволил едва осязаемому ветерку коснуться своей туманной плоти. Исстрадавшуюся душу Майа озарил рассвет облегчения. Будто чуя нутром, что поступает верно, Властелин Колец вновь обратился к своему подчиненному: — Ничего не делайте. Стойте тут, но не нападайте ни при каких обстоятельствах. Эту битву нам не придется выигрывать. Я отправлюсь дальше без сопровождения. Если кто посмеет двинуться следом, будет тут же казнен лично мной. Надеюсь, я донес свою мысль вполне ясно. Не став дожидаться ответа орка, Саурон приосанился и рванул в сторону, выискивая взглядом своих знаменосцев. Заприметив одного невдалеке, спешным шагом направился к назгулу. Настроение, до сих пор остававшееся скверным, резко преобразилось. Пылая воодушевлением, Майа подскочил к рыцарю в черных доспехах и, не объясняя ничего проклятому духу, выхватил из рук последнего длинное древко знамени Мордора. Ведомый вперед скорее наитием, нежели умом, Майрон улыбнулся, вглядываясь в плотнеющий абрис своей ладони. «Кольцо находится за стенами Мории, — задорная мыслишка всколыхнула увядшие воспоминания. Постепенно погружаясь в прошлое, Саурон чаще прочего мечтал об искуплении в глазах своих бывших друзей. — И ты, как я вижу, не скупишься, подпитывая его магией. Полагаю, Ниар, подобно мне, ты планируешь перед боем поговорить. Надеюсь только, что в этот раз наша беседа окажется менее эмоциональной. Хотя…» Он точно знал, чего хочет. И за приобретенное знание готов был бороться до самого конца. Облокотившись о древко пики, Майрон глубоко вздохнул. Нос защекотал аромат гари и дыма. Столько лет прошло с тех пор, как он мог ощущать запахи и вкусы… «И теперь вторую жизнь мне дарует та, что отняла у меня первую, — уверенный в том, что близость к кольцу укрепляет его изнутри, Саурон крепче ухватился за увенчанный знаменем посох. Почти физически ощущая, как бесплотную натуру его наполняет сила извне, Майа поблагодарил Красную Колдунью. И ведь было за что. — Вероятно, ты знала, что я примчусь по первому же твоему зову, не так ли? Ты поманила, и вот он я – вместе со своей армией, у твоих ног. Кроха Ниар, принцесса Ангбанда, ты поставила на колени не только Мордор, но и Аман в придачу. Дитя заката, что же ты творишь со мной, чародейка?». Находясь в полной власти старшей дочери Мелькора, хозяин Единого Кольца двинулся в сторону Мории, вооруженный лишь изодранной полосой ткани да одиночеством. Отмеряя тропинку к Казад-Думу широкими шагами, Майрон чувствовал, как тяжелеет и крепнет тело, и могущество вновь возвращается к его истощенному духу. Вскоре целиком окутанный чудотворным сиянием чуждой Аману магии, Саурон упрямо двигался вперед, направляясь к одному из пробужденных Валараукар. В его теперь уже вполне человеческих глазах, блестящих и серых, отражалось беснующееся драконье пламя. А в груди зудело чувство волнения. Едва сдерживая вполне оправданное желание бегом кинуться к вратам Казад-Дума, тот, кого Миас привыкли называть по имени Майрон, остановился. Убедившись в том, что старый бродяга–балрог не проявляет никакого интереса к застывшей неподалеку фигуре первого приспешника Мелькора, мятежный Майа всадил в почву орошенной кровью долины Димрил копье со знаменем Мордора. Тряпица, бьющаяся в пылких объятиях спускающегося с гор ветра, громко шелестела. — Вот он я, Ниар, — прошептал Саурон на Валарине. Подхваченные ураганным дыханием слова унеслись вдаль. Владыка Мордора покорно склонил голову к груди, намереваясь дождаться во что бы то ни стало ответа своей ученицы. — И за спиной моей ширится необозримая армия Черной Страны. В твоей власти помочь мне избежать кровопролития. Ведь ты, пожалуй, как никто другой понимаешь: очередная битва при Азанулбизаре станет последней не только для меня. Так почему бы нам обоим не утихомирить пыл враждебной ненависти? Давай вновь попробуем услышать друг друга… Покачав головой, Майрон грустно улыбнулся, осознавая тщетность своей скупой, запоздавшей мольбы. В отчаянии притопнув ногой, бросил косой взгляд на север. Взор воина, ясный и пронзительный, наполнился тяжестью. Властелин Колец увидел то, чего увидеть никак не ожидал. На небольшом взгорке, возвышавшемся над низиной Нандугириона, стояла красивая статная женщина. Одетая в белое, она окидывала широким взором клыкастую армию уруков. Ее прекрасные волосы, воспетые в куплетах низкопробными поэтами, реяли на ветру. Светлое лицо омрачало выражение скорби в опущенных уголках губ. Саурон, сглотнув, нервозно хмыкнул. — Леди Галадриэль, — голос мятежника дрогнул, сорвавшись на хрип. — Мы счастливы приветствовать Вас в наших темных краях. Как рады приветствовать и Ваших прихвостней. Войско чернокровых с любовью примет долгожданных гостей.

♦♦♦♦♦

Войско чернокровых с любовью примет долгожданных гостей. Оно радушно встретит любого несчастного, по воле случая вставшего поперек избранной Мордором дороги. Поежившись от отвращения, Феанор направил коня к своей бессмертной сестре по крови. Галадриэль, обозревая раскинувшуюся вдали тучу уруков, глубоко и порывисто дышала. — Я не верила тебе до конца, — призналась эльфийская владычица, заприметив спешившегося кузнеца рядом с собой. Потупив взгляд, Галадриэль поджала губы. — Никто не поверил бы мне, — не став утрировать ситуацию, нолдо раздраженно повел плечами. Не желая обсуждать с Нэрвен дальнейший план действий, в отрицании махнул рукой. — В том нет твоей вины. К тому же, теперь бессмысленно решать, стоило или не стоило подвергать мое слово сомнениям. Лучше, дорогая сестрица, взгляни вон туда. Феанор раскрытой ладонью указал вдаль. Там, на широком пустыре вблизи морийских врат, окруженный сгустившимся туманом, в лучах пламени стоял высокий молодой человек, с виду ничем не примечательный. Одетый бедно, юноша, улыбаясь, глядел в сторону подошедшей к Казад-Думу эльфийской армии. Одной рукой удерживая копье со знаменем, свободной рукой незнакомец махал двум бессмертным в жесте приветствия. — Кто это такой? — Галадриэль, косо глянув на Феанора, растерянно вскинула брови вверх. Кузнец, криво улыбнувшись реакции своей светлоликой покровительницы, сложил руки на груди. — Ты так давно видела его истинное лицо, что успела забыть, что этот облик принадлежал именно ему, — нолдо не потребовалось усилий, чтобы узнать в симпатичном юноше приспешника своего главного врага. — Этот рыжий мальчик – Майрон. Именно так он выглядел множество лет назад. — Но это же невозможно, — эльфийская владычица испуганно перешла на полушепот. Ей явно не хотелось даже допускать вероятности возрождения Саурона. — Он погиб множество лет назад, а проклятое Кольцо исчезло сразу после смерти Исильдура. Неужели он нашел свое единственное сокровище? — Его единственное сокровище сейчас находится в темных чертогах Казад-Дума, — Феанор осклабился. Предвкушая вкус сражения, он чванливо вздернул подбородок. — И, смею тебя заверить, прекрасная Артанис, что злосчастное кольцо, о котором вы все так часто толкуете, не является тем самым священным предметом безумного вожделения Саурона. Верховный Король Нолдор, прищурившись, вновь глянул на старого знакомого, терпеливо поджидавшего перемен в центре дурно прославившейся долины Туманных ручьев. Преображенный и возмужавший, Майрон, благодаря неведомой силе, вновь обрел свой истинный, первозданный внешний вид. Стройный и худенький, он широко улыбался подступающим все ближе врагам. Короткий волос строптивого чародея трепали шальные порывы обжигающего воздуха. В его умных серых глазах лучилось отражение бесовского зарева, охватившего силуэт могучих Мглистых Гор. Лисье лицо успело перепачкаться в саже. Без намека на страх, Майрон вызывающе глядел на север, смеясь над растущей угрозой. — Он пришел сюда не для того, чтобы воевать с нами. По глупости своей Вы считали, что больше всего на свете сущем Владыка Мордора желает заполучить назад Кольцо Всевластия. — Рассуждая вслух, Феанор улыбнулся внезапной догадке. Пристально оглядывая облик восставшего из небытия Властелина Колец, эльф заметил явные изменения в старом знакомом. Удивляясь собственной глупости и наивности, бессмертный, наконец, ясно увидел причины непреодолимой ненависти Саурона к своему бывшему хозяину. — Но, путешествуя в поисках одного сокровища, он по воле чудачки-судьбы нашел сокровище совсем иного рода и иной силы.

♦♦♦♦♦

— Но, путешествуя в поисках одного сокровища, он по воле чудачки-судьбы нашел сокровище совсем иного рода и иной силы. Название тому сокровищу – Сильмариллы. Чудесные камни, сотворенные неким давно погибшим мастером по имени Феанор, — Ниар, обойдя стороной группу гномов, бросила короткий взгляд на Анаэль. Сестрица, крайне переживавшая за судьбу подгорных жителей, тоскливо поглядывала на Траина. Сильно привязавшаяся к нему, младшая Миас боялась за жизнь старого воина. Красная Колдунья, памятуя об этом, старалась подбирать слова осторожно. — Мелькор в те годы был молод и полон сил. У него были замки, армии, верные друзья и соратники, способные отдать свои жизни за дело предводителя. Но он был одинок и несчастен, ведь истинной радости этому великому Вала никогда не довелось испытывать. Замедлив шаг напротив молодых племянников Торина, Ниар прикрыла веки. Каждая новая фраза давалась тяжелее предыдущей. Застревая горькими комьями в горле, звуки норовили слететь с языка хрипом, а то и криком. Ангбандка сама не ощущала удовлетворения от достигнутого успеха: искоса поглядывая на вновь скованный воедино Гуртанг, принцесса испытывала далеко не подъем душевных сил. Сущность колдуньи отравляло омерзение. К самой себе, как ни странно. — По умыслу злого рока тому, кого вы почитаете за Моргота, не была дарована искорка любви. Необычайно умный и смелый, видящий мир таким, каков он есть и находящий его прекрасным, истинный Владыка Белерианда, по сути, оказался сиротлив. Родные братья отвернулись от него. Отец проклял, а подчиненные возненавидели. Сглотнув, Ниар устремила взор к морийскому потолку. Впрочем, ангбандка готова была уделить внимание даже рисунку пылинок под своими ногами – все, лишь бы не глядеть в глаза бывшим товарищам. Не зная, чем унять неистовствующую совесть, Красная Колдунья прищелкнула пальцами левой руки. Послышался тонкий стон, будто кто-то дернул за струну арфы, и в воздухе вспыхнули крохотные мотыльки животрепещущих огоньков. Желто-оранжевые, они подсветили прекрасные стены тронного зала, разлив над головами уруков море мягкого, теплого света. — А Мелькору просто хотелось свободы. Вопреки тому, что говорят, этот строптивый Вала всегда боролся лишь за право выбора. Он не был узурпатором и никогда не посягал на место своего отца. Наверное, в своем извечном стремлении познать жизнь, Черный Властелин действительно истратил множество сил. И потому, увидев впервые Сильмариллы, он влюбился в их ослепительно чистое, поразительно живое сияние. Ниар продолжала говорить, игнорируя легко читаемое омерзение на лицах эреборцев. Последние, осознав всю тяжесть предательства полюбившейся спутницы, хранили гробовое молчание. Чародейка решила, что расстраиваться из-за этого не будет. В конце концов, она получила то, к чему все это время стремилась. — В этих камнях, освященных Вардой, хранился заветный свет Двух Древ Валар, — пошатнувшись, Ниар приказала себе замереть на месте. Перерождаясь, чародейка решила впервые за столетия изменить свой неказистый облик. Привыкнуть к новому телу оказалось непросто. Ватные ноги, дрожавшие от волнения, неверно чеканили широкий пружинистый шаг. — Как говорили древние, чудесные самоцветы являлись сосудами для первозданного слова Илуватара. В них заключалась судьба Арды и обладатель Сильмарилл, разумеется, имел право именоваться хозяином всего сущего. Считалось, что Мелькор похитил заветные камешки именно из-за могущества, которое они даровали своему обладателю. Однако, правда куда прозаичнее глупых толков. Мятежный Вала увидел в камнях спящую жизнь. И, недолго думая, решил пробудить ее. Орки, слушавшие речь своей хозяйки, роптали на черном наречье. Каждому чернокровому с детских лет была известна сказка о трех Миас. Каждый урук, так или иначе, ведал историю своего народа. Теперь же, запертые в одном зале с тремя неизвестными колдунами, проклятые словом ненависти и зависти, орки начинали понимать, кто стоит перед ними. Ниар видела волнение в глазах верноподданных и одобряла его. — Как известно, Феанор создал три Сильмарилла. Два камня, если верить словам бессмертных, были утеряны навеки. Другой же светит ныне на небосклоне, прокладывая путь мореходу по имени Эарендил. Сильмариллы покинули земли Дор-Даэделота уже много после того, как были украдены Мелькором прямо из-под носа бравых Валар. Так говорит молва и молве этой смертные склонны верить. Однако еще до того, как камни были отняты у Моргота, великий Владыка сумел их силу отразить в мире сущем и даровать этим силам разум и душу. Ибо известно, что камни – лишь твердая оболочка для внутреннего огня, первородного, основополагающего. Ниар обернулась к сестре с братом. Оба слушали ее речь как никогда серьезно, как никогда сосредоточенно. На секунду чародейке захотелось сбежать из Мории: забыть о прошлом, начав жизнь с нового, совершенно чистого листа. Но мгновение слабости прошло, и Ниар продолжила свой сказ, зная, что поступает правильно. — И трем этим силам Мелькор дал имя – Миас. И назвал он эти создания своими детьми, обязуясь учить их, защищать и помогать им. Обвиненный в том, что породил тьму, тот, кого считали вечным источником зла, создал единственно верный и справедливый огонь. Этот огонь рос, крепчал и набирался опыта, наблюдая за тем, как ширится и изменяется Арда. Пламя Сильмарилл, отъединённое от плоти камней отцовской любовью, со временем научилось говорить. Оно выбрало себе облик и, отдавая честь увиденной правде, ныне сражается на той стороне, которую считает безвинной. Три камня для трех древних имен. Анаэль. Талрис. И Ниар. Ангбандка выдержала короткую паузу, давая слушателям возможность осознать только что произнесенные слова. Истина, высказанная вслух, даже принцессе показалась чудаковатой. — Дети Мелькора росли быстро и резво всему обучались, — осипший голос зазвучал тревожно. Чуть опустив голову, Ниар коротко кашлянула: — Они не торопились вступать в бой и долгое время не сражались ни на чьей стороне, лишь вбирая в себя мудрость отца и других учителей. Миас наслаждались дарами Арды и ужасались тем братоубийственным войнам и междоусобицам, что так часто бушевали среди жителей Эннората. Дети, выросшие на суровых землях северного Белерианда, имели возможность лицезреть сущее в его истинном, реальном облике. И они поняли вскоре, что жизнь бесценна и свобода в ней является главной валютой. Решившись, наконец, подойти к Торину, Ниар повела рукой в воздухе. Корона Дурина, ждущая своего момента на морийском троне, соскользнула с престола и поплыла по воздуху в ладони ангбандской принцессы. Схватив железный обруч, наследница Дор-Даэделота медленно зашагала к притихшему в тени Королю-под-Горой. — С момента появления на свет и вплоть до настоящего мига мы старались оставаться честными, — призналась Ниар, слыша в своем голосе железные нотки. Воспоминания потоком хлынули из запертых комнат разума. Обида и злость прогнали прочь угрызения совести. Жалости чародейка больше не испытывала. — Мы никогда не убивали беспричинно и не нападали вероломно на тех, кто угрожал нам веками. Наверное, именно поэтому в тот год, когда пал Белерианд, мы не стали никому мстить. И вместо этого, затаив обиду, укрылись в тени, истинно уверовав в праведность отцовского дела. С тех пор минули тысячи лет. Мы стали сильнее, опытнее, хитрее. О нас успели забыть. Но мы ничего не забыли. Широко шагнув вперед, Ниар возвысилась над Торином. Заглянув ему в глаза, улыбнулась. Гном, удивленный, уязвленный и униженный, взирал на свою возлюбленную с безумием во взгляде. Ярость и ненависть исказили чистое лицо Короля-под-Горой, раскрыв его пороки, выставив на свет природную тягу к убийству и скряжничеству. Прищурившись, Ниар порывисто села на одно колено, опустившись лицом к эреборцу. Подняв в руках заветную Корону, поднесла ее к голове Торина Дубощита. — Я обещала Вам, Ваше Величество, что однажды расскажу всю правду о себе. Так вот она, моя правда. Мною было сказано о том, что я потеряла семью, родину и своих друзей. Как видите, я не покривила душой. И я действительно не враг Вам. В доказательство собственных слов позвольте вернуть Вашему роду ту Корону, за которую отдавали свои жизни дети Вала Аулэ. Чуть погодя, Ниар опустила металлический обруч на темя строптивого гнома. Последний, не отрывая взгляда от сияющих глаз ангбандки, глубоко и утробно зарычал. Чародейка, ухмыльнувшись, потянула Торина к себе. Чувствуя на коже жаркое дыхание Короля-под-Горой, с нестерпимой радостью прошептала подгорному жителю в лицо: — Ваше Величество, добро пожаловать в новую Эру. И начнем мы эту эру с войны, которую Средиземье не посмеет забыть никогда…