Чертоги Казад-Дума

♦♦♦♦♦

— Они прибыли в Эннорат. Именно тогда, когда их ждали. Ниар криво ухмыльнулась, наблюдая за тем, как небесные камни нисходят к земле. Их было немного, всего несколько хорошо проглядываемых линий бурого на фоне пламенеющих облаков. Ангбандка отлично представляла, что ждет Средиземье в ближайшее время. И она прекрасно понимала, что звездопад – лишь пролог в истории начинающейся битвы. Дальше – больше. Начало конца, как казалось старшей Миас. «Сколько у нас времени? — гудящая голова работала скверно. Отчужденные мысли слетались в стаи и разлетались, подобно непокорным птицам. — День? От силы. Скорее уж половина дня. Вполне достаточно, чтобы достать Аркенстон. Мне бы только добраться до камня, а там уж будь, что будет». На негнущихся ногах, дрожа и оступаясь, ангбандка подошла к отложистой стене Мглистых Гор. Кони, следовавшие за хозяйкой, остановились неподалеку. Нанивиэль, все еще спящая под действием чар, мешком свисала с седла Арго. Принцесса Дор-Даэделота не стала связывать эльфийку: под рукой не оказалось веревки, да и необходимости в лишней осторожности не было. Закинув бездыханное тело бессмертной на спину вороного скакуна, Красная Колдунья заспешила к горам. После встречи с Осаа чувствующая себя дурно, старшая Миас едва переставляла стопы – волнение и злость ушли, уступив место безысходности и слабости. Волна ярости снесла в голове Ниар все преграды невозмутимости и теперь через разрушенные плотины в душу чародейки стекали сдерживаемые до поры до времени реки эмоций. Мысленно отгораживаясь от сводящей с ума тошноты, ангбандка пыталась думать. «Ты сама есть свой самый жуткий, самый суровый враг, Ниар, — едва различимый голос отца прозвучал на задворках померкшего сознания. Облокотившись о скальный уступ, Красная Колдунья сползла к земле, поджимая под себя ноги. — Вы дети мои, любимые и обожаемые. В ваши тела и души была вложена старая магия Амана, края неги и радости. Свет Первозданного Огня, отраженный в песне Йаванны, стал вашей кровью. Тьма, сокрытая в Белерианде, стала вашими костьми. Вы есть плод любви вечно враждующих стихий, и в вас сокрыт секрет вечного мира. Неужели думаешь, что какие-то трудности способны остановить тебя, существо, совершенное по природе своей? Неужели все еще наивно полагаешь, что Валар могут причинить тебе вред, кроха? Прекрати ныть и возьми себя в руки. Ты моя старшая дочь, ты унаследуешь наше царство после того, как меня не станет. Ты не имеешь права на слабость». — Ты горазд говорить такие вещи, отец, — пробубнила Ниар, сквозь мрачную пелену на глазах озирая безумный ночной пейзаж. Свирепствующий желудок словно сворачивали в загогулину. Рассудок более не подчинялся ангбандке. — Тебе многое давалось легко, будто бы по наитию самой судьбы. Всегда сильный, всегда безмятежный, ты умел отгораживаться от боли. Я не ты. Мне всегда больно и противиться своим слабостям я не умею. Уж прости… Сквозь непроницаемый туман проступил еле заметный образ. Чародейка не совсем понимала, грезится он ей или нет. Реальность плавно перетекала в видения, которые чудачески вспыхивали перед слепнущими глазами. Поджав губы, совсем по-детски, Ниар потянулась к едва различимому абрису в темноте: иллюзорный, он порой казался таким близким, таким безжалостно близким. Почти забытое лицо потерянного отца, свободолюбивого, мятежного, веселого порой. Его светлый лик, молодой и ничем не омраченный. Раньше он часто улыбался, но время отняло у него улыбку. Угольные глаза поблескивали могуществом, и скрытый в них огонь подчас вспыхивал ярче звезд на небе. Уголки тонких губ поднимались вверх всякий раз, когда Вала Мелько был со своими детьми. Он старался скрыть свою нежность, но стоило трем Миас отвернуться, суровый повелитель Дор-Даэделота отбрасывал маску угрюмости прочь. Он был великолепен. Во всем. Он не любил бахвальства и признавал лишь чистоту, в чем бы она ни проявлялась. Его преданность Арде поражала. Привязанный к смертному миру, искренне переживающий за него всем своим естеством, отец не уставал постигать и восхищаться Эа. Вселенная завораживала его, и он неизменно находил в ней частицы отчаянной, девственной, дикой красоты. Собственно, он сам был этой красотой: на грани, между жизнью и смертью, в борьбе, в рождении и медленном угасании, в каждом мимолетном движении, он был, он присутствовал, как насыщенная тень, облагораживающая бесцветную акварель. Мелькор всегда шел первым и не боялся нового. Он отдавал себя Арде и не требовал ничего взамен. И слово его жило до сих пор, вопреки воле Валар. Как яростное пламя, негаснущее под натиском вездесущих ветров. Ниар помнила, как он пал. Отец не хотел, чтобы она была рядом с ним в тот черный день. Наверное, он попросил Саурона позаботиться о Миас и верный Майа исполнил волю хозяина: уговорами ли или обманом, но Майрон увел пелорийскую тройку подальше от бушевавших в Белерианде сражений. Однако втайне от старого друга, втайне даже от сестры и брата, несомая вперед лишь потоком страха и отчаяния, Ниар проникла в Дор-Даэделот. Невидимая и неслышимая для своих недругов, она стала очевидцем той самой последней битвы. Разум, страшащийся неизлечимых мук, стер горькие воспоминания. Но вот над Средиземьем вновь разбушевались ураганы перемен и, подобно шаловливым весенним сквознякам, они сдули пыль с тайных ларцов памяти. В голове оживали погребенные заживо истлевшие картины минувших лет. Развалины Ангбанда. Высочайшие стены некогда крепкой цитадели, охваченные пламенем. Угли и пепел, в которые обратились тела убитых. Пропитанный гарью воздух, черный, точно земли в Мордоре. Нескончаемый поток серого снега – надрывное дыхание погибающего Белерианда. Голая почва, по которой текут густые ручьи багряного цвета: сливаясь воедино, они реками разбегаются по земле, изъеденной войнами. И ее отец, стоящий на коленях в самом сердце своего агонизирующего царства. Вокруг него – рыцари в сияющих доспехах. Их лица чисты, их глаза сверкают гневом, мечи оголены и направлены на поверженного Врага. А последний улыбается, не признавая победы над собой. Одежды владыки изорваны, обращены в грязные тряпицы, больше похожие на дрянные лохмотья. Оголенное местами тело сплошь покрыто глубокими ранами – кровь хлещет из них, тонкими струями стекает по обожжённой коже. Руки мятежника опутаны толстой цепью, раскаленной до слепящей белизны. На шею нацеплен ошейник – толстая полоса багряного железа, символ покоренной души отступника. Силы покидают Мелькора, но он с достоинством наблюдает черный закат своей власти: безгласная улыбка не сходит с его лица. В глазах пляшут хорошо знакомые Ниар искорки неутихающей страсти. Их не смогли затушить триумфальные песни Валар, чуждые всему Дор-Даэделоту. Плененный, обузданный и униженный, отец продолжал даже тогда восхищаться Ардой. Сквозь стиснутые зубы, сквозь вопли и трепет, он пытался бороться. Во имя того, что любил. И что не хотел предавать даже под страхом вечного забвения. «Тебе уготована иная судьба, Ниар, — вновь далекий голос, доброжелательный, родной. Всхлипнув, Красная Колдунья закрыла обеими руками рот. С глаз хлынул поток слез, истерзанное сердце вскипело. Ей нужно было помочь ему тогда. Не прятаться в тени, а броситься на Валар, зубами и когтями вгрызаясь в их плоть. Она смалодушничала. Струсила. Удрала прочь, как избитая собачонка. — Подобно мне, ты не умеешь проигрывать. Не страшись и подумай. Мои братья, мои сестры – стихии, ставшие частью Эа. Разумные, сильные, умудренные. Они явятся сюда и попробуют убить тебя, Талриса и Анаэль. В чем их преимущество перед вами? Попробуй понять. И после, уравняй шансы. Ты не одна из Айнур. Но ты являешься частью Арды, гораздо более важной и гораздо более величественной, чем Владыки Валинора». — Голос, — прокаркала Ниар, надрывая горло. Где-то в глотке слова забулькали, смешиваясь с рвущимися наружу рыданиями. Закашлявшись, Красная Колдунья начала истерично отирать лицо. Мокрое, опухшее, покрытое грязью, оно, наверное, выглядело ужасно. Мысль Красную Колдунью рассмешила, и она нервно хохотнула. Утерев нос, уперлась руками в снег. Всем телом подалась вперед, поднимаясь на ноги. Холодный ветер подтолкнул ее в спину, помогая выпрямиться. Пошатнувшись, ангбандка все же поймала равновесие. Подняв голову, моргнула. Слепота отступала, и мир вновь предстал ясному взору старшей Миас. — У меня есть Голос. Принцесса не знала, были слова отца плодом разыгравшегося воображения или же тайным посланием. В принципе, ее это и не интересовало. Так или иначе, она уяснила, что следует делать. Развернувшись всем торсом к простирающимся внизу землям, к восходящей красной луне и возрастающему потоку падающих звезд, сжала руки в кулаки. «Они сильнее, потому что не ограничены рамками нашего бытия, — рассуждения походили на разгорающееся пламя свечи. Ровный их ток успокоил старшую Миас и согрел. Чувствуя, как душа обретает равновесие, чародейка улыбнулась, даже не подозревая, что в улыбке своей становится похожей на отца. — Я обладаю силой, но они обладают властью. Им помогает сама Арда, ибо они ее сотворили и стали ее непосредственной частью. В их устах Эа обретает облик. Их музыка все еще царствует над миром. Но не их кровью омыты руины Ангбанда. Не их голос поселил в самое сердце Арды Черный Огонь. Не их слово трижды верховенствовало над хором непреходящих в Чертогах Безвременья. Моя песнь уже знакома Эндору. Что будет, если я обращусь к нему снова?» Она не стала гадать. Махнув рукой, устремила свой взгляд к звездопаду. Магия закрутилась у ног чародейки, засверкала на снегу. Яркой волной начала шириться, растворяясь в теле Эа. Зазвенела глубоким тоном мелодия, стала громче и переливистей, обращаясь в громозвучную музыку. Снова послышалась песнь, и в этот раз сила песни возросла. Слова неистовым огнем проносились над Энноратом, касаясь его, обволакивая, лаская. Ниар обратилась к земле, за которую готова была отдать собственную душу. Живущая по законам давно установленным, Арда не слышала мольбы, погруженная в сон. — Прошу, обратите ко мне свой лик, — валарин слетел с губ Красной Колдуньи высоким, грозным напевом. Впервые со времен Айнулиндале существо, обладающее Голосом, обратилось к Эа. Минуя волю Айнур, минуя Валар и Майар, Ниар бросила клич самому миру, который все отчего-то считали бездушным. Она запела для Эар, безграничного океана, полноводных морей, беспамятных и простодушных, как людские сердца. Она запела для Вайя и Висты, слитых воедино в дни великой скорби, чтобы воздушные просторы прониклись ее призывом. Она вплела в песнь мотив Фаньямар и Айвеноре, надеясь на безбрежную доброту дождевых туч и белых облаков. Она сотворила из пустоты слова для Имбара и Ильмен, не теряя надежды на их поддержку. Заступница Ангбанда созидала музыку, и в музыке этой вымаливала защиты со стороны окружающего мира. И мир откликнулся на ее зов, как некогда откликался на зов своих творцов. Эа содрогнулась под натиском диссонанса. Послышались ноты старинного мотива. Глубокие, кристально чистые напевы строптивой песни Узника Пустоты, повторяемые дочерью непокорного Вала. Ниар предоставила миру выбор, и Арда его сделала. Вольнолюбивая, широкая Арда, живущая своей яркой, неоднозначной жизнью. В руке Красной Колдуньи расцвел крохотный кипенный цветок огня. Слабый и маленький, он был способен видоизменить облик Эннората. В нем плясали многовековые чаяния гор, морей, звезд и небес. Священное пламя, хрупкое, но упрямое, оно покорилось ангбандской воительнице. Сверкая глазами, Ниар опустила искорку к земле, дозволив языку огонька впитаться в плоть вселенной. Исчезнувший в насте льда, пламенеющий лучик обратился в волну света, раскатившейся во все стороны от Ниар. — М’гое-наэдодзедэ, — коснувшись лба, чародейка склонилась в поклоне. Слово благодарности потонуло в свисте ветра и улетело вдаль, несомое дыханием Арды ко всем уголкам вселенной. Зная, что мир услышит ее, ангбандка выпрямила плечи, вновь устремляя взор к хвостатым звездам. Слезы Варды, огненные камни впивались в землю и тухли на ней, ярко вспыхивая перед кончиной. «Теперь мы будем сражаться на равных, — мысль зазвучала меж висков звоном набатного колокола. Разворачиваясь, старшая Миас глянула на своих коней. И Арго, и Лиорил стояли прямо, навострив ушки. Видимо, добрые звери поняли каждое слово ее песни. — Облаченные в видимую оболочку, живую и страдающую фану... Вы будете чувствовать боль, как и всякое живое существо в Арде. Вас будут одолевать ярые, бесконтрольные эмоции, обжигающие душу страстными касаниями. Доблестные Валар, вы прибыли в мир, который вам давно не подчиняется. Добро пожаловать, друзья моего отца, в нашу вселенную суровых сражений и сложного выбора». Подозвав коней к себе, Ниар направилась к неприступной стене Мглистых Гор. Покорно поклонившись каменным колоссам, попросила их открыть тайную дверь в Казад-Дум. Горы какое-то время молчали, но вскоре откликнулись тихим перешептыванием скал. До чутких ушей старшей Миас донесся душераздирающий скрежет – так каменные плиты, разъезжаясь в стороны, пропускали дочь Мелькора к самому сердцу Мории. Улыбнувшись, чародейка молча пошла к черноте пустующего годами коридора. Ныряя во тьму, ангбандка мыслями все еще пребывала с Валар. Последние, должно быть, и не подозревали о подготовленном для них сюрпризе. Тем лучше. Выяснив, что силы и способности их ограничены, Владыки Валинора вынуждены будут направиться к врагам своим пешком, подобно обычным смертным. Даже крылья великих повелителей всех кельвар не улучшат положения доблестных героев – драгоценное время будет упущено. А Аман, тем временем, останется без надзора. Как и дорога, ведущая к Вратам Ночи. Губы Ниар растянула хищная усмешка. Момент триумфа. Она знала, какой путь придется совершить с ромэна к нумэну, дабы добраться до Илумамбара. Колдунья ясно видела необозримость бездны Вайи, Висты и Амбара. Безграничные кряжи гор, барханы пустынь и черные бездны необитаемых земель. Был ли ей уготован именно этот путь? Вероятнее всего, да. Тяжелый полет над бесконечностью, от которого зависела судьба всего мира.

♦♦♦♦♦

Тяжелый полет над бесконечностью, от которого зависела судьба всего мира. Именно его предстояло проделать Смогу и другим драконам. И что с того, что на самом деле этот путь измерялся сотнями миль? За простыми взмахами крыльев, за сменяющими друг друга пейзажами таилось нечто большее, чем путешествие с севера на юг. Дорога, стелящаяся перед змеями древности, улетала в далекие дали запада. Туда, где заходило солнце и тьма, отделенная от мира невидимой стеной, разрасталась до беспредельных размеров. За маленьким действом крылась борьба между двумя первоначальными силами, на которых строился мир. — Держи его крепко, — передавая Аркенстон Гхаш, Смог заглянул в бирюзовые глаза новой помощницы. Будучи драконом молодым, она еще не обрела своего истинного размера. Тонкая, легкая, покрытая сверкающей белой чешуей, Гхаш отличалась от своих собратьев холодным нравом и удивительной наблюдательностью. Взяв в лапу заветный камушек, она непонятливо качнула мордой. — Что в нем такого, я не разумею, — рокот вырвался из ее груди. Золото под телом молодого дракона покрылось тонкой корочкой льда. Из широкой пасти вырывались белые облака студеного воздуха. — Он красив, свет в его сердце завораживает. Но камень объят магическим огнем. Наверное, он имеет власть над душами смертных. Зачем он нужен Красной Колдунье? Разве она не боится попасть под развращающую мощь Аркенстона? — Его свет сродни свету Сильмарилл, — Смог моргнул, всматриваясь в радужные сполохи, исходящие от Камня Государя. Дракон любил золото, но старался никогда не привязываться к драгоценностям. — Пусть он горит и в тысячу раз слабее тех самоцветов, что некогда сотворил Феаноро, Аркенстон все же способен разогнать тьму, окружающую сейчас Моргота в Великой Пустоте. Этот камень послужит для отчаянных путников в Куме маяком, освещающим дорогу назад, домой. — Так тебе сказала Ниар? — поинтересовалась Гхаш, играя с Аркенстоном. Подув на камень, беззлобно хохотнула. В ее огромных глазах заискрились лучики любопытства. — Или ты сам догадался, Смог Великолепный? — Нет иного объяснения, Гхаш, — змей задумчиво поглядел в сторону. В голове вновь и вновь возникали смутные образы прошлого. Не зная, отчего остается настолько преданным утраченному образу жизни, Смог искренне желал вернуться на север Белерианда. Понимая, насколько неосуществимой является эта мечта, дракон не слишком надеялся на ее исполнение. Но, не кривя душой, огнедышащий мог признать, что Миас поселили в его груди пламенную искорку веры в чудо. — Какие они, защитники Дор-Даэделота? — помощница, крепко сжав в когтистой лапе Аркенстон, подползла к Смогу поближе. — Ты их видел своими глазами, ты слышал их голоса и глядел им в глаза. Поверь, никто из нас уже не отступится от задуманного. Но расскажи мне хотя бы немного. Ведь я родилась не так давно и мне неведомо, за что я буду биться. — Они справедливы, — слова Гхаш ввергли Смога в трясину отчаяния. Умом понимая, что собственноручно втянул собратьев в неслыханных размеров авантюру, змей только сейчас осознал всю трагичность принятого решения. — И они способны осуществить задуманное. Если бы ты была знакома с Мелькором, то увидела бы его в их деяниях. Миас похожи на своего отца – быть может, не внешне. Однако их действия и их методы напоминают мне моего старого Владыку. Дети Вала Мелько сродни эльфийским стрелам. Выпущенные на свободу, в полет, они уже не остановятся, пока не поразят намеченную цель. Их воля неотвратима, их сила подобна силе самого Эннората. И разум их свободен от предрассудков, сердца крепки, а души истинно невинны. Они презирают убийства, но способны пойти на них, если возникнет необходимость. Ответственность за ошибки, допущенные нами, они склонны брать на себя. К их мнению следует прислушиваться потому, что вопреки практически неиссякаемому терпению Миас не бросают слов на ветер. Любую угрозу, любое предостережение они готовы воплотить в жизнь, даже если потребуется залить всю вселенную кровью. За своих воинов и свой народ они готовы биться до последнего вздоха, без еды, воды и сна. В трех героях гор Пелори заключается все то, что почиталось в Дор-Даэделоте. Они – воплощение наших идеалов и наших святынь. Мне сложно говорить о них непредвзято, так что лучше сама решишь, какие они, когда встретишься с Миас лично. — Нет, в этом нет необходимости, — Гхаш довольно кивнула. Расправляя белые крылья, засверкала своим снежным одеянием, готовясь покинуть безбрежные дюны золота в гномьей сокровищнице. — Мне достаточно твоих слов, чтобы уверовать. А разве в бою нужно что-то еще, кроме веры?

♦♦♦♦♦

А разве в бою нужно что-то еще, кроме веры? Феанору казалось, что нет. Глядя на падающие с неба звезды, Верховный Король Нолдор убеждался в верности этой правды. Ведомый вперед лишь надеждой, наконец, исполнить даденную клятву, бессмертный распалял в своей груди затухающий костер отчаянного желания проучить Мелькора. Знающий, что не успокоится до тех пор, знаменитый Кузнец подгонял вперед своего нерасторопного коня. — Это плохой знак, — Саруман, едущий подле Галадриэль, хмуро глядел вверх. В его темных глазах отражались огни небесного сонма: яркие ленты пылающих камней и полный круг багряной луны. Майа выглядел испуганным. — Предостережение. — Стихии нисходят к земле, — развернувшись, Феанор окинул немногочисленное войско, выдвинувшееся из Лориэна. Кое-как уговоривший Галадриэль не медля отправиться к Казад-Думу, теперь нолдо отчаянно жаждал поскорее подойти к вратам гномьего царства. И не только затем, чтобы доказать своей слишком осторожной сестре свою правоту. Кузнец изнывал желанием поглядеть на свое изменившееся, обретшее дух творение. — Они прознали о наших бедах. — Разве может быть такое? — Галадриэль, остающаяся прекрасной даже в час отчаяния, оправила платье. Море золотых волос разливалось по ее плечам. Бархат белой кожи ласкали ожесточенные лучи Раны. Светлые глаза прекрасной Леди потемнели по прихоти Тилиона, решившего нынешней ночью овеять Исил пурпуром. — Ведь молчали ветра, и небо молчало, и воды. Не было никакого предвестия. Лишь спокойствием дышал Эннорат который год подряд. — Миас могут говорить с Эа подобно тем, кто пришел к нам на подмогу, — Саруман натянул поводья коня, сбавляя шаг скакуна. Феанор, покосившись на Курунира, в который раз задумался о его странном поведении. Не похоже, что маг продолжал служить Саурону. В противном случае, владыка Ортханка поступал крайне неосмотрительно, поддерживая инициативу Кузнеца. Явившийся в Лориэн Саруман, видимо, сам желал преподнести Артанис новости об опасности, нависшей над Средиземьем. Впрочем, колдун быстро и ловко выкрутился из сложной ситуации. Только увидев Феанора рядом с Владычицей Лесной, Курумо уже понял, что его планы требуют существенной корректировки. «Интересно, успел ли он что-нибудь донести Саурону? — Король Нолдор, поджав губы, коротко кивнул проехавшему мимо Халдиру. Светлоликий страж Лориэна, похлопав свою кобылу по шее, безразлично отвернулся. Эльфы, встревоженные внезапным велением своей Владычицы, поглядывали на гостей Лесного Царства с великим подозрением. — Сомневаюсь. Курумо отправился в Карас Галадон, уверенный в том, что не придется столкнуться с проблемами. Майа совершенно не ожидал встретить меня во владениях Галадриэль. А увидев старого знакомого в палатах Артанис, не стал мудрствовать и просто подтвердил мою версию происходящего. Глупым Курунира назвать язык не поворачивается. Полагаю, он не желал выдавать Нэрвен ни Саурона, ни Миас. Любопытно, что он задумал? И почему вдруг рассказал, где нынче ночью следует искать детей Моргота? Ведь не в ловушку он нас ведет. В свете изменившихся обстоятельств наши смерти вряд ли окажутся хоть немного полезными». Феанор нахмурился. Обратился взором к Галадриэль, внимательно озирающей вишневое небо. Последняя, казалось бы, поверила в ту сказку, что была ей поведана вначале самим нолдо, а потом дополнена еще и главой Ордена Истари. Конечно, могло так случиться, что Лесная Владычица просто не торопилась высказывать своего мнения. Однако Кузнецу казалось, что Артанис лишь силилась охватить разумом масштаб происходящих событий. Леди Галадриэль на удивление быстро признала Феанора вопреки его слишком уж «эдайнскому» облику. Мудрая, сильная, повелевающая могущественной магией, Нэрвен легко разглядела в глазах Кузнеца яркий огонь бессмертной души. Королю даже не пришлось никак доказывать сестре своего происхождения. Сложнее оказалось объяснить Галадриэль причину появления Пламенного Духа в Эндоре, не упоминая при этом имени Саурона. Пришлось обратиться к некоторым хитростям. Впрочем, пересказ Сарумана той же самой истории убедил Галадриэль в ее правдивости. «Если расскажу собратьям о том, что Саруман находится на службе Мордора, рискую расстаться с этим телом. Оно хоть и опротивело мне, но все же в нем заключается физическая сила и небывалая выносливость, — рассуждал про себя Феанор, подгоняя жеребца. Конь безмолвно слушался, подчиняясь речам нолдо. — К тому же, мне все еще необходимо доверие Курумо, какое-никакое. Хотя бы для того, чтобы знать, чем живет и дышит Майрон. Последний призвал меня к себе на службу, обещая помочь избавиться от Миас. Грешно не воспользоваться таким предложением. Чужими руками убью своего врага, и, быть может, заполучу, наконец, Сильмариллы». Существовал и иной подход к проблематичной ситуации. Феанор, руководствуясь по привычке исключительно своими эмоциями, своей страстью к жизни и ненавистью ко всему темному, мог рассказать Галадриэль всю правду. Начиная от пробуждения близ Майрона и заканчивая настоящим моментом. Но прославленный Кузнец не желал более подвергать свои планы ненужному риску. Зачем? Ведь пока все и так шло гладко. За спиной, верхом на быстрых лошадях, ехали лучшие стражи Лотлориэна. Сидя на белоснежном жеребце, возглавляла всю процессию задумчивая Артанис. Храбрую компанию сопровождал пусть не совсем честный, но все же Майа. О лучшем Феанор даже не помышлял. А ведь были еще и падающие звезды… Охваченные священным пламенем слезы Элентари, дождем огня спускающиеся к Арде. Знак того, что голос Миас был услышан в Амане. Символ близящегося возвращения в Эндор Аратар, сокрушителей Моргота. Феанор почему-то не сомневался, что теперь Валар не станут мешкать, а сразу отправятся в смертный мир. Никому не нужна была очередная Война Гнева. Не пытаясь понять, почему знаменитые Айнур до сих пор упускали из вида детей Темного Властелина, Кузнец в нетерпении дожидался встречи с владыками Валинора. Прибытие последних знаменовало падение оставшихся приверженцев Моргота. Наступал закат Великой Империи.

♦♦♦♦♦

Наступал закат Великой Империи. Талрис, ухмыльнувшись, затушил приподнятый над головой Больга факел. Преображенный эльф, захлопав ресницами, удивленно воззрился на чародея. Анаэль, сопровождающая брата и вновь рожденного авари, лишь нежно улыбнулась, протягивая тонкие руки к бледному лицу бессмертного. — Твои глаза и твое тело помогут тебе совладать с тьмой, Миниа, — целительница дала новому другу тэлерийское имя. Эльфы, говорившие на Линдарине, словом «Миниа» означали понятие «первый». А Больг, в каком-то смысле, действительно был первым. Единственный ныне живущий авари, он оказался избранным Красной Колдуньей для опасного, но чудесного ритуала очищения. — Доверяй своему телу, чтобы оно могло доверять тебе. Хроа и Фэа неотделимы друг от друга. Управляй обеими своими ипостасями. — Я не понимаю, о чем Вы говорите, госпожа, но я постараюсь, — авари покорно опустил голову перед Анаэль. Талрис, одобряющий поведение вновь рожденного, коротко кивнул. Сфокусировав взгляд на лице служителя Ниар, оглядел лик Кинн-Лаи. Тьма изменила образ воина. Его белая кожа под действием старой магии обрела темно-серый окрас. Лучащиеся глаза целиком наполнились звездным сиянием. Перламутровый узор на щеках покрыли крапинки лунных капель – к удивлению Миас, Больг оказался обладателем своеобразных канапушек. — Мы издревле считались повелителями ночных просторов, — Талрис, заглянув в глаза Больга, сделал серьезное выражение лица. Подчиненному не следовало знать, что старший растроган внезапным преображением чернокрового монстра. — Тебе следует свыкнуться с этой мыслью. Во тьме нет ничего злого или коварного. Она изначальна и безгранична. Из нее проистекает свет, наперекор тому, что говорят снобы. Пойми мое слово. Миниа. Больг кивнул, явно сбитый с толку. Видимо еще не совсем осознающий собственную ценность, вновь рожденный толком даже не научился управлять собственным хроа. Талрис даже не представлял, какие ощущения испытывал Больг при своей удивительной метаморфозе. В одном Миас не сомневался – она была чудовищно болезненной. — Красная Колдунья уже в Казад-Думе, — Анаэль, теряющая терпение, подтолкнула брата вперед к широкому коридору. Не освещенный, весь заросший паутиной, он пах плесенью и разложением. Талрис, не особо жалующий заброшенные крепости, принудил себя подчиниться гласу разума. Кивнув вначале сестре, а затем и авари, ступил вперед, на неровный влажный пол тайного хода. Эхо его шагов улетало далеко, теряясь в пустоте спрятанного в Мории холла. Дольше получаса пришлось идти вперед прежде, чем до трех служителей древнего царства донеслись чуждые Казад-Думу звуки. Легко ориентирующийся в кромешной темноте, Талрис ускорил шаг, различив в едва слышимых шумах размеренный ход двух коней. Поняв, что неосознанно ускоряет шаг и едва не переходит на бег, колдун осадил себя. Не было нужды в спешке. Ему, как единственному сыну Мелькора, следовало сохранять священное спокойствие. Вскоре дальний конец постепенно сужающегося хода осветил далекий огонек белого света. Степенно приближающийся, он становился ярче, а абрисы на его фоне – четче. Прищурившись, Талрис сумел распознать статного Арго, окутанного магией Красной Колдуньи. Следом за вороным скакуном, судя по всему, шел величественно и грациозно Лиорил, любимый камаргу Анаэль. Подле лошадей вышагивала одинокая фигура девушки, совершенно белая, лучащаяся изнутри тайным светом. Талрис, сглотнув, резко остановился. Ощущая, как волнение подбирается к горлу, как живот начинает крутить и глотка пересыхать, попытался дышать размеренно. До сего момента не дозволяющий переживаниям сковать рассудок, Миас впервые за долгое время выпустил на свободу шальных призраков своих эмоций. — Как считаешь, она не откажется от своего же плана? — Анаэль, вставшая по левую руку от брата, нервно сглотнула. Ее глубокие синие глаза наполнились слезами. Самая младшая из пелорийской тройки, целительница Дор-Даэделота никогда не таила своей ярой любви к старшей сестре. — После всего того, что случилось с ней у Гундабада? — Красная Колдунья не из тех, кто меняет курс из-за маленького шторма, — замечая, как предательски дрожит голос, Талрис сжал руки в кулаки. Тыльную сторону ладоней покрыл холодный пот. — Она справится с любыми трудностями. И, наверное, даже смерть не сумеет остановить ее. Ниар, тем временем, была уже совсем близко. Идущая прямо, с высоко поднятой головой, она обозревала темный коридор. Одежды на ее исхудавшем теле трепетали под натиском магического вихря, облекшего Красную Колдунью. Руки и лицо, неприкрытые старым тряпьем, пылали белым свечением. Отросший волос, обыкновенно свисавший с чела принцессы ангбандской грязными сосульками, змеился за ее спиной ожившими языками огня. В облике Красной Колдуньи проступили плотоядные черты; острый излом губ наполнился багрянцем; некогда карие глаза превратились в раскаленные угли чистого света. Подобная ожившему лучику далекой звезды, старшая Миас несла с собой утраченное Аманом волшебство. Царственная в своей неистовой красоте, она, вероятно, была великолепнее даже Тар-Эллион. Прикрывая рот, Талрис резко выдохнул. «Она исполнена силы, о которой так часто говорил нам отец, — мысли резво текли вперед, легко сменяя друг друга. Потрясенный увиденным зрелищем, Миас протянул руку к лицу, коснулся двумя пальцами лба и отсалютовал Красной Колдунье в жесте приветствия. Именно так в Дор-Даэделоте выказывали почтение. Безгласная фраза, воссоздающая глубокий смысл: — Я тебя вижу, сестра моя. Я вижу внутри твоей души и то, что открылось моему взору, прекрасно. Что изменило тебя и сделало такой, какая ты есть сейчас, неведомо мне. Но надеюсь, что ты распорядишься полученной силой с умом». Он опустил руку и прижал ее к груди, краем глаза замечая, как Анаэль и Больг делают то же самое. Не смея поднять взора, Миас сошел на одно колено перед наследницей Железной Короны. Всем своим естеством ощущая, как плоть Арды дрожит и нежится в теплых чарах старшей Миас, сам задрожал в порыве восхищения и трепета. Не осталось в сердце Талриса ни зависти, ни черных дум. Их прогнали мысли о том, что в каждом из детей Мелькора таится исток Великого, Бессмертного Огня. — Встаньте с колен, — знакомый голос прозвучал практически над ухом – веселый бубенчик серебряного колокольчика. Прикрыв веки, чародей Миас грустно улыбнулся. Оказывается, перезвона этого бубенчика так не хватало. — Мы ведь давно не виделись с вами, хотя и собирались встретиться еще в Эсгароте. Много дней минуло с тех пор. Так зачем тратить время на церемонии? Иди сюда, Талрис, я тебя обниму… Лицо колдуна обдало жаром. Поднимаясь с колена, Миас уже ощутил объятие старшей сестры. Сплетя за спиной брата тонкие руки, она прижалась к нему крепко, уткнувшись лицом в грудь. Слепящее сияние вокруг Красной Колдуньи померкло, и теперь коридор вновь наполнился любимой, уютной темнотой. Крепко сжав губы, дабы не выдать чувств, Талрис положил одну руку Ниар на спину. Второй, сделав короткий пасс, призвал на службу магических мотыльков: вынырнувшие из тьмы, они запорхали рядом, с крыльев своих сбрасывая переливающиеся искорки приглушенного огня. — Я уже и не надеялась вновь повидаться с вами, — шепнула Красная Колдунья, содрогаясь в руках брата от глухих рыданий. Ужаснувшийся на секунду, Талрис заключил сестру в жаркие объятия. Ему не хотелось видеть слабость принцессы ангбандской. В груди неясным облаком разрасталась злость. Кто мог расстроить сестру? Кто причинил ей столь сильную боль? Ведь Ниар никогда прежде, ни при каких обстоятельствах не дозволяла себе выказывать страдания. — Все в порядке, Ниар, все в порядке, — отстранивший от себя сестру, Талрис заглянул в глаза Красной Колдунье. Улыбнувшись, ладонями обхватил ее лицо. Губы сильнейшей из Миас перекосило от грусти. В уголках глаз собрались сверкающие росинки. Подавшись вперед, Талрис поцеловал наследницу Железной Короны в лоб. — Мы теперь вместе. Никто и ничто больше тебе не угрожает. — Да уж, — быстро заморгав, Ниар сделала шаг назад. Коротким движением утерев покрасневший нос, обратила взор к Анаэль. На какое-то мгновение лицо чародейки осветила волна нежности и ласки. Потянувшись обеими руками к младшей сестре, крошечная Ниар подозвала Анаэль к себе. — Я рада видеть тебя, любимая сестрица. Мне очень жаль, что все это время тебе пришлось провести в этом сыром, затхлом месте… — Ой, да ну что за… — не договорив, Анаэль бросилась к Красной Колдунье. Сестры, разделенные днями и ночами непрестанного страха, лицемерия и лжи, наконец, смогли встретиться без утайки и опаски. Обхватившие друг друга руками, уткнувшие носы друг другу в шеи, две дочери Мелькора, прославившиеся в бесчисленных битвах, обнимались в приветствии. Талрис, наблюдая за ними, качнул головой. «Видел бы эту идиллию отец, — осторожная мысль наливалась цветом, дозревала, становилась тверже и увереннее. Чародей пока не мог понять, почему возникшие рассуждения вызвали в душе взрыв приятного волнения, но был совершенно уверен в их правильности. — Мы никогда еще не были так сплочены, как мы сплочены сейчас. Перепутья тысячи дорог пришлось пройти прежде, чем осознать необходимость оставаться едиными. Сколько бед пришлось пережить, сколько хороших людей проводить в последний поход. А невинная кровь? Сколько невинной крови было пролито нами на пути сюда, в Казад-Дум? Пожалуй, оно стоило того. Ты, отец, вероятно, не одобрил бы таких методов. Но я уверен, что оно того стоило». — Ладно, хватит нам дурака валять, — Анаэль, явно растроганная не в меру, первой выпустила Ниар из объятий. Красная Колдунья, коротко кивнув, невольно рассмеялась. Смахнув с глаз слезы, распрямила спину. Талрис, находящийся теперь в приподнятом расположении духа, приблизился к старшей сестре. Последняя, бросив взгляд к Больгу, удивленно вскинула брови и беззлобно обратилась к вновь рожденному на беглом аварине: — Ты нашел путь сюда, Больг. Я поражена твоим упорством. Как тебе живется в новом обличие? Не слишком ли тяготит тебя эльфийское тело? Наверное, оно одарило тебя не только бессмертием, но и памятью сгинувших в темноте предков. — Благодарю Вас за участие, госпожа, — вновь рожденный, склонившись перед Красной Колдуньей в глубоком поклоне, никак не мог решиться поднять к ней взгляд. — Ваша сестра великодушно нарекла меня новым именем. Теперь я зовусь Миниа и откликаюсь на этот зов. — Что ж, Миниа, встань, как должно стоять воину Дор-Даэделота, — Ниар, довольствуясь поведением Кинн-Лаи, сложила руки на груди. — И ответь мне, хорошо ли тебе живется во вновь обретенном теле? В чем нуждаешься ты и чего желаешь? Могу ли я облегчить как-либо твое существование? — Я доволен тем, чем теперь обладаю, — скромно ответил Больг. — Только осмелюсь просить Вас взять меня к себе в помощники, ибо теперь я не мыслю себя без… Талрис не стал вслушиваться в чужую беседу. Отвернувшись, прошел вдаль по коридору, желая оглядеть Арго и Лиорила. Кони чувствовали себя прекрасно, стоя посреди прохладного и темного подземелья гномов. Громко фыркая и выбивая крепкими копытами по отшлифованному камню чечетку, дожидались действий хозяев. Питающий искреннюю любовь к скакунам сестер и восхищающийся истой грацией великолепных животных, Талрис с заботой положил ладонь на морду вороного красавца. Арго, узнав касание одного из Миас, громко заржал. Хохотнув в ответ, чародей угостил жеребца припасенным в кармане кусочком нарезанного яблока: уже покрывшееся медным налетом, оно быстро исчезло во рту фриза. Похвалив лошадку, колдун решил было оправить ремни седла, как взгляд его уперся в бездыханное тело, свисавшее со спины Арго. — Ниар, — громко обратившись к Красной Колдунье, волшебник склонился над незнакомкой, пытаясь оглядеть ее лицо. — Это кто? — А, ты добрался до Нанивиэль, — принцесса ангбандская, прерывая свою дискуссию с Анаэль и Больгом, помахала Талрису рукой. — Девочка из Ривенделла, молодая Квенди. Ей, по-моему, только-только исполнилось пятнадцать. — С возрастом разобрались, но что она делает здесь, с тобой? — недоумевая, Талрис ощупал шею девицы. Жилка под скулой медленно, но верно билась в такт сердцу. Бледное лицо бессмертной выглядело расслабленным и вдохновленным. Темные волосы, сплетенные в косицу, свисали вдоль головы. Поникшие руки покрывали бесчисленные ссадины и синяки. — Что прикажешь с ней делать? — Она шла со мной к Казад-Думу, — Красная Колдунья, принявшись изламывать пальцы, пожала плечами. — Много времени уйдет на то, чтобы рассказать историю встречи с этой удивительной девочкой. Вам достаточно знать, что я вынуждена была идти вместе с ней. Уже на подходе к тайным вратам у нас возникли, хм, некоторые проблемы, из-за которых я наложила на Илийю чары. Полагаю, теперь их можно развеять. — Илийя? Что за нелепое имя? — Анаэль, встревоженная появлением в Казад-Думе нежданного гостя, воззрилась на сестру. — Она важна для нас или нет? Если нет, то давайте избавимся от нее… — Не думаю, что в этом есть необходимость, — резко отрезала Ниар. — Ее присутствие здесь не доставит много хлопот. К тому же, у нас появились проблемы гораздо более значительные. Там, на улице, где теперь дуют северные ветра, разыгралось нешуточное представление. Небо окрашено в киноварный, лунное око пылает кровавым светом. Сквозь облака пробиваются звездные слезы… — Варда, — недолго думая, подытожил Талрис. Сердце, громко ойкнувшее за ребрами, тотчас совершило знаменательный полет к пяткам. Даже не пытаясь отрицать страха, колдун приблизился к бездыханному телу Квенди. Легко стащив спутницу Ниар с седла, подхватил ее на руки. Обернувшись к друзьям, вопросительно глянул на старшую сестру: — Много у нас времени, как считаешь? — Я не знаю наверняка, — призналась Красная Колдунья. Косо глянув на Больга, хитро улыбнулась. — Но, уверяю вас, Валар потребуются два, а то и три дня для того, чтобы добраться до нас. Остановить то, что происходит здесь, сейчас, они не сумеют. — Откуда такая уверенность? — Анаэль не подвергала слово сестры сомнению, но просто желала понять, на что следуют рассчитывать. В сложные моменты проявляющая здоровую смекалку, целительница обычно резво подхватывала необходимый ритм действий. Именно поэтому Талрис и Ниар единодушно возлагали на младшую сестру задания, требующие быстрых и верных решений. — Что за участь постигнет тех Аратар, что примчатся в Арду на помощь бедствующим народам? — Сложно назвать эти народы бедствующими, — буркнул Больг, тут же зардевшись. Миас, обратившие взгляды к вновь рожденному, дружно улыбнулись в знаке солидарности. Авари шутливо указал на ту мысль, с которой дети Мелькора уже давно смирились. — Хотя, пожалуй, они действительно бедствуют, если мощь и сила их государств может быть сломлена всего лишь тремя молодыми людьми. — Ну, мы не так уж и молоды, — хмыкнув, Ниар коротко кивнула Анаэль. — Фанар, в которые облачены сущности доблестных защитников Амана, обратятся в материальные и страждущие хроар при их появлении на землях Эннората. Арда позаботится об этом. — Ты обратилась к Эа? — догадался Талрис, держа на руках невесомую дочь Илуватара. Маленькая, совсем худенькая, спутница Ниар улыбалась сквозь сон. Видимо, Красная Колдунья действительно не желала крохе зла: чары, наложенные на сознание Квенди, несли с собой мягкость и сладость майских ночей. — И Эа ответила мне, — наследница Железной Короны кивнула в подтверждение своих слов. Переступив с ноги на ногу, указала в сторону, откуда пришла. — Кажется, вселенная дает нам шанс одержать победу над Валар в этот раз. Скажи мне, брат мой, готова ли Мория к встрече гостей? Спит ли страж у околдованных ворот? — Зачем ты спрашиваешь, Ниар? — Талрис искренне удивился. За множество лет постоянных сражений он еще ни разу не заставил сестер усомниться в собственной исполнительности. — Каждая деталь, продуманная нами до сих пор, исполнена в лучшем виде. Орки дожидаются приказов. Чудовище в озере смиренно пропустит любого путника к Казад-Думу. Неужели ты считаешь, что я мог чего-то не учесть? — Не сомневаюсь в твоих талантах, Талрис, — Ниар задумчиво прищурилась. В глазах ее вновь засверкал потухнувший на время свет. — Просто у меня есть иной план.

♦♦♦♦♦

— Просто у меня есть иной план. И я действительно не считаю ваше решение разумным. Зачем кидаться сломя голову в эту дыру, в которой даже ничего не видно? Почему это нужно делать обязательно сейчас, Торин? Неужели нельзя дождаться утра? Ты погляди на небо! Погляди на него, говорю! Разве это не предостережение? Разве не знак? Бильбо едва поспевал за своими друзьями. Гномы, таки собравшиеся с духом, решили не медля отправиться внутрь Казад-Дума. Конечно, этому поспешному решению предшествовали споры, ссоры и даже одна драка. Но Торин, опираясь на мнение большинства, все же предпочел рискнуть. По его мнению, в осмотрительности не было больше ни смысла, ни надобности. Вероятно, к такому умозаключению его привело совершенное отсутствие орков рядом. Бильбо, правда, вовсе не обрадовался последнему факту. Все больше нервничающий, все больше ужасающийся перспективе оказаться под многотонным куполом Карадраса взаперти с многотысячной армией чернокровых убийц, мистер Бэггинс пытался убедить друзей повременить с отчаянными действиями. — Зачем ждать утра? — Двалин, шедший рядом с Торином, обратился к Бильбо со всей серьезностью. — Там, внутри Мории, кромешная тьма. Нет разницы между днем, и ночью. Так или иначе, мы встретимся с уруками. — Идти туда сейчас равносильно самоубийству, — противился полурослик. Быстро перебирая лапками по промёрзшей почве, рукой указал назад, на спокойное и тихое озеро. — Куда разумнее иметь дело с сонными орками, нежели с орками хорошо отдохнувшими и прекрасно выспавшимися. — Даже сонные, эти твари превосходят нас в количестве, — остановившись, Торин упер суровый взгляд своих жалящих синих глаз в Мистера Бэггинса. Хоббит, чувствуя, что перегнул палку, отступил под натиском взора Короля-под-Горой. Трусливо втянув голову в плечи, поежился, надеясь слиться с местным пейзажем. — Утром ли, вечером ли, поход в Казад-Дум сопряжен с неимоверным риском. Не стану отрицать, вряд ли мы выживем там, в проклятых залах Мории. Но если уж идти в пасть смерти, то лучше по собственному желанию, а не по прихоти вдруг взбесившегося мира. Я желаю принимать решения самостоятельно и не дозволю никому ставить свое слово выше моего. Если не желаете сопровождать нас, мистер Бэггинс, никто Вас не держит. Путь свободен. Полагаю, до Шира теперь Вам по силам добраться самостоятельно. — Я не к этому вел, Торин, — Бильбо, храбро парируя удар по самолюбию, ответил Королю без опаски. Полурослик, достаточно давно привыкший к прямолинейности Дубощита, наконец, научился различать между собой гнев эреборца и его спокойствие. — Я хотел сказать, что до сих пор мы старались поступать по правилам чести и разума. Нам незачем кидаться в омут опасности без оглядки. — Бильбо, — смягчаясь, Торин улыбнулся краешками губ. Льдинки глаз заметно потеплели. — Мы наняли тебя по настоянию Гэндальфа. Таркун говорил о тебе как о лучшем взломщике, которого когда-либо видело Средиземье. И я поверил ему, надеясь, что у маленького воришки получится стащить из-под носа дракона Аркенстон. Я доверился мнению чародея, полагая, что судьба моего народа окажется в надежных руках. Подумайте сами, мистер Бэггинс. Все наше путешествие, с самого начала, еще в Шире, походило на безрассудство. И Вы, уже не раз проявивший свою храбрость, были тем безумцем, что подписал гномий контракт, обязуясь залезть в гнездо Смога Великолепного. Что же Вас напугало сейчас, добрый друг? Неужели широко распахнутая дверь, ведущая в древнее гномье царство? Бильбо, покрутив носом, не нашел, что ответить. Торин, удовлетворенно кивнувший полурослику, без лишних слов развернулся и продолжил идти к зияющей в скале дыре врат. Высокая и широкая, она поглощала чистый свет охотничьей луны. Манящий, таинственный проход пугал мистера Бэггинса почище возможности встретиться с драконом лицом к лицу. — Да уж, безумие, — буркнул хоббит себе под нос, присоединяясь к друзьям. Кили, проходивший мимо, подбадривающе хлопнул Бильбо по плечу. Молодой гном, казалось бы, искренне сопереживал крохе-хоббиту. Мистер Бэггинс, махнув рукой в ответ юноше, неохотно поплелся следом, сожалея о не написанном вовремя завещании. Казад-Дум был совсем близко. Монолитная стена нерушимого камня высилась над путниками леденящей душу сенью. Едва виднеющийся снежный венец Баразинбара пламенел в ночном свете червонным нимбом. Царица ночи, бродяга луна, безразлично взирала на детей Аулэ, пробивающих себе путь к копям Хадодронда. Бильбо, старательно отмахивающийся от докучливых мыслей о близящейся кончине, иногда в ужасе бросал на раскрытые врата Мории тоскливые взгляды. Изнутри смельчака раздирали остервенелые сомнения, парящие над изнуренным рассудком подобно фантомам, что порой являются смертным в кошмарных снах неосуществленной реальностью.