♦♦♦♦♦
Быть может чудеса только ждут впереди. Во всяком случае, хотелось бы верить в это. До безумия сильно хотелось бы погрузиться в омут желаний и надежд, но тешить себя собственной наивностью и глупостью – чревато последствиями. Без сомнений, будущее являло собой лишь темный коридор, полный клыкастых тварей, готовых убить, раскромсать, выпустить кровь. А сердце желало лишь света, тепла и домашнего уюта. Торин прикрыл глаза и выдохнул, усмиряя в себе позывы убежать куда глаза глядят. Отступать от намеченного было поздно. Да вот только как можно было воевать за свою правду, когда впереди виднелась лишь пропасть? — Выпей еще, — Даин поднес кувшин с вином к кубку своего побратима. Бордовая жидкость заструилась звонко, точно горный ручей. Торин не стал останавливать Короля Железных Холмов. Веселящий напиток вряд ли мог как-либо успокоить пожар в сознании эреборца, но был способен хотя бы порадовать гнома своим богатым вкусом. Глубокий букет летнего вина разливался во рту жарким дыханием солнечных дней, отдавая терпким запахом миндаля. — Учитывая, что путь ваш был долгим, вино придется тебе по вкусу. Лучше воды и пива в любом случае. Торин молча кивнул, нехотя поглядывая на еду в своей тарелке. Гномы Железных Холмов сердечно приняли гостей. Северные братья устроили путникам пир: широкие столы в огромной зале замка Даина были сплошь заставлены громадными блюдами с разного рода едой. Широкие глиняные кувшины прозорливые гномы не уставали наполнять летним вином, хозяйственные женщины подгорного народца то и дело подкладывали под руки гостям сдобные плюшки, а отовсюду до ушей доносились веселые голоса флейт и низкий рокот барабанов. Все в царстве Железностопа пело и кричало, радуясь появлению на северных землях собратьев с запада. — За радушие благодарю тебя, брат мой, — подняв со стола медный кубок, Торин отпил вина. Чисто символично. Без желания налегать на красное. Даин доверительно кивнул, откусывая огромный кус хлеба от прожаренной булки. Запах еды щекотал нос и заставлял желудок урчать, но Торин секунду за секундой напоминал себе, что находится в гостях. Злоупотреблять участливостью не стоило даже в доме близких друзей. Около трех часов прошло с момента, как Король-под-Горой и его спутники ступили на земли гномьего царства. Время в компании хмурых северян лилось медленным ручьем черной смолы. Встретив собратьев из Эребора хмурыми взглядами, гномы Железных Холмов по наущению Даина Железностопа устроили гостям небольшую прогулку по подгорным угодьям королевства. Торин, убедившись в том, что с соратниками ничего плохого произойти более не может, предпочел скоротать время за беседой с побратимом. Оставшись с владыкой севера наедине, юный наследник Эребора поведал великому воину гномов свою долгую историю путешествия из Шира к Одинокой Горе. Торин не скупился на детали во время разговора, описывал каждый проделанный шаг с толком и чувством. Он не хотел выглядеть в глазах собрата жалким и неудачливым, но желал дать понять Даину, что силен и способен на многое, дабы отвоевать Эребор. Железностоп Торина не перебивал, внимательно вслушивался в его речи, изредка отхлебывая из своего кубка воды. Торин с благодарностью воспринял немногословность друга. Зная точно, что не услышит осуждающих слов или насмешек, эреборец просто пересказывал суть пережитого. Секунды бежали, растягивались в минуты и часы, а на душе постепенно становилось легче. И не потому, что Торину давно хотелось кому-то пожаловаться на собственную судьбу. Нет. Все было гораздо проще. Ему хотелось поговорить с кем-то, равным себе. С кем-то, кто мог понять лежащую на плечах Короля-под-Горой ответственность. Отдавая должное Даину, Торин не требовал от побратима советов. Он не просил у него помощи и не настаивал на каких-либо соглашениях. Железностоп в свою очередь проявлял к эреборцу лояльность молчанием и терпением. Без лишних слов он отдал распоряжение подготовить путникам опочивальни, приказал приготовить ужин и дружелюбно предоставил своим новоявленным гостям возможность сделать короткий привал под сводами Железных Холмов. — Не стоит, Торин, — голос Даина прервал стройный поток мыслей в голове молодого Короля-под-Горой. Эреборец, подпрыгнув на месте, обратил свой взгляд к побратиму. Железностоп широко улыбался. Его раскрасневшееся от вина лицо излучало миролюбие и сострадание. Торину захотелось поморщиться. Вновь приказывая себе не терять головы, он натянуто улыбнулся. — Я помог бы тебе в твоем предприятии. Но идти с севера к Ширу, без гарантий на успех, без войска, без денег и оружия для дальнего похода… Это безумие. — Знаю, — Торин слышал аргументы Даина и прежде. Слышал их много раз из уст старших гномов, более опытных и мудрых воинов, способных повести за собой армию, если возникнет необходимость. Однако зов дома в сердце не утихал, и лишь становился громче всякий раз, когда Королю-под-Горой кто-то перечил. Перед глазами вновь замелькали давно забытые образы Эребора. Видения, тонущие под градом рушащихся колонн города-цитадели. — И все же я тут. — С хоббитом, человеческой девкой, двумя остроухими и без мага, — уточнил Даин. Торин промолчал, не желая ввязываться в назревающий конфликт. Пустых диспутов в конце сложного дня его усталый разум мог не пережить. Кричать лишний раз не хотелось, да и друзья его вряд ли бы правильно поняли происходящее. Король-под-Горой кинул взгляд к соратникам: старые добрые компаньоны пили, ели и веселились, пока жизнь улыбалась им. Мешать радоваться маленькому празднику не хотелось. Выказывать свою гордость сейчас было неразумно. Поэтому Торин с готовностью проглотил грубость Даина. Вместо этого встал из-за стола, отсалютовав побратиму. — Пойду, разомнусь, — бросив короткое объяснение, эреборец направился к выходу из просторного помещения, под сводами которого был устроен маленький пир в честь прибытия живых и здоровых "вестников бед". Криво ухмыльнувшись, Торин с заботой оглядел Кили и Фили. Племянники широко улыбались и заигрывали с пухлыми гномками Железных Холмов. Молодым воинам невдомек было, что сидят они за столом с существами, не желающими их присутствия рядом. Не чуяли родные и близкие горького запаха воздуха и идущих от стен замка горячих волн страха. Торину захотелось поежиться. Вопреки собственным слабостям, он расправил плечи и медленно зашагал вдоль роскошно убранных столов. В нос бил запах вина, вновь и вновь ушей касалась родная веселая музыка гор. И за всем этим шелковым великолепием проглядывались интриги и опаски, непонятные честному сердцу Короля-под-Горой. Неспешно шагая к каменным балконам, молодой владыка Одинокой Горы вспоминал ветер, что гулял по широким лестничным пролетам Эребора. Холодные дуновения очищали ум и приносили с собой легкость. Были времена, когда Торин мог дышать полной грудью и улыбаться. Широко и искренне, как в далеком-далеком, давно прошедшем детстве. Ныне легкие снедал пепел, и он же застилал глаза, ослепляя гневом. Простота мира отошла в сторону, уступая место боли и отчаянию. А в довесок – необходимость быть сильным. Не себя ради. Ради своих любимых друзей и родственников. Во имя наследия, оставленного предками. Во имя былых идеалов, обветшавших, но еще существующих где-то на задворках умирающего мира. Забытое. Но не оскверненное. Балин и Двалин. Они обсуждали оружие. Дори и Нори. Они пытались поровну разделить кусочки ежевичного пирога. Бифур. Бомбур. Бильбо, в конце концов. Все те смельчаки, что отважились ступить на тропу неизведанного. Ограниченные в своей силе существа, не побоявшиеся бросить вызов самой судьбе. Неужели они не заслуживали почета иного, чем почет, что оказывают безумцам? Гости в доме северных братьев, осуждающих своих бездомных родственников за преданность и верность. Торин обошел стороной круг танцующих гномов. Веселье отражалась на лицах северян, вроде бы неподдельное. Но Король-под-Горой знал, что Ниар была права в своих суждениях. Маленькая и глупая людская девчушка, рассуждающая как бывалый воин. Лихая наездница прекрасно понимала, в какую авантюра ввязалась. И из-за понимания своего страдала более других соратников. Как и сам эреборец, воспитанница Беорна видела за улыбками приготовленные к бойне кинжалы. Кинжалы не защиты, но страха. Глубоко вздохнув, Торин вышел на свежий воздух. Железные Холмы тянулись тонкой горной грядой на восток, пряча под собой гномьи копи. Похожий на Эребор, дом Даина Железностопа не пестрил золотым убранством и не щеголял утонченной красотой. Грубая, суровая крепость гномов с севера внушала опаску. Каменные стены, сеченные подгорными жителями, утопали в темноте потолков. Грубо отесанные глыбы серого гранита искрились в свете зажжённых свечей. Тени плясали по полу, и ветер заунывно выл меж стройных колонн. Железная руда то тут, то там блистала глянцем. Торину нравилось в Железных Холмах. Раньше нравилось, во всяком случае. Тряхнув головой, молодой наследник Эребора коротко кивнул одиноко стоящему гному, что отчего-то не хотел присоединяться к общему пиршеству, и прошел дальше, минуя несколько далеко стоящих друг от друга колонн. Разглядев вдали знакомый абрис, замер на месте, чувствуя вновь, как кровь приливает к лицу. Нервно сглотнув, укорил себя за собственную робость и, натянуто улыбнувшись собственным мыслям, зашагал к тоненькой кареглазой девочке. Ниар стояла на широком полукруглом балконе одна. Одетая легко, лихая наездница обнимала тоненькими ручками свои плечи, силясь хоть как-то согреться. Непокорный взор карих глаз упирался в алеющую линию горизонта. Четко очерченные брови изгибались в выражении упрямого недоверия к окружающему. Уголки губ тянулись вниз, придавая выражению лица хищность и остроту. Необычно бледная в сумрачном свете северного вечера, красавица оглядывала простирающиеся внизу земли Даина. Ни улыбки, ни привычного задора. Скупая сосредоточенность читалась даже в напряженной позе Ниар. Словно готовая вспорхнуть с каменного балкона прямо в небо, представительница рода людского взирала на мир вокруг себя с легким, едва заметным презрением. — Могу чем-то услужить Вам, Ваше Величество? — голос звонкий, точно песня металла под молотом. В представлении Торина таким голосом могла обладать эльфийская госпожа: повелительные нотки силы сочились в каждом слове Ниар и раскаленными стрелами падали на голову эреборца. Молодой наследник трона Одинокой Горы хмыкнул, обходя стороной Ниар. Приближаться ближе к красавице гном не собирался. — Вы не обернулись, — мягко произнес Торин, пытаясь понять, как следует говорить с новоиспеченной спутницей. С одной стороны Королем был он. С другой стороны повадки и манеры кареглазой чаровницы заставляли сомневаться в этом факте. Казалось эреборцу, что его собственные навыки таяли на фоне выправки крохотной и хрупкой охотницы Лихолесья. — Откуда Вы узнали, кто за спиной? Неужели я так громко дышу? — От Вас веет пеплом, — слова Ниар подхватил ветер и донес их до Торина усиленными дыханием ночи. — Жаром и войной. Так пахнет горящий лес, из которого бегут звери. Вряд ли можно попутать дух смерти с чем-либо еще… Эреборец замер, чувствуя, как по спине бегут мурашки. По какой-то непонятной причине гном готов был поверить лихой наезднице беспрекословно. Охотница из Чернолесья манила к себе своей чистотой. Смутьянка, красавица впорхнула в жизнь гномов черной птицей и принесла на своих крыльях смех. Сердце Короля-под-Горой вновь забилось чаще. Много чаще привычного. Переступив с ноги на ногу, Торин с волнением признал, что воздуха ему не хватает. Необычное чувство охватило сознание наследника Эребора огненным штормом. Неосознанно, владыка Одинокой Горы ступил навстречу Ниар. Девушка тут же обернулась. — Не принимайте близко к сердцу, Ваше Величество, — более спокойный тон. Торин сжал губы в ниточку, заглядывая в омут карих девичьих глаз. Полыхающие янтарными сполохами, они яростно блестели в свете свечей. «Боги, в ее глазах живет пламя, — пытаясь сдержать в себе вздох, Торин позволил себе улыбнуться. Мысли о Даине и прочих проблемах отступили прочь под натиском странной, дикой красоты Ниар. — Но ведь она простушка по сути: короткий волос, топорщащийся во все стороны, как у голодранца-мальчонки; грубые черты лица; острый подбородок и чересчур высокий лоб; она маленькая и худенькая, как щепка. Откуда такая статность? Откуда умение подавать себя? И столь грациозные движения… Движения охотника». Ниар улыбнулась, взирая на Торина исподлобья. Никакого вызова во взоре на этот раз. Лишь немой вопрос, которого Король-под-Горой пока еще не мог понять. Отблески, пляшущие на белой коже. В улыбке. На прядях каштановых волос. Кем была маленькая девочка, подарившая наливное яблочко гномьему Королю? Воспитанницей оборотня? Ребенком Лихолесья? Быть может, посланником небес? Или же демоном, похожим на человека? — Кто Вы, Ниар? — Торин задал вопрос прямо. Нет, ему не хотелось слышать ответа. Правда сейчас казалась ему несущественной. Хотелось лишь начать разговор, простой и непринужденный. Что угодно, лишь бы дальше наблюдать за тем, как оранжевое зарево плавленым золотом ложится на янтарь карих глаз. Видеть и ощущать рядом с собой существо, в груди которого спит незыблемый свет. В груди что-то кольнуло. Сильно, до ужаса. Хмурясь, Торин чуть опустил взгляд перед Ниар. Он казался самому себе мотыльком, что летает вокруг огромного факела. Нельзя играть с огнем. Даже если огонь этот кажется маленьким и слабым. — Вам известно, кто я, — девица прищурилась. Она стояла перед Королем, скромно сложив руки перед собой. Мягкость, плавность, расчет. Гном смотрел на человеческую девицу и вспоминал первую встречу с ней. Тот самый первый взгляд. Легкий хохот. Свободный галоп черного скакуна. Желание увидеть красавицу вновь. Исполнившееся желание. Воздуха словно бы становилось все меньше и меньше. — Я не ведаю, кто Вы такая, — Торин говорил медленно, размеренно, четко и ясно. Так, как и привык говорить с окружающими. Боясь позволить голосу задрожать, юный наследник Эребора сжал ладони в кулаки. — Кто Вы, Ниар? Откуда родом и зачем присоединились к нам? — Знание дадено Вам, Ваше Величество, — девушка потупила взгляд. Острые реснички затрепетали. Алые губы задрожали и улыбка сошла с лица охотницы. — Большего я сказать не могу, ведь всю правду Вы видели сами. — Для дитя человеческого Вы здорово передвигаетесь по лесам, — заметил Торин. Слишком сурово, пожалуй. Скрипя душой, Король-под-Горой заставил себя не менять тона. Проявлять мягкость не следует. Даже если очень хочется. — Впервые вижу, чтобы кто-то так лихо удирал от эльфийских стражей. Да и в меткости Вам можно позавидовать. — Разве есть моя вина в том, что Беорн учил меня слышать лес? — Ниар подняла лицо. Горделиво вскинув подбородок вверх, она без страха заглянула Торину в глаза. — Я не имею ничего за душой, Ваше Величество. Лишь собственные умения, доставшиеся мне трудом, кровью и болью. Торин рассеянно моргнул. Пытаясь понять, что ощущает, обмер на месте. В глотке его пересохло. Приспичило глотнуть доброго красного вина, коим угощал гостей Даин. Но не было вина, а перед Королем-под-Горой стояло живое воплощение строптивой огненной стихии. Эреборцу хотелось прикоснуться к маленькой девушке, чтобы ощутить под ее кожей упругость молодого тела. Жар, исходящий от кареглазой наездницы. Хотя бы мельком. Дабы убедиться в том, что Ниар – живая, настоящая девушка, а не приснившаяся ему греза. — Верю в это, — сухо произнес он, чеканя слова и проклиная времена за их суровую реальность. Будь он дома, будь в тишине и покое, будь на дворе мир, а в Эреборе – спокойствие… Он позволил бы себе стать чуть-чуть мягче. Чуть-чуть добрее. — Но Вы не та, за кого себя выдаете. Вы уроженка северных земель. В Вас чувствуется холод. Уверен в этом. Хотелось бы знать, что ложь эта не имеет за собой никакой подоплеки. — Не холоднее он льда, что в Вашем взоре искрится, — Ниар зашипела. Не злость прошелестела в ее реплике, скорее уж ярость. Как будто эреборцу плеснули в лица кипятком. Гному сразу вспомнились рассуждения Двалина о хозяйке пчелиной пасеки. Огонь, а не девка. Не будь за спиной Торина сотня бравых сражений, он бы отступил прочь от лихой наездницы. Однако подгорному жителю приходилось видеть вещи и пострашнее разъяренной охотницы. — Какое дело Вам до моих дел? Какое дело до слов, что я произношу? В моих действиях не было корыстных мотивов, покорная слуга лишь хотела помочь. Собственное желание я выполнила, пусть и не так, как планировала. А потому, не изволите ли Вы, Ваше Величество, оставить меня в покое? И снова за дерзостью слышится горечь. Принуждая себя не отводить взгляда в сторону, молодой эреборец лишь нахмурился сильнее. В груди словно бы разверзлась пропасть. Вдобавок к собственным мучениям Торин теперь испытывал боль и за маленькую девицу, такую хрупкую и беззащитную перед лицом зла. Беорн правильно воспитал свою подопечную. Честность и упрямство, столь высоко ценимые некогда, встречались все реже нынче. Что уж говорить о храбрости? Такими качествами не каждый воин мог похвастать, не то, что юные девы. А сколько лет было Ниар? Сколько на своем веку она успела пережить? Торин этого знать не хотел. Чувство вины и так снедало честное сердце Короля-под-Горой. — Я верну Вас домой, — голос таки дрогнул. Гном чуть опустил голову, вновь и вновь напоминая себе о том, кем является. О том, зачем идет к Эребору. Мысли о доме прибавили сил, но кровь остудить не сумели. Торин с неохотой признал этот факт. А за ним и тот, что лихая укротительница огня воспламеняет в душе неведомые доселе чувства. Опасные и бесконтрольные. — Уж верните вначале домой свою семью, Ваше Величество, — теперь уже задрожал голос Ниар. Торин, заслышав перемену в песенке серебряного колокольчика, ощутил, как горло пережимают невидимыми тисками. В глазах Ниар заблестели слезы. Скатываясь по щекам девушки, они, отражая огонь, падали на истрепанную одежду охотницы. — Свой путь пройдите и не давайте обещаний, которые исполнить вряд ли сумеете. Как много обиды было в этих словах, недосказанного осуждения, крика и злобы. Тоненькие дорожки слез снежной глыбой легли на плечи Короля-под-Горой. Веселый соловей смолк в груди Ниар. Наездница, укротившая вороного жеребца, скрылась за маской отчаяния. А может не маской? Торин не мог решить. Он просто чувствовал боль наравне с той, кем молча мог восхищаться. И в восхищении этом ненавидел себя. Ниар не стала дожидаться ответа. Развернувшись, ушла восвояси. Да и как можно ответить на ее слова Торин все равно не знал. Оправдываться ему было не за что. С собой кареглазую красавицу гном не звал, да и не стал бы звать, даже если бы вдруг захотел. Не нагрубил, не оскорбил, просто предложил помощь. А в ответ получил лишь оплеуху, ничем незаслуженную. Прикрыв веки, Король-под-Горой вскинул лицо к небу. Вопросы, догадки, страхи. Слишком уж много всего происходило кругом. А теперь еще и в сердце разгорался пожар, не давая Торину покоя. Волнение перехлестывало через край. Не ведая, чем же оправдать собственное смятение, наследник Эребора лишь сильнее сжал кулаки. Руки дрожали, но не от пронзительного горного ветра. Распахнув глаза, Торин грустно усмехнулся, подступаясь к странной, непривычной для себя мысли. Ниар он знал совсем недолго. Время его знакомства с ней можно было бы приравнять к песчинке в огромном океане уже прожитых гномом лет. Да вот только песчинка эта казалась подгорному жителю золотой. Яркой, искрящейся, безмерно красивой. Терять эту песчинку ой как не хотелось, потому что казалось, что вторую такую найти в дальнейшем будет невозможно. Мятежного духа с пламенными глазами верхом на огромном вороном коне… Ниар нравилась Торину. Он с неохотой признал этот факт, испытывая страх и трепет перед мыслью подобного толка. Она нравилась ему, как ранее никто и никогда. Маленький и негаснущий огненный цветочек, попавшийся потерянной душе на пути к испепеленному дому. Сглотнув, Торин, наконец, обернулся. Увидел вдали тающий силуэт воспитанницы оборотня. Улыбнулся сквозь разливающийся во рту привкус свинца. Прикрыл веки и пообещал, на этот раз себе, что вернет кареглазую девицу домой, в безопасность. И постарается забыть о ней. Ведь таким, как он, любить нельзя. Любовь обращается в слабость, а слабость – в смерть. Торин не хотел больше видеть, как погибают дорогие сердцу люди. И во имя подобного он мог пожертвовать многим. И собственным счастьем тоже.♦♦♦♦♦
Любовь обращается в слабость, а слабость – в смерть. Торин не хотел больше видеть, как погибают дорогие сердцу люди. И во имя подобного он мог пожертвовать многим. И собственным счастьем тоже. Осаа прекрасно понимала своего сына, и оттого становилось только хуже. Материнское сердце обливалось кровью, сжималось в ком и обращалось в уголь. Гномка знала, чего добивалась Красная Колдунья. Видела планы создательницы Лугбурза, точно написанными черными чернилами поверх светлого пергамента. Мудрость приказывала Королеве Эребора ждать, но вряд ли можно подчинить указам разума любовь матери к сыну. Осаа догнала Ниар. Старшая дочь Мелькора уверенным шагом направлялась к себе в опочивальню. Надо признать, Даин постарался, устраивая своих гостей на ночлег. Каждому путнику выделил отдельную комнату, каждого накормил и напоил, а еще приготовил чистое белье и новое оружие. Знал бы он, кто ныне пользуется его гостеприимством, не стал бы строить из себя радушного хозяина. Конечно, в открытой схватке Железностоп с Ниар соперничать не мог. Но если бы он обладал хотя бы толикой знаний, что были открыты Осаа… — Ниар, постой! — гномка окликнула Красную Колдунью, догоняя хранительницу пекла Одинокой Горы. Мелькорово дитя остановилось, обернулось, нетерпеливо сложило руки на груди. На хитром лице сияла победоносная улыбка, а в глазах сверкала злость, неподдельная, яркая, пламенная. Осаа стало не по себе. Сквозь человеческие глаза красивой девчушки на гномку взирала бездна, и дыхание Мордора вилось следом за Ниар. — Милое создание… Неужели не видишь ты, что Торин страдает? Что же сделал он тебе такого, что заставляешь ты его мучиться? — Разве? — Красная Колдунья ощерилась. — И это ты называешь страданиями, призрак? Если да, то вернись туда, где тебе самое место. Валар с радостью примут назад потерянного духа, потому что духи должны обретать покой. Мирские дела совсем не для исстрадавшихся бестелесных теней. — Он мой сын, — Осаа произнесла эти слова с гордостью и твердостью. Готовая защищать Торина от всех напастей мира, Королева Эребора отступать прочь от своих планов не собиралась. — И не тебе говорить, где мне место, темная. По ценности крови равные мы с тобой, разница лишь в том, что мной руководит любовь… — Не тебе о любви рассуждать, смертная, — Ниар ткнула пальцем в сторону гномки. Ее лицо посерело, глаза налились кровью. Все доброе и светлое, что было в Красной Колдунье, за секунду улетучилось прочь. Кипящий гнев обретал голос и словами слетал с губ кареглазой красавицы. — Ты понятия не имеешь, что такое любить. И что такое жертвовать всем, ради тех, кого действительно любишь. — И если известно тебе это, тогда оставь его в покое, Ниар, — Осаа была готова взмолиться. Она видела взгляд сына, обращенный к Красной Колдунье. Преданный взгляд. Очень мягкий и добрый. — Ты играешь с жизнью того, кого и так судьба невзлюбила. Не нужно манипулировать его чувствами. — А что так? — Ниар ухмыльнулась. — Неужели Королю-под-Горой может быть больно? — Ты и сама знаешь, — Осаа сложила руки в замок. Она не знала, как вразумить существо, обезумевшее от потерь и предательств. Зная, что где-то в груди наследницы Дор-Даэделота теплится крохотная искорка света, гномка не теряла надежды на лучший исход компании. Но надежда эта была слабой, а потому, уже предчувствуя беды, мудрая женщина подгорного народца думала над собственными действиями в дальнейшем. И мысли ей эти не нравились. — Он привяжется к тебе. Полюбит. А мы, гномы, существа простые. Мы преданы до последнего вздоха и не ищем замену тем, кого любим. Не делай ему больно. Не нужно. Молю тебя. — Так и было задумано, Ваше Величество, — Ниар, посерьезнев, расправила плечи. В темном освещении каменного коридора она казалась выше, сильнее, свирепее. — Король-под-Горой, Ваш милый синеглазый сын… Ему достанется Корона Эребора. Это я Вам могу пообещать. Однако не спрашивайте о цене, которую придется заплатить за подобного рода услугу. Ибо даже для Вас эта цена окажется непомерно высокой. Засим, позвольте мне удалиться. Спор лишен смысла, как и любые другие беседы. А если мне придется на пути к собственным целям вырвать из груди Торина Дубощита сердце, я так и поступлю. И пусть руки мои будут в крови, заветное желание отца я исполню. Ведь мною тоже руководит любовь. А сильнее чувства в этом мире нет, сами понимаете. Как и Вы, я не властна над страстями подобного рода. Как никто не властен в существующем порядке Мироздания.