Я знаю, как тебя зовут

Богатые и пустые, цвета чистого неба, горького шоколада или же утреннего тумана, огромные и закрытые двумя стальными листами глаза удивлялись, смеялись, устало щурились, но проходили мимо. Они могли видеть всё, в каждом было запечатлено не меньше планеты, но только личной. Кто-то взирал на мир жадно, ловя каждое изменение, кто-то видел прямую дорогу. Эта дорога не была простой, но всегда оказывалась четкой и, как правило, двуцветной. Как жаль, что фестиваль взглядов закончился так быстро. На лицах повисли серые крестики-тени от зонтиков, по которым сильно долбили капли. Стоит ли говорить, что крестики спешили, как муравьишки, даже не оглядываясь на проходящие мимо такие же серые крестики. Никто не хотел посмотреть на отмытые от утренней жары краски поребриков, оградок, деревьев, домов и неба. Почему он сам не замечал этого раньше? Спешащие, бегущие прятались от летнего чуда в тряпочных панцирях. Громкую тишину дождя среди спешащих, всё-таки смог пересилить тонкий голосок: — Молодой человек, не мокните, идёмте под зонтик, — глаза серо-голубые, или серо-зеленые — было не разобрать из-за крестика, показались из-под серого зонта, запечатлев мокрого юношу, согнувшего широкие плечи под дождём. Эти плечи дёрнулись, но не развернулись. — Я больше намочу Вас. — Голос, начинавшийся где-то за побелевшими губами, не чувствовал дождя, а потому и не мог сжаться, как плечи, оттого и казался спокойным. Сказал немного, но ждал ответа растерянного и ласкового: — больше или меньше — идёмте под зонт. — Серая тень спала с лица, только когда зонт приблизился к молодому человеку. По темному атласу волос скатывались прозрачные капли. Два ярко-голубых стекла широко раскрылись. Весь мир теперь казался чётким, каким он не был пару секунд назад. — Да что ты встал — окрик человека, воткнувшегося в спину юноши, тонул в тишине дождя так, что адресат даже не услышал его, лишь отшатнулся, но взгляда не отвёл. Рука его протянулась, зонт поднялся над двумя головами.