***
— Что ты такое несёшь, Элрос? Что ещё за аданэт? Отправить ее обратно в Эсгарот или в ту деревню, откуда она явилась! — Боюсь, она не из Эсгарота, — ответил страж и хранитель ключей. — Очень странная аданэт, о владыка. Мы обнаружили ее на дальней опушке у северо-восточной границы вчера вечером. Она не знает ни манер, ни приличий. А видели бы вы ее платье! Но лесному владыке не было дел до платьев странной аданэт. Что у него тут, приют для убогих и обездоленных? Однако, памятуя о лесных пауках и непролазной чаще, в которой могла закончить свой жизненный путь упомянутая дева, король махнул обречённо рукой. — На кухню ее. И платье дать поприличнее. — Боюсь, здешние платья ей не подойдут, — не удержался от смеха уже успевший краем глаза заметить странную аданэт дворецкий владыки. — Да что там за чудо эдакое? А ты чему улыбаешься, Гэлион? — Велите привести? Трандуил бросил на Юлю несколько взглядов: первый был просто мрачный, а второй и третий — ошарашенные. Четвертый взгляд, возмущенный, был кинут на Элроса. Гэлион и Элрос с трудом сохраняли приличествующее моменту спокойно-благожелательное выражение лиц, хотя временами то один, то другой не выдерживал и широко улыбался. — Как не стыдно! — гневно заключил наконец лесной король. — Она же наполовину голая! Элрос, ты бы хоть прикрыл эту неземную красу, глазам больно! Где был твой разум, когда ты решился привести аданэт в таком непристойном виде пред очи своего владыки! И лесной король кивнул на Юлины ноги. К слову, голой она вовсе не была, но короткое платье больше открывало, чем скрывало, а по эльфийским меркам это и вовсе было не платье, а короткая безрукавка. — Ужас. Что за дикарка, о светлые валар? «Кто тут еще дикарь?» — возмущенно подумала Юля, но вслух этого говорить благоразумно не стала. Элрос по-рыцарски снял с себя плащ и набросил его на плечи Юле. Но даже эльфийский плащ не смог полностью скрыть рубенсовские формы. — К девушкам ее! «Ого, да у него тут целый гарем!» — подумала Юля. Но увы — Элрос привел ее к старшей горничной.***
— Посмотри, Алариэль, кого я к тебе привел. С этими словами хранитель ключей вошел на кухню; слова его эльфийка расслышала хорошо, а вот самого его почти полностью не было видно из-за фигуры крупной высокой девицы, вставшей в витой арке и полностью перекрывшей ее как по горизонтали, так и по вертикали. — Кто это, Элрос? — Владыка велел посмотреть, к чему лучше ее приспособить: может, оставишь ее при кухне или при мастерских? Вслед за тем Элрос вернулся к своим обязанностям, а Юлия осталась один на один с незнакомой лесной эльфийкой. Старшая над прислугой при дворе лесного короля окинула ее оценивающим взором и, несколько сокрушенно покачав головой, кивнула ей, велев идти за собой. — Так значит, ни готовить, ни шить ты не умеешь? — поинтересовалась она у этой странной аданэт, которую владыка отчего-то решил приютить в Лихолесье. — Почему, умею! — быстро ответила та и почему-то смутилась. Может быть, не была уверена в своих силах. А может быть, не привыкла к такой работе. Старшая эллет вздохнула. — И во что же нам тебя одеть, аданэт? Она задумчиво заглянула в один сундук, потом во второй, потом куда-то отлучилась, но вернулась заметно огорченная: платьев на великанш в лесном королевстве не водилось. — Вот что: придется тебе сшить его самой. Умеешь? Ей вручили отрез холста, окрашенного какой-то местной травкой в зеленоватый цвет, иглу, нитки и оставили наедине с рукоделием. — Но подождите! — кинулась было Юля вслед за ней — а затем загрустила и склонилась над шитьем. — Так шить ты все-таки не умеешь, — резюмировала Алариэль через час. Впрочем, шить Юля быстро научилась. Заметьте, быстро не значит хорошо, а в остальном все было как у Толстого: один кривой стежок, второй, третий, а в сотый раз уже, глядишь, вышло и поровнее. «Ладно, кто меня там видит, на кухне! Сам, поди, и не снисходит до того, чтоб туда спуститься!» — подумала она, смело надела платье и отправилась к очагу и кастрюлям. Там, среди запахов готовящегося жаркого и какой-то похлёбки, ей, конечно, сильней всего захотелось есть. Да и немудрено: последний раз Юля ела аж целых три часа назад. К тому же последние два часа ей пришлось провести в сплошных коротких перебежках по узким крутым лестницам вслед за легконогими эльфами. Но, увы, пришлось заняться делом почти противоположным: начать готовить. Так что она торопливо строгала какую-то зеленую ботву, глотала слюну и с ужасом думала: что если здесь принято есть всего два раза в сутки? А то и вовсе один?! Страшная вырисовывалась перспектива. Но дева держалась мужественно. К вечеру готовка мало-помалу прекратилась, эльфийки наконец поужинали сами и разошлись по своим жилищам. Гостье отвели небольшую комнатку на нижних ярусах: окно там, вопреки всем страшным предсказаниям, было, причем далеко не маленькое, а в щели у рамы нещадно сквозило. Юля устало плюхнулась на узкую постель и утомленно выдохнула. Сон не шел. Во-первых, постель была для нее узковата и жестковата. Во-вторых, из-за окна по комнате гулял сквозняк, и было весьма прохладно. И в-третьих, Юля вовсе не привыкла ужинать несколькими ложками супа с зеленью и корешками. Поэтому, как дева ни куталась в покрывало, уснуть ей не удалось, и желание заполировать похлебку хоть чем-нибудь еще выгнало ее в коридор. Поплутав немного по извилистым переходам, она нашла-таки ход назад к кладовым и очагу. Встревоженные светящиеся мотыльки в светильниках забеспокоились, освещая низкое полутемное помещение кухни и нашу аданэт в просторном зеленом балахоне, шумно шуршащую мешками и пакетами на полках в поисках, чего бы сожрать. «В конце концов, Бильбо у них таскал, а я чем хуже?» — думала она, переворачивая все в поисках снеди. Но Юлия не учла, что ловкий хоббит был в несколько раз меньше нее, а главное — значительно тише. Именно поэтому она вздрогнула и чуть было не выронила изо рта кусок хлеба, когда в двери показалась высокая фигура владыки Трандуила. Он подошел к нашей деве, и над ухом ее раздалось вкрадчивое: — Знаешь, почему в царстве эльфов все такие стройные, аданэт? Но она лишь недоуменно помотала головой: рот-то у нее был занят торопливо заглатываемым куском хлеба. Лесной король в ответ продолжил: — Потому что я тут король и лично забочусь о здоровье каждого! А знаешь, каким способом, аданэт? Юля нервно сглотнула. — В-велите выпороть меня на конюшне? — предположила она, слегка бледнея. Владыка даже несколько обиделся на это предположение. — Телесные наказания у нас не приняты, аданэт. Поэтому я милостиво прощаю тебя. Она уже хотела было тихо выскользнуть из кухни, сцапав украдкой недоеденное, но лесной король мягко перехватил ее, заставив положить утащенную снедь обратно, и грустно взглянул в ее зеленые глаза своими — небесно-сапфировыми, ясными, как день, и чистыми, как сияние истины. — Как король этих мест я должен следить за здравием всех вверенных мне жизней — а значит, и твоей, юная аданэт, — и я приказываю оставить тебе эту странную страсть поглощать мучное в таких количествах. Начнем с того, что ты сокращаешь этим свою и без того короткую земную жизнь, и закончим тем, что ты сама же осложняешь себе работы: ну подумай, легко ли тебе будет разносить обед стражникам по крутым лестницам и узким переходам. А артроз? А преждевременный инфаркт или инсульт? А нагрузка на суставы? — Могли бы обойтись и без лестниц! — огрызнулась Юля, на что владыка, ничуть не сердясь в ответ, резонно пояснил: — Мой чертог поднимается ввысь вдоль рельефа лесной горы, и скажи мне, как еще возможно передвигаться между различными ярусами? — На подъемнике, например, — сходу бросила Юля. — Аданэт! Я сказал, вдоль рельефа, а не прорезает гору насквозь! Я не какой-то желающий срыть всё на своем пути гном, я бережен по отношению к местности и природе! И тут Юле пришлось послушно замолчать, поскольку слова «траволатор» она не знала. — Тебя проводить назад? — галантно предложил владыка, и ей пришлось волей-неволей согласиться. В груди у нее даже зародилась слабая теплая надежда на то, что потом он сопроводит ее не только в комнату, но и в постель, а там, глядишь, расщедрится и подарит ключ от кладовых с припасами. Но, увы, владыка лишь церемонно поклонился и тут же словно растаял в полутьме извилистых коридоров.***
Так началась для нашей наивной девы новая жизнь, полная постоянных передвижений по этажам и другого целебного физического труда. И пусть не сразу и не через день, но она к ней привыкла и даже уже почти не норовила утянуть оставшийся после обеда кусок ветчины, сыра или какой-либо иной снеди. Конечно, иногда нашей героине приходилось и оступаться на этом сложном пути (не в прямом смысле слова, к счастью), но промахи ее были незначительными, а когда она один раз не выдержала и уничтожила разом целую палку колбасы, ее отвели-таки для острастки в один из сараев при внутреннем дворе. Владыка строго указал ей на пол. Юля послушно опустилась на колени. — Подоткни юбку, а то замарается, — послышался его усталый голос. «Сейчас будет пороть! Жестоко! — подумала Юля и зажмурилась. — А то и оттрахает!» Но владыка вновь разочаровал ее до глубины души. — Ведро и тряпка, аданэт. Ты забыла ведро и тряпку. Отмой тут все, — и добавил грустно: — Я тебя прощаю. Она оглянулась, увидела, как он удаляется, скорбно склонив голову, и пообещала себе больше не огорчать его никогда. Ни-ко-гда. Подоткнула уже значительно свободнее болтавшееся на ней платье и принялась отмывать порученный ей сарай. А еще через пару месяцев наступил праздник Йэстарэ, эльфийского нового года. С самого раннего утра лесные чертоги были полны праздничной суетой и шумом, цветущие по весне деревья обступали покрывшиеся молодой травой поляны, где эльфы играли на арфах и лютнях, танцевали и веселились. Главный зал дворца, где намечался основной пир, тоже украсили первоцветами, ландышами и золотыми сережками ольхи; стражники расставляли длинные дубовые столы и скамьи, эльфийки накрывали их светлой тканью и выносили блюда и кувшины с водой, а на кухне, как вы догадываетесь, не прекращалась готовка. И в этот день Юле впервые было даже несколько обидно, что ей поручают разве что порезать салат, перемешать варящееся в кастрюле или отнести к столу поднос с приготовленными куропатками под базиликовым соусом, а к ее талантам в готовке относятся с неэльфийским скептицизмом. Весь день прошел в нервных приготовлениях к празднику и в сплошной беготне. К ужину она устала так, что рада была добраться до постели и не сомневалась, что уснет сейчас таким крепким сном, который не нарушит ни одна пьяная песня. Но дверь в ее комнатку вдруг приотворилась, и туда заглянула старшая эллет: — А ты, аданэт, разве не идешь на праздник? — Но… Он же только для приближенных, а не для челяди, — предположила Юля, точно знавшая по рассказам подруги Любочки, что лесной король был горд и сроду не стал бы сидеть за одним столом с какой-то служанкой. — Ну что ты! Идем, идем. Хочешь, я подыщу тебе платье покрасивее? — Но… Оно же не налезет, — по привычке возразила ей Юля, но все-таки поднялась. — Может быть, налезет, — сказала ей эллет, порыскала по сундукам с одеждой, вытянула длинное светлое платье и заговорщически подмигнула. — Владыка тебя не узнает! И в этот раз платье, на удивление, не только легко наделось, но и, более того, впервые в жизни не сделало Юлю похожей на обтянутый бархатом диванный валик. Поднявшись в тронный зал и всмотревшись в богатое убранство, она замерла. Свежие весенние цветы и пряные травы приятно пахли, запахи сплетались в общий дивный аромат, уносимый легким весенним ветром. Всё сияло огнями и нежными весенними красками, но больше всего было оттенков изумрудно-зеленых, травяных и золотистых. Зеленели мелкие листики в короне владыки, той же нежной зеленью переливались его длинные одежды, золотом горели огни факелов и цветы первоцвета. На травянисто-зеленых и почти белых листах салата лежали на серебряных блюдах ароматные дымящиеся ломти только что зажаренного мяса, острые стрелки лука и фиолетовые листочки базилика украшали почти каждое блюдо, душистый хлеб пах так сладко, еще слаще и свежее был аромат мелиссы, чьи резные, как у крапивы, листики плавали в кувшинах с напитками… Тут наша героиня вспомнила, что сама она готовила и ела до того, и отвела глаза в сторону, чуть краснея. И почти сразу встретилась взглядом с тем, кого стеснялась здесь сильнее всего. Но лесной король посмотрел на нее в этот раз вполне благосклонно, и даже не отправил ее на дальнюю сторону стола, а жестом поманил поближе и указал на место рядом с собой. — Говорят, ты не из Эсгарота родом, милая аданэт. Не расскажешь ли нам, каковы места, где ты живешь, и откуда ты узнала о моем королевстве? Как слухи о нем достигли столь отдаленных стран? Юля опустилась на место рядом с ним, и король подозвал виночерпия, крикнув: — Гэлион! Поднеси аданэт вина, да не забудь разбавить родниковой водой! Она еще слишком юна, чтобы пить неразбавленное — верно, аданэт? Не красней, я же вижу, что тебе нет и тридцати. Самый детский возраст. После привычки к крепленому шмурдяку дорвинионское вино показалось Юле не крепче компота. Может быть, это было и к лучшему, ибо неведомо, как еще она решилась бы поддержать светскую беседу. А сейчас она набрала воздуха в грудь и смело начала: — Слухи о вас ходят самые разнообразные, о владыка, — она улыбнулась (и Трандуил тоже, но улыбка эта с его лица очень скоро сошла). — Моя подруга — а она много умней меня, у нее вместе с другой моей подругой на двоих IQ 1984… — Погоди, о дева. Что такое айкью? — удивленно вопросил владыка. — Это, как бы вам объяснить, коэффициент умственного развития. — А что это означает? Может, это означает, что человек великий целитель, который открыл способы исцеления от всех болезней?.. Или, может быть, это свидетельствует о том, что человек великий писатель, который своим талантом способен заставить рыдать целые народы? А может быть, это свидетельствует о том, что человек знаменитый книжник, изучивший все науки и читающий с кафедры лекции восхищенным школярам, переплывающим море, чтобы его послушать?.. — Нет, это… это… Это надо ответить на столько-то вопросов за тридцать минут. — Не обижайся, дева, но, право, это странно: иметь один разум на двоих и пользоваться этим лишь для того, чтобы ответить на столько-то вопросов за столько-то времени — и безо всякой практической пользы, — заметил эльф. Юля вздохнула. — Ничего вы не понимаете. Так вот, она уверяла, что вы непременно должны были жестоко наказать вашего главного хранителя ключей Элроса и дворецкого Гэлиона за то, что они позволили гномам из ваших темниц бежать. Она говорила… она утверждала… Короче, это правда, что вы подвергли их публичной порке и публичному изнасилованию за преступную халатность? И тут Юля улыбнулась с торжествующим видом журналистки, которой удалось задать на публичной пресс-конференции одному из сильных мира сего самый каверзный вопрос. И впрямь, последовавшая за ее словами немая сцена запомнилась гостям надолго. Первым установившуюся тишину прервал не чей-нибудь возглас, а звук падения и разбившегося о камни стекла: это Гэлион выронил подносимую им бутыль прямо на пол. Бедный же Элрос, широко распахнув глаза, вдумывался в смысл произнесенного аданэт и не мог понять, не обманывает ли его чуткий эльфийский слух. Он ошарашенно приоткрыл рот, явно воображая себе эту жуткую перспективу, и, очевидно, вновь и вновь благодарил валар за то, что владыка велик и милостив, и никогда не позволил бы никому притронуться к своим подданным даже пальцем. Сам владыка, сидевший рядом, был вполне уверен, что слышал именно то, что слышал, но никак не мог взять в толк, отчего ничуть не знавшие его эдайн почитают его столь изощренно жестоким. — Аданэт! Как только столь страшные вещи ты произносишь с таким спокойным видом? Разве я стану причинять боль или вред хоть одному из своих слуг? Юле вновь не осталось ничего, кроме как вздохнуть и признать, что не во всем была права подруга Люба; а то и вообще ни в чем, кроме того, что Волга впадает в Каспийское море. «Зато уж теперь-то он точно велит меня после ужина выдрать за такие вопросы», — подумала она с грустью. И несмотря на вкусные ароматы и свежесть зелени, кусок не лез ей в горло, и остаток вечера Юля сидела, как и положено приличной деве, скромно опустив глаза, и клевала еду, как птичка, так что под конец владыка даже забеспокоился. Его рука опустилась на ее ладонь. Такая теплая и мягкая рука в прохладной вязи колец. — Аданэт, что с тобой? Я все понимаю, и в свое время мне приходилось ограждать тебя от, кгхм, некоторых излишеств, но теперь ты уже кидаешься в иную крайность. Тон его был самый участливый и взволнованный. Владыка вгляделся внимательно в прелестные зеленые глаза девы, чтобы понять, не заболела ли она, и увидел… увидел… Впрочем, что он там увидел, вы знаете и сами. То самое чувство, что она скрывала когда-то за своими насмешками. — Прикрой глаза, аданэт, они выдают тебя, — прошептал он тихо, и вслед за этим последовал мягкий поцелуй. Одним словом, в конце этого вечера, пусть он и был омрачен для бедняги Элроса неуместными расспросами и предположениями, Юлию наконец ждала награда.***
Толстые пальцы неистово колотили по клавиатуре. «Любочка, поверь мне как свидетелю: там грязно, как в свинарнике, по углам бегают крысы, по кроватям — клопы, а король у этих лесных папуасов — натуральный жмот, который удавится не то что за белые камни, а даже за лишний кусок хлеба. Я, знаешь, до сих пор заедаю травму. То есть, залечиваю», — и сообщение было отправлено в интернет, а очередной пельмень, смазанный майонезом, в рот. Стул жалобно скрипнул… Второй подбородок опустился на грудь… Или нет? Юля вдруг вздрогнула. Или все это — неправда, и лишь кажется ей, а она просто задремала, сидя на краю узкой и жестковатой кушетки, держа на руках уже шестое остроухое и светлоглазое эльфийское дитя? Русые завитки на темени золотились в лучах солнца. Чуть поодаль над перильцами детской кроватки светлели еще две белокурые головки, а малыш постарше сидел в соседней комнате и сосредоточенно царапал пером по бумаге, выписывая округлые завитки синдарина. Еще два юных эльфа рубились под окнами на маленьких деревянных мечах под крики и подбадривания друзей. Быстро, словно от свежего ветра, распахнулась дверь в покои, и вошел лесной король и по совместительству — отец ее детей, и, заметив, что она дремлет, забрал у нее младшего. — А где же он, где здесь мой маленький пер-эдэль? Ребенок радостно взвизгнул, обнимая отца, а Юля окончательно погрузилась в сладкий послеобеденный сон. Ей снова привиделся недавний кошмар: что она сидит, всматриваясь в монитор, и расписывает в красках ужасы дикого лесного житья, отсутствие всяких удобств и супермаркетов с майонезом в пешеходной доступности. «Люба, поверь. Он изрядная самодура. А еще у него явно неустойчивая психика и взбалмошный характер. В тот момент ему как раз попала под хвост шлея, и я попалась ему под руку. Трандуил решил меня погнобить, чтобы сорвать злость, и даже не давал спокойно поесть». Люба сдержанно и несколько саркастически сочувствовала. «Эльфы и так предстают трусами и параноиками, а теперь они еще и дикари, не продвинувшиеся в развитии ни на шаг, видно потому, что им и так прекрасно. И что еще говорить о чудесах, которые исчезнут из мира, когда из него исчезнут эльфы? Таких эльфов ни капельки не жалко!» Снова нажато «Отправить сообщение», вот она встает со стула в своей квартире, видит себя в зеркале… — Нет! Нет! Нет! Не-е-е-т… Она вздрогнула от ужаса и отвращения… и поняла, что лежит в постели. — Что ты кричишь, аданэт? — послышался рядом низкий мужской голос. — Два часа до рассвета, мне надо вот-вот подниматься на охоту, а ты меня своими криками будишь уже третий раз за ночь. Обладатель красивого голоса лениво зевнул, потянулся, приобнял её рукой и притянул к себе, и Юля, все еще всхлипывая, благодарно уткнулась в мускулистую мужскую грудь. — Тебе снова приснилось, что ты вернулась обратно? — И стала такой же, как была ра-а-аньше… (Это было самое страшное). — Ну, ну, не плачь, аданэт. Ты у меня умница, ты у меня чудесная и смогла измениться, — и он поцеловал ее в висок. — Спи сладко, милая. Я отгоню кошмары.