пьяные души

      Мейв, кажется, вспоминает, почему никогда не хотела ни с кем встречаться; даже влюбляться не хотела — как табу раз и на всю жизнь. Она после Джексона забыла все/забила на все, она к Джексону привыкла не львицей, а кошкой той самой домашней.       Да только кошкам еще больнее бывает, оказывается. Кошек еще больнее п н у т ь можно.       Отис улыбается неприлично солнечно; и Мейв вроде — как лучший друг — должна быть за него рада; должна смеяться и руками разводить — «эй, ты сделал это, чувак, так и девственность потерять недолго».       Но Мейв не может. Губы дрожат и ломаются неестественно, натянуто, глупо просто. А вроде такой хорошей актрисой считала себя, да? Ошиблась, милая.       А Отис сияет и за плечи обнимает, бормоча «ты заслужила эту награду» на ее слабые благодарности; «я должен тебе рассказать» — непривычно оживленно тянет в родной уже заброшенный туалет, а Мейв и не знает, как сказать ему — я уже знаю.       И это разбивает мне сердце.       — Она тебе нравится?       — Да… Да, мне кажется, да, она нравится мне.       Отис слишком счастлив, у него эмоции внутри вулканом зреют; и Мейв правда не хочет слышать то, что диагнозом ей жизнь разделит на «до» и «никогда». Но Отис это заслужил, нельзя, нельзя ему больно делать, нельзя ему крылья обрубать.       Мейв сбегает позорно и свитер прячет на самом дне шкафа.       (достает через три дня: ее без Отиса л о м а е т)