Полароид и лампочка. Пульс под 120.

Кораблев уже ничего не слышит из-за стука собственного сердца. Забирает сумку из рук Швецовой и бросает на пол. Потом резким движением вниз сдергивает с нее раздражающе-строгое пальто и кидает его куда-то в полумрак. Она прижимается спиной к двери. Безупречная. До мышечной боли идеальная. Ему еще надо привыкнуть подходить к ней так близко. Швецова кусает нижнюю губу и тянется к вороту на его рубашке. Достаточно 2-х пуговиц, чтобы пальцы перестали слушаться. Кораблев обхватывает ее лицо ладонями. - Ну, почему ты такое совершенство, Швецова. А? Они снова целуются, наконец-то, ощущая себя смелыми. Ее бедра слегка выгибаются вперед, а рука оказывается у него на затылке. И впервые во всех измерениях и реальностях Кораблев чувствует себя действительно нужным этой женщине. И готов бросить к ее ногам все, что есть у него и чего нет. - Ты ведь не уйдешь? Он уже не спрашивает - сегодня или вообще. Просто кивает. - Куда же я от тебя денусь? Тем более теперь, - его брови принимают эту типично-кораблевскую смешливую форму. - Все так быстро. - На самом деле медленно. - Еще одно слово про то, сколько лет развиваются наши отношения, и я выгоню тебя вон. - Не выгонишь. - Мы слишком много говорим. - Ты. - Зараза! Кораблев аккуратно стягивает сетку с плеча Швецовой. Обнаженная кожа будто светится в полумраке. Осторожно касается ее губами, будто спрашивая разрешения. Уже не просто коллега выгибается еще сильнее, опьяневшая без вина, опьяневшая от внезапной правды в лице пресловутого начальника уголовного отдела. Они идут в спальню, а туфли на головокружительной шпильке остаются стоять у двери. Еще пара пуговиц. И пока он пытается справиться с молнией-невидимкой на ее платье, она находит под рубашкой источник этой бешеной аритмии в его дыхании. Ловит каждый удар, убеждаясь в том, что это сердце готово вырваться наружу и умереть прямо сейчас только из-за нее. Наконец, молния поддается, и "собачка" ползет вниз, открывая свету кусочек статной и строгой даже сейчас спины. - Ты ведь знаешь, что я всегда тебя любил? Этот вопрос звучит слишком буднично для такого момента. Но это же Кораблев, он не бывает "НЕбудничным". Наверное. Швецова лишь пожимает плечами и кладет его ладонь себе под левую грудь. Кораблев неверяще машет головой, а потом начинает улыбаться. Широко и, кажется, счастливо. Она ничего не понимает, но вдруг влюбляется в эту его новую для нее улыбку. Не саркастическую и не натянутую. Настоящую. Швецова буквально "ловит " ее поцелуем. Мир и ночь сужаются до этого мужчины. Только бы это все было правдой. Но пульс все еще 120, и он скоро не выдержит, наверное. Решетки под кожей рассыпаются на микроскопическую металлическую стружку. Поцелуи Швецовой напрочь выбивают из головы Кораблева мысли о собственной никчемности. Эта ночь стоила каждого пустого дня на пути к ней. Обезумевшее сердце качает кровь так сильно, что в изможденном одиночеством теле оживает каждая клетка. Платье падает на пол. И вечно-все-контролирующая следователь впервые в жизни отключает голову. Абсолютно. Где-то в глубине души она всегда "хотела" Кораблева. Хотела, чтобы он был храбрее, чтобы они оба были храбрее. Хотела, чтобы он ревновал и злился. Хотела сделать что-то, чтобы вылечить эту тоску в его глазах. Хотела держать его за руку в Выборге. Хотела целовать его в Выборге. И не хотела отпускать после. Не хотела отпускать в ту квартиру, где его контузило. Не хотела, чтобы запах его одеколона выветривался из ее кабинета слишком быстро. Белоснежная рубашка отправляется вслед за платьем.

***

Швецова резко открывает глаза и садится, потому что телефоны слишком давно не звонят. Если Кораблев позорно сбежал, она его уничтожит. Прямо рядом с очередным трупом. - Вставай, поднимайся, рабочий народ! - но Кораблев сидит на краю кровати и закатывает рукава на рубашке. - Что с тобой? Выглядишь испуганно. - Неважно. Мы не опаздываем? - Пока нет. - Это, что, была Рабочая Марсельеза? - Ага. Эффектно? - Более чем. Она облегченно выдыхает и падает обратно на подушку. Служебный роман, вообще-то, не входил в ее планы, но Кораблев как бомба замедленного действия, как Йеллоустонский супервулкан, который раз в 10 тысяч лет "убивает" очередную человеческую цивилизацию. По потолку пробегает солнечный зайчик от его наручных часов. Поцелуй по пути в душ. Завтрак, который приготовил он. В лифте за руку, как настоящая пара. В голове полное ощущение, что все это уже было.

***

- Уважаемый тёзка, а ты чего это такой нарядный? - Панов кряхтит, пытаясь поудобней усесться на крошечной табуретке. Даа, белый воротничок сложно спрятать под темным пальто. Швецова тут же одаривает Кораблева взглядом под названием "я же говорила". Я же говорила, что все сразу поймут, что ты ночевал не дома. - Праздник у меня. - Позволь полюбопытствовать, какой же? - Жениться я надумал. Она с трудом сдерживается, чтобы не бросить ручку ему прямо в лоб. - Думаешь, белой рубашкой еще можно кого-то впечатлить? А то в этом морге все тенденции мимо проходят, честное слово. - Марья Сергеевна, вы впечатлены? Панов важно восседает ровно между этими двумя и поднимает голову то влево, то вправо. - Да, почти потеряла голову. - соглашается, лишь бы Кораблев отстал с этими глупыми разговорами. - Вот. Что я говорил, а?! - А на ком жениться-то собрался? Или это пока на уровне "идеи"? - Второй вариант. Швецова облегченно выдыхает, разглядывая татуировку на руке убитой женщины. - Женился бы на Манюне, вон. - Панов, ты не перегрелся, случаем? - ручка выпадает у нее из рук и закатывается куда-то под труп. - Перегреешься тут, на улице спасибо, что не торнадо. А, Манюнь? Я хоть помру спокойным, что ты да эта бестолочь пристроены в жизни. Мне много-то не надо. - Ты ж мой хороший. Лучше расскажи мне что-нибудь по работе интересное. - Ой, да ну тебя. Все потом в экспертизе почитаешь. - надувает губы патологоанатом. - А Панов, кстати, прав. И Ковина порадуем под старость лет. Погнали, Марья Сергеевна, под венец? - Кораблев машет участковому, чтобы тот подождал его в машине. - Предложение у трупа? Серьезно? Может хоть на свидание сначала пригласишь? - Я Наташе вообще в морге предложение сделал. Ничего такого. - вдруг подал тихий голос Панов. - И приглашу. - И пригласи. - Ой, давайте все-таки про труп, вы начинаете меня утомлять. Я уже начинаю жалеть, что вообще открыл рот. - Да, что по трупу-то? - нетерпеливо и раздраженно выпаливают Швецова и Кораблев. Панов, то и дело вздыхая, лениво рассказывает о предварительных выводах, о способе убийства, но внезапно прерывается: - Куда на свиданье-то пойдете? Швецова закрывает лицо папкой. Кораблев отворачивается, чтобы скрыть приступ неуместного смеха. Конец.