Quicksand

      — Что ты знаешь о Спеллманах вообще, Харви? — у Алека в синих глазах таится тщательно сдерживаемый гнев вперемешку с азартом. Татуировки на его теле кажутся живыми — они двигаются вместе с Алеком, когда Алек движется, и Харви ощущает себя чертовым сосунком рядом со своим сногсшибательным кузеном. Он бы волновался насчет Сабрины, если бы это все еще имело хоть какой-то смысл, но Сабрина теперь жила в совсем другом мире, который только по нелепой ошибке пересекался с реальностью Харви Кинкла. Переживать о Сабрине больше было не нужно — белокурая Спеллман, которая обещала любить его всегда, твердой рукой вычеркнула себя из жизни Харви, даже не спросив его мнения на этот счет. Ревновать ее к Алеку не выйдет просто потому, что у Харви больше не было права на ревность. — О Спеллманах? — непонимающе переспрашивает Харви, он слишком зачарован неожиданным и опасным магнетизмом Алека, разорвавшего унылую рутину, в которой Томми был мертв дважды, а Сабрина была ведьмой и бросила его, перед этим подкинув прощальную подачку в виде избавления его отца от алкоголизма, чтобы с первого раза улавливать, чего от него хотят окружающие. — А что с ними? — Это я и пытаюсь узнать от тебя, — терпеливая улыбка Алека кажется зловещей, но Харви теперь во всем ищет подвох. Его брат был превращен в зомби, Сабрина родилась с магическими способностями и умела всякое — например, превращать людей в зомби, — кто угодно может оказаться совсем не тем, кем кажется. Но не Алек, конечно. Лайтвуды приехали на похороны Томми, они просто хотят поддержать семью. Алек, конечно, обычный парень, хотя и выглядит слишком крутым для сонного Гриндейла. Но выглядеть круто — это разве преступление? — У Спеллманов здесь похоронный дом, — отвечает Харви. — Честно говоря, это все, что я знаю о тетушках Брины. О, ну и еще то, что у них живет странный кузен Амброуз, который никогда не уходит дальше крыльца. Я ни разу не видел его в городе, правда. Может, у него какая-нибудь фобия общественных мест — он, знаешь, смахивает на того, кто может болеть душевно… — Брина, — повторяет Алек имя, которое интересует его. — Это Сабрина, так? Та самая, о которой ты писал мне, твоя девушка? — Брина больше не моя девушка, — отводит взгляд Харви, когда он думает о том, что Сабрина сказала ему на прощанье, у него камнем тянет в груди и в горле встает мерзкий ком. Ему больно, он не хочет говорить об этом, но Алек ждет, и Алек глядит так внимательно и так настойчиво, что Харви не может играть в молчанку. — Она порвала со мной после второй смерти Томми. — После второй смерти? — ноздри Алека хищно расширяются, или это Харви придумывает сам себе? — Ну, после его возвращения, ты знаешь, — неловко поправляется Харви. — Все ведь думали, он умер тогда в шахте, а он выбрался и вернулся. — Твой отец с ужасом вспоминает о том, каким стал Томми после возвращения, — безжалостно произносит Алек. — Говорит, лучше б он умер тогда в шахте. — Теперь я тоже так думаю, — едва слышно сознается Харви Кинкл. Он ненавидит себя за эту мысль, но прими он сам смерть Томми тогда, Брина бы не воскресила его из мертвых и не превратила бы его брата в чудовище. Может, он бы не накричал на нее тогда. Может, они бы все еще были вместе.

***

Сабрина Спеллман ладони окунает в кровь с упоением — ритуальные жертвоприношения для нее в новинку, но по венам струится такая пьянящая сила, что путей назад юная ведьма не ищет. Новая жизнь обещает быть яркой, как алая-алая кровь, которой она омывает лицо — ей теперь странным кажется и таким далеким то, что она пыталась отречься от своего наследия. Темный Владыка ей нашептывает по ночам новые заклинания, он приходит к ней во сне снова и снова, и Сабрина каждый раз ждет его с нетерпением, позабыв страхи и опасения. Принимая себя, она расцветает удивительным белым цветком с чернильно-черной сердцевиной, Харви Кинкл с его печальными глазами остается в прошлом без сожалений и поправок на «быть может, как-то все образуется». Тетушка Зельда улыбается сдержанно, но определенно счастливо — Фаустус Блэквуд осыпает ее саму милостями, а Сабрине пророчит будущее если не великое, то более чем достойное. Драматические вздохи Хильды и ее слабые попытки напомнить племяннице о человечности падают в гулкую пустоту — никто не слушает и не слышит слишком размякшую Хильду, у нее права голоса нет и не было никогда. Гриндейл все такой же сонный и застывший для тех, кто не видит дальше своего носа, но для тех, кто способен в и д е т ь тьма вокруг городка сгущается и становится почти осязаемой.

***

Тот, кто стучит в дверь дома Спеллманов, настойчив — Сабрина тратит на то, чтобы спуститься из своей комнаты, не более тридцати секунд, а стук повторяется несколько раз. Распахивая дверь, юная ведьма ожидает увидеть кого-то из посланников Церкви Ночи, но на крыльце стоит юноша, который совершенно точно не является одним из колдунов. Сабрине этот парень знаком по фотографиям, которые показывал ей Харви, но фото не способны передать магнетизма того, кто стоит перед нею. Парень высок, атлетически сложен и одет во все черное, извивающийся край татуировки выглядывает из ворота его футболки, пятная шею. Рисунок кажется Сабрине смутно знакомым — какой-то древний рунический символ?.. — Сабрина Спеллман, верно? — невероятно синие глаза буравят Сабрину из-под непокорной темной челки, и она не может не улыбнуться под этим внимательным, изучающим взглядом: — Верно, — соглашается девушка. — А ты ведь кузен Харви, правда? — Алек, — едва заметным кивком подтверждает незваный гость. — Кажется, не только я о тебе наслышан, но и ты обо мне. — Харви всегда много рассказывает о тех, кого он любит, — слова срываются с губ Сабрины прежде, чем она успевает подумать о том, что они могут быть не слишком уместны. Но Алек, кажется, не придает значения сказанному. — Таков уж Харви, — усмехается он, усмешка его насмешливая и прохладная, и Сабрине нравится это. Чувствительные парни ей больше не по душе, они такие слабые, такие предсказуемые, что набивают оскомину. — Чем я могу помочь? — вспоминает Спеллман о правилах приличия, но далеко не сразу: она держит гостя в дверях, играя с ним в гляделки, но гость, кажется, не против. Они словно пытаются разгадать друг друга, безмолвно схлестнувшись взглядами, и есть в этом какая-то магия — не явная, не совсем настоящая, но необъяснимая и манящая. — О, пришел по поручению мистера Кинкла, — кажется, Алек и сам забыл, для чего явился. — Твои тетушки дома? Или кузен? — К сожалению, сейчас никого из них нет… Ты пришел с чем-то срочным? — Я принес чек. Что-то насчет недостающей части оплаты за похоронные услуги. — Это насчет Томми, — понимающе кивает Сабрина, и лицо Алека на мгновение застывает. Сама Спеллман больше не чувствует ни вины, ни сожаления за то, что случилось с братом Харви. То, что было, уже не вернуть, прошлых ошибок не исправить, и она двигается дальше. Во тьму, но кто в праве осудить ее? — Да, это насчет Томми, — подтверждает Алек. — Какая ужасная история, правда? — Хочешь войти? — предлагает Сабрина, пошире распахивая дверь, чтобы парень смог войти, если пожелает. «Ужасная история» прозвучало как «к счастью, это дерьмо позади, может, обсудим что-то более интересное?» Сабрина не против — Сабрина просто хочет знать, верно ли она поняла Алека. — Давно хотел познакомиться с тобой поближе, Брина, — усмешка Алека кажется зловещей, но Сабрина не против пойти на небольшой риск. В конце концов, что плохого может случиться наедине со сногсшибательным парнем?

***

— Ты был с Бриной, да? — Харви измученным призраком нависает над мирно спящим Алеком, ревность и мольба смешались в его взгляде, и даже в полумраке спальни Алек может видеть это. — В этом есть какая-то проблема, Харви? — Лайтвуд садится в постели и лениво ерошит и без того встрепанные волосы. Его покрытые татуировками шея и грудь теперь отмечены и следами от ногтей и алыми пятнами жадных, слишком глубоких поцелуев. — Ты знаешь, какая проблема в этом есть, Алек, — голос у Харви дрожит, но Алек не испытывает ни жалости, ни раскаяния за то, что сделал. Однажды Харви еще поблагодарит его за это. — Иди спать, Харви, — велит он кузену. — Завтра будет сложный день. Вам с отцом придется уехать из Гриндейла на какое-то время. — Что? Почему? — на секунду Харви забывает о том, что пришел выяснять отношения, но всего на секунду: — Это как-то связано с Бриной? Алек? — Да, — улыбается Алек, и в его голосе звучит мрачное удовлетворение. — Это как-то связано с Бриной, братец. Иди спать, пока на это есть время. — Что ты сделал, Алек? — ужас отражается на лице Харви, он ведь ни черта не знает и не понимает о своем наследии, но где-то в глубине души он чувствует. Вот только духу у него никогда не хватит, никогда он не станет тем, кто встанет с Алеком плечом к плечу. — Я сделал то, что было необходимо, Харви. Сабрина Спеллман извивалась от страсти и шептала его имя, умоляла быть грубее, требовала еще и еще, вонзала ногти в его тело, целовала до синяков и смеялась, как одержимая — и когда он вонзил в ее грудь нож и вырвал ее черное сердце, смех ее оборвался на самой высокой и пронзительной ноте. Улыбка навсегда застыла на ее губах, и Томми был отомщен. Завтра в Гриндейле запылают костры, завтра прольется кровь, много крови — и Алек Лайтвуд ждал этого с хладнокровным спокойствием, которое было свойственно тем, для кого охота на ведьм является делом всей жизни. — Я сделал то, что было необходимо, — повторил Алек, и Харви Кинкл заплакал.