Параллельные

«Параллельные прямые — это линии, которые никогда не пересекаются…» Юджон переворачивает страницу учебника. С усилием дважды подчеркивает название следующей темы, но мыслями все равно возвращается к предыдущей, потому что линии, оставленные ее карандашом, тоже как назло не пересеклись. — Если кто-то увидит, тебе сделают выговор. Рядом опускается бумажный стаканчик, и взгляд тут же спешит сфокусироваться на нем, потому что лучше уж смотреть на пар, поднимающийся над кофе, чем на пальцы с коротко остриженными ногтями, на которых еще видны следы облупившегося черного лака. Эти пальцы ложатся слишком близко к ее руке. Слишком. — Кажется, я только что узнал твой самый страшный секрет, Пак Юджон. Ты все-таки умеешь читать. Правда, только учебники за начальную школу… Юджон чувствует горечь, хотя так и не дотрагивается до стаканчика, на котором аккуратным почерком выведено ее имя, и захлопывает книгу, начиная предложение не по правилам — с точки. «Так и знала, — хочется ей сказать, но привкус огорчения заставляет язык сжаться. — Так и знала, что это было плохой идеей. Там, где есть Ким Тэхен, просто не может быть ошибки с именем Пак Юджон». — Не бойся, я никому не расскажу, — говорит он, и в голосе его слышится усмешка. — Я умею хранить секреты. Но она не ждет. Просто сваливает в сумку карандаши и тетрадь, а сверху — ненавистный учебник по геометрии, который ей, наоборот, нужно сдать. А потом мысленно повторяет единственное правило, которое ей удалось запомнить с первого раза: «Параллельные прямые никогда не пересекаются». Поднимается, быстрым шагом огибает столы, библиотечную стойку с выглядывающей над ней крашеной белой макушкой, залипшей в телефоне. Затворяет беззвучно двери, потому что шуметь нельзя — это привлекает внимание, а Юджон не любит чужие взгляды, не любит даже сильнее насмешливых слов. «Не надо было приходить, — ругает она себя. — Тупица! Безмозглая!» Библиотека — это место, где люди ищут знания, она не предназначена для болтовни с понравившимся парнем, даже если он сам назначил там встречу. Кто-кто, а Юджон должна была помнить об этом, даже пускаясь в самые сумасшедшие фантазии. — Эй, ты обиделась что ли? — Тэхен догоняет уже внизу, у стеклянных дверей, за которыми стемнело настолько, что можно увидеть не школьный двор, а собственное отражение. А оно такое бледное, как будто не успело добрать красок, и, просвечивая, вспыхивает огоньками фонарей. Словно успокаивает: выдыхай, Юджон, все происходит не наяву. Так наяву не бывает. Но Тэхен вдруг тянет ее за шарф, разворачивает к себе и пялится на прикусанную до крови губу, которая теперь, должно быть, выглядит неприлично пухлой и яркой. Пялится с удовольствием, подтверждая одному ему известную догадку. И в это мгновение даже боль от впивающейся в руку застежки от сумки не настолько реальна, как этот настойчивый, ищущий взгляд. Юджон попалась, словно в сосредоточие линий на ладони сама позволила вогнать невидимый, но такой осязаемый крючок. Поэтому, когда Тэхен натягивает шарф ей на нос и коротко командует: «Пошли», она даже не думает сопротивляться. — Погуляем. «Вот еще», — уговаривает она себя, пока они идут через двор. И делает это скорее по привычке, но в шаг попадает с первого раза, не сразу понимая, что Тэхен специально идет медленнее обычного. Он ведь привык к другому: ходить размашисто, держать за руку кого-то попрезентабельней, чем молчаливая испуганная коротышка. Привык смеяться и громко говорить, словно каждое сказанное им слово обязательно должно отзываться эхом в окружающих. А еще он высокий, красивый, умный, он… Ким Тэхен — что тут еще сказать? Линия, расстояние до которой невозможно преодолеть, сколько бы Вселенных ни выстроились в ряд, чтобы поставить это правило под сомнение. В конце концов, это даже бессмысленно — так отчаянно нарушать законы математики, и Юджон расслабляет потихоньку пальцы, чтобы они выскользнули из теплой ладони сами. Мало ли что ему показалось? Вот ей пару недель назад показалось, что сменить школу в выпускном классе прямо посреди учебного года — хорошая идея. А мать за это отлупила ее так, что сменить пришлось школьную форму. На спортивный костюм, чтобы никто не заметил синяков на ногах. Это отзывалось в ней болью и сейчас, но не такой, как тогда, когда она спустя пару дней долго вглядывалась с крыши какой-то высотки в черноту, в глубине которой словно ныряли и снова всплывали на поверхность золотые рыбки. Они были прекрасны и беззаботны, и даже не думали о том, каким будет завтрашний день. Юджон тоже так хотела — не думать, но не смогла… — Ты ведь не спешишь домой, да? — Тэхен перехватывает ее ладонь покрепче, и вдруг темнеющее небо у Юджон в глазах расцвечивается краешком улыбки. — Хочу показать тебе одно местечко. Конечно же, спешит. Юджон косится в сторону, чтобы он не распознал в ней ложь, но Тэхен, кажется, и не ждет ответа. Каким-то необъяснимым образом он знает сам: что дома холодно, холоднее, чем осенним вечером на улице, когда вокруг качаются от ветра голые деревья, а под ногами хрустят подмерзшие черные лужи. — Ты удивишься, я обещаю, — тянет он ее за собой, а получается — к себе, и Юджон утыкается в плечо, даже через шарф с удивлением ощущая, что пахнет от Тэхена не обманом. — Уже поздно, — бормочет она, скользя подметками совсем в противоположном от дома направлении. — Мне, правда, нужно идти… — Со мной — обязательно. У тебя же нет собаки, которую нужно срочно выгулять? — Нет. Почему ты спрашиваешь? — Потому что собака — это единственная причина, по которой я готов поменять планы, а я очень не люблю этого делать. Ну что, идем? Планы? Шарф задерживает возмущенный выдох, и Юджон лихорадочно пытается прикинуть, сколько из случившихся за последние две недели событий, на самом деле были спланированы не ею. Она, как и все, жила по нехитрому распорядку, зная, что произойдет с ней завтра или послезавтра: слушала учителей, мучилась с уроками, помогала маме по дому, порой совершенно забывая, что из одной точки в другую необязательно идти той же самой дорогой. Но вот впереди замаячил парень, который не должен был заметить кого-то, вроде нее, и в одночасье ее планы вдруг стали его… Все началось в позапрошлый понедельник, хотя Юджон никогда не верила, что понедельники обладают магической силой перезапускать удачу. Она не составляла списков, не давала обещаний что-то переделать в себе и даже не загадывала желаний на падающую звезду — потому что некоторых вещей не изменить, как бы сильно этого ни хотелось. Пак Юджон — дурочка. Пак Юджон — последняя двоечница. Пак Юджон не может даже два слова связать. Эй, посмотрите-ка на нее! Тупая. Ни один звездопад не изменил бы этого, что уж говорить о каком-то там понедельнике, которых в ее жизни было так много, что хватило бы научить обезьяну пользоваться компьютером. Но именно в тот понедельник, две недели назад, Ким Тэхен впервые обратился к ней по имени: — Привет! Тебя, кажется, зовут Пак Юджон? Я Ким Тэхен, мы с тобой на одной параллели. Она как раз собиралась узнать, не заняла ли по итогам среза по математике место хотя бы выше последнего, но у доски со списками кучковалась галдящая толпа. Юджон готовилась к этой контрольной, как спортсмен к Олимпиаде, но все равно не стала бы выискивать свое имя даже в середине, тем более при других, однако новоявленный знакомец живо заставил всех расступиться: — Расходимся, расходимся! Дайте и другим получить свой кусочек счастья! Юджон чуть не сгорела со стыда, потому что теперь и со своего места отлично видела, что бессонные ночи над учебниками — еще не повод повышать свои ожидания. Чтобы получить хороший балл, ей, похоже, осталось только протанцевать с бубном в полнолуние. И лучше голышом. — Да где же ты? — зачем-то еще сильнее унизил ее Тэхен, делая вид, что не замечает таких явных смешков. Но она не стала дожидаться, пока он присоединится к остальным в открытую, и ушла, не оборачиваясь. Казалось бы, что в этом такого? Юджон было не привыкать к роли местной дурочки, ведь никакой другой у нее никогда и не было, но гадкое чувство горечи, толкнувшись где-то внутри, вдруг стало разбухать, пока не заполнило желудок целиком, и к разочарованию и стыду добавилась старая подруга — тошнота. Юджон вытерпела целый урок, а потом отпросилась у медсестры домой, но легче все равно не стало, потому что мама встретила ее с поджатыми губами — видимо, уже посмотрела результаты среза на сайте школы. — Не знаю, что из тебя выйдет, — сухо сказала она и продолжила делать вид, что младшей дочери в их семье не существует. Это не стало для Юджон хоть сколько-нибудь неприятным сюрпризом. В конце концов, удивляться можно только тому, с чем еще никогда не имел дела. Например — настойчивости Ким Тэхена, который зачем-то на следующий день подсел к Юджон в столовой: — Привет, — улыбнулся он как ни в чем не бывало и, не спрашивая, решил поделиться содержимым своего подноса. — Таким мелким, как ты, нужно хорошо питаться, — заявил он, сгружая на ее половине приличную горку риса и украшая ее верхушку кусочком мяса. Как будто поставил флаг на покоренную вершину. Как же. — Лопай давай, пока не передумал. Но Юджон на людях не лопала даже пузыри из жвачки. Где-то рядом должны были таиться его друзья, выжидая момент, чтобы обрушить на нее очередное унижение, — так бывало и раньше. Но Юджон плохо запоминала только правила из учебников, а не из жизни, поэтому и промолчала, когда Ким Тэхен стукнул палочками по столу, едва не попав ей по пальцам, и приказал: — Эй, я кому говорю: ешь! С такими нахалами по-другому было нельзя, только молчать и делать вид, будто другой конец стола находится где-то в районе спортивного зала — то есть этажом ниже. Они всегда старались казаться душками, как будто каждый, кто их видел, обязательно должен был повестись на красивую мордашку и ровную, белозубую улыбку. Вот только Юджон слишком хорошо знала, что эта доброжелательность длится всего лишь до первого смешка. Где его друзья? Где? Он перешел в их школу совсем недавно, но наверняка уже обзавелся целой толпой единомышленников. Красивые мальчики — достояние Кореи, а дуры всегда остаются дурами, сколько риса им ни подсыпь. Главное — чтобы одни почаще смеялись над другими, иначе в этом мире нарушится такой важный баланс. У Юджон испортился аппетит, и она, положив палочки на поднос, схватилась за рюкзак. — У тебя какие-то проблемы? — почти участливо спросил Тэхен, но Юджон даже не стала вслушиваться. Надоест — и сам отстанет. Но он не отстал. Наоборот, всего один урок спустя, на стадионе, он нарочно отделился от своей группы, чтобы задать очередной дурацкий вопрос и сделать этим Юджон одолжение, потому что она закончила дистанцию на десять секунд быстрее обычного и даже получила от тренера редкую похвалу: — Ну вот, Пак Юджон, можешь! Повторишь на следующем уроке — и сможешь закрыть семестр без отработок. Поднажми! Это было бы неплохо, подумалось ей между одним судорожным вдохом и другим, которые ломали ее пополам, заставляя упираться руками в колени. Обычно, когда все остальные ученики уже отдыхали на каникулах, ей приходилось еще несколько дней торчать в школе, чтобы закрыть все «хвосты». Не то чтобы ее это слишком заботило, но, возможно, небольшой успех обрадовал бы вечно кислую маму? — Боже, вы только посмотрите на эту девчонку, у нее все не как у людей!.. С другой стороны, Юджон все равно не смогла бы отдохнуть. На каникулах в доме находилось столько работы, словно в наказание ее копили для нее специально. Так что наворачивать круги по стадиону в одиночестве — совсем не так плохо, как могло бы показаться на первый взгляд. Просто какой-то очень маленькой своей частью Юджон иногда хотела побыть такой же, как все. Не умной, не глупой, а… — Ты милая, — сказал Тэхен, когда в первый раз догнал ее на улице после уроков и зашагал своими длинными ногами прямо по хлюпающим лужам. На нем были кроссовки, и в них наверняка вот-вот должна была залиться вода. Что не так с этим парнем? — У меня есть своя теория насчет девушек, — сделал он вид, будто не заметил, как она отодвинулась к краю тротуара. — Если вы болтаете, как бабуины во время спаривания, то всеми силами хотите понравиться… — Что? — не выдержала Юджон и, увидев искорки, которые вспыхнули в веселых карих глазах, смутилась. — Бабуины, они же желтые павианы, на биологии недавно проходили. Помнишь? — продолжил Тэхен. — Они живут стадами и любят собраться, чтобы порыться в чужой шерсти. Типичное поведение девушек, которые хотят быть особенными, а на самом деле выглядят, как все. С этим парнем точно все было не в порядке. Мало того, что он и не думал отставать, своим громким голосом он уже привлек внимание кого-то из одноклассников. Юджон старалась не вглядываться в насмешливые лица, но они уже маячили где-то в стороне, а значит, завтра по школе пойдут новые разговоры… К счастью у Юджон получилось свернуть на улочку, по которой можно было добраться до дома, сделав крюк, а Тэхен не пошел следом. Он остался стоять позади, как будто никуда не спешил. — Неужели ты не хочешь узнать, что происходит с девушками, которые все время молчат? — донеслось до Юджон, и она прибавила ходу. — Эй, Пак Юджон! Нет, сказала она себе: уж точно не хочу. Но ветер все равно принес его ответ: — Тогда они сами начинают нравиться! Это была слуховая галлюцинация, думала она весь вечер, пока мыла посуду после ужина, а потом буравила глазами тетрадь, в которой должна была написать полстраницы, но остановилась после первой строчки. Мама и Ёнха смотрели по телевизору какое-то песенное шоу, но даже их бурные восторги не смогли заставить Юджон переключиться на более привычные мысли или вернуться к домашнему заданию. Она так ничего и не написала, а когда сложила учебники в кучу и спрятала тетрадь в рюкзак, соврала, что болит голова. — Что ни сделает, чтобы только позлить меня, — сказала мама, возвращаясь к очередной смазливой мордашке, за победу которой уже сделала несколько телефонных звонков. — Прибавь-ка громкости, Ёнха. Юджон пролежала под одеялом, накрывшись с головой, несколько часов, а сон все не шел и не шел. И даже темная крыша, с которой она чуть не нырнула в другое будущее, — крыша, которая, как заставка к какому-то шоу, уже вторую неделю висела перед глазами, стоило закрыть глаза, не смогла стереть из памяти веселое эхо: «…начинают нравиться-а-а…» От него холодило под ребрами и ничего не хотелось делать. Даже вспоминать, как плавали в черноте золотые огни проезжающих машин, которые были так похожи на рыб. Даже спать. Это было… так странно. Как и то, что Ким Тэхен, похоже, поспорил на какую-то очень большую сумму, потому что теперь упрямо пытался достать Юджон каждый раз, когда они пересекались в школе. Она была уверена, что ему любой простил бы долг просто за право и дальше тусоваться вместе, однако, он подлавливал ее, как будто не умел проигрывать. А окружающие смеялись, но как-то тихо — значит, все еще ждали, чья возьмет. — Я тут прикинул, — заявил Тэхен, когда она пережила пять минут позора, после урока, на котором не смогла решить ни одного уравнения без ошибки. — Надо подтянуть тебя по математике, чтобы в следующий раз ты их всех порвала. Откуда он узнал? Их классы даже не в одном крыле занимались! — По чистой случайности у меня черный пояс по алгебре и пара свободных вечеров, так что давай встретимся в библиотеке после уроков, идет? Он повел игру грязнее, потому что оттеснил Юджон к стене, чтобы толкавшиеся в коридоре ученики не наступали им на пятки. Чтобы не испортили шутку до того, как она станет смешной. И у Юджон пересохло в горле, потому что он совершенно не выглядел при этом неловким, хотя она не собиралась ему отвечать. — Ну так что, Юджон? Встретимся в библиотеке? Может, он бедный? Может, выиграть этот идиотский спор ему жизненно необходимо, чтобы есть что-то, кроме еды в столовой? Да нет, кроссовки, которыми он так старательно жался к ее туфлям выглядели, словно в магазине их перевязали ленточкой, а потом насыпали сверху фунт бриллиантовой крошки. Даже прогулки по лужам не сделали их менее ослепительными. — Соглашайся, я ведь очень умный. — Что-то не похоже, — буркнула Юджон и, поднырнув под его локоть, попыталась раствориться в толпе. Пугающее «Договорились!» преследовало ее до дверей класса по биологии, а потом продолжило звучать эхом в голове вместо слов учителя Ли. Что Тэхен имел в виду, когда сказал «договорились»? Она же ни с чем не соглашалась! Как это понимать? — Как это понимать, Пак Юджон? — спросил скрипучий голос над ухом, и учитель Ли даже поднес к глазам очки, обычно болтавшиеся на цепочке у живота. В тетради вместо задания пестрели жирные спирали, словно последние пять минут по странице ползали и оставляли следы невидимые жуки. — Мало того, что вы завалили несколько тестов подряд, теперь вы игнорируете и уроки? Я передам администрации, чтобы ваших родителей вызвали для беседы… Нет! Только не родителей! Юджон не успела даже представить, насколько искривятся мамины губы от такого сообщения, как ее собственный желудок сжало спазмом, и ладонь сама подскочила, чтобы вовремя зажать рот. Это было отвратительной привычкой, которая заставляла других людей шарахаться в стороны и держаться подальше, но объяснять им, что вины Юджон в этом нет, было бессмысленно. Учитель Ли тоже дернулся и сбросил очки с носа, как будто ему стало неприятно на нее смотреть, а Юджон, не отнимая от губ руки, выскочила из класса… — Опять тошнит? — спросила медсестра, зачем-то трогая ее за щеку, хотя тянущее чувство под грудью уже отступало. В отсутствие брезгливых взглядов дышать всегда становилось легче, и Юджон начинала чувствовать себя особенно виноватой, как будто всех обманула. Но ощущать теплые пальцы на лице было приятно, и она кивнула. — Ты разговаривала с мамой о том, чтобы пройти обследование? За последнюю неделю это уже третий раз, когда тебе нужна помощь. Юджон снова кивнула, на этот раз обманывая по-настоящему. Мама закатила бы глаза и сказала бы, что нужно меньше есть, тем более что в последнее время бедра Юджон заметно округлились. — Ёнха, посмотри-ка на нее! Не удивлюсь, если после выпуска Юджон разнесет, как вашего папашу! Подумать только, как у одной матери могло родиться два таких разных ребенка? Еще бы, Ёнха была совершенством во всех отношениях. Ей с легкостью удавалось все: от поддержания идеальной фигуры до поступления в университет Конкук, и такому гадкому утенку, как Юджон, нести этот груз было так же трудно, как признавать, что волшебства не случится и она никогда не превратится в прекрасного лебедя. — Покажи мне потом результаты обследования, хорошо? — улыбнулась медсестра. — Можешь задержаться тут ненадолго, а потом возвращайся на урок. — И она занялась своими делами, больше не обращая на нее внимание, но Юджон была благодарна уже за то, что получила — за участие, которое только с виду казалось крохотным и незначительным. Участие Тэхена было совсем другим. В нем не было деликатности, только поразительное нахальство, с которым он, похоже, привык добиваться от жизни всего, чего хотел. — Ты не пришла вчера в библиотеку, плохо было, да? — поймал он ее между занятиями, вынуждая на будущее хорошенько пересмотреть привычные варианты перемещения по школе. Если изучить его расписание, наверное, можно будет свести их неожиданные встречи к нулю… — Ты выглядишь бледной. — Может, у тебя плохое зрение? — не слишком-то вежливо спросила Юджон, запоздало подумав, что нельзя менять тактику. Он может упражняться в попытках ее подловить сколько хочет, но сдаваться нельзя, нужно оставаться безразличной. Пройдет еще пара дней — и ему надоест. Точно. Обязательно. — Рад, что ты спросила, потому что это только подтверждает мою теорию. — Какую опять теорию? — Что молчаливые девушки гораздо внимательнее, чем те, кто мелет языком или таскает на переменах коробочки с печеньем. Они подкидывают дурацкие записочки и думают, что знают меня просто потому, что могут написать мое имя без ошибок. Но они бы не заметили… — Не понимаю, о чем ты. — На самом деле ты права: у меня действительно плохое зрение и я ношу линзы. Только это неважно, потому что и без них я все равно бы увидел, какой у тебя тяжелый рюкзак… — Нет, — огрызнулась она, впервые замирая на месте, чтобы внимательно посмотреть на Тэхена в ответ. Вокруг темной радужки действительно виднелся едва заметный краешек линз, и из-за этого его глаза казались влажными и блестящими. Красивыми их могли посчитать только какие-то другие дурочки, не она. — Не трогай! Тэхен не выглядел растерянным или хотя бы удивленным, какой выглядела бы она, если протянула к кому-то руку и натолкнулась на пустоту. И это было так странно, словно они вдруг поменялись на мгновение местами. Может, дурак тут только один, и это Ким Тэхен? — Никогда. Не трогай. Мой. Рюкзак, — процедила она, силой заставив свой голос звучать твердо, а потом развернулась, чтобы пойти на урок другой, более длинной дорогой, к которой собиралась привыкнуть в самое ближайшее время. Она вела через школьный двор и шесть лестничных пролетов, которых должно было хватить, чтобы отвадить даже самого упрямого идиота. — Ну так что насчет библиотеки? Я буду тебя ждать! — крикнул Тэхен ей вслед, чтобы все остальные снующие мимо ученики услышали наконец его сигнал и рассмеялись. Юджон хотела этого как никогда раньше. Чтобы уставшее от ожидания беспокойство в ней лопнуло, вскрывая безобразные, но облегчающие сердце слезы. Чтобы можно было закончить эту странную игру и снова сосредоточить свои силы на домашних заданиях и попытках стать хоть капельку похожей на тень сестры. Это раньше ей казалось, что жизнь невыносима. Когда в ней появился этот раздражающий парень, она стала в сто раз хуже. Но никто не засмеялся. Ученики проходили мимо, и никому не было никакого дела до некрасивой глупой девчонки с тяжелым рюкзаком на плече, которая брела прочь медленнее обычного. Нет, никаких библиотек. Точка. Едва дотерпев до конца занятий, Юджон натянула шапку пониже и на одном дыхании проскочила три этажа, чтобы покинуть школу незамеченной. А потом помчалась прочь так быстро, будто дома ее ждал приятный сюрприз. — Ты что вообще творишь, бешеная? — донеслось ей вслед, когда входная дверь хлопнула громче обычного, а дыхания в легких не хватило для дежурного приветствия. — Я жду объяснений! Эй!.. Но на этот раз Юджон была слишком занята, чтобы переживать из-за того, что мама опять не смогла справиться со своим недовольством. Она все равно не поднялась бы с дивана, потому что забросила ноги на пуфик, чтобы просушить свежий педикюр, незачем было и отвечать. Тем более что Юджон едва могла соображать от звука пиликающего в кармане куртки телефона и вряд ли бы смогла сейчас выдавить из себя что-то сносное. Сообщения Юджон получала только по праздникам, но 18 ноября 2020 года не был никак отмечен в календаре, а значит, никто не стал бы без толку тратить на нее свое внимание. Если это не жуткий надоеда Ким Тэхен… Юджон захлопнула дверь в свою комнату — уже гораздо тише, а потом долго не решалась кликнуть на значок нового сообщения, хотя и так видела, чье имя в нем написано. Она уселась прямо на пол, в куртке, и гипнотизировала телефон несколько минут, пока не принялась дышать чуточку ровнее. «Это я, Ким Тэхен» — не меньше пяти раз прочитала она то слева направо, то справа налево, словно сообщение могло измениться. Уже в следующем он прислал белого медведя, который приветственно махал лапой… «Теперь у тебя есть мой номер. Смотри не удали». А у него-то ее номер откуда?.. Игра, которую Тэхен вел, вышла за все возможные рамки. Так этого оставлять было нельзя, поэтому на следующий день Юджон не выдержала и подошла к нему сама. Только со стороны могло показаться, что это далось ей легко, на самом же деле пришлось выжидать не один перерыв, чтобы улучить момент, когда Тэхен наконец останется в одиночестве. Рядом с ним постоянно кто-то крутился, чтобы дать ему пять, позвать куда-то после уроков, спросить что-то забавное и получить такой же веселый ответ. Такая популярность должна была быть утомительной, ведь люди постоянно ждали его внимания, но Тэхен ни разу не сделал вид, что ему это неприятно. Это могло вызвать у Юджон уважение, если бы он хотя бы удивился, когда она вынырнула из своего укрытия, чтобы оказаться в двух шагах. Вместо этого Тэхен улыбнулся и сказал: — Привет! — как будто она была одной из его фанаток, у которых всегда была в запасе какая-нибудь сопливая записочка с признанием в любви. Фанаток, которым он улыбался так же доброжелательно и терпеливо, а потом сравнивал за глаза с бабуинами… — Что тебе от меня надо? — Хорошо бы голос звучал пожестче, но от долгого молчания он издал шипение, словно работал на барахлящих батарейках. — И тебе хорошего дня, Юджон. От его улыбки решимость размягчалась как желе, которое забыли спрятать в холодильник, и Юджон тряхнула челкой, пряча за нее страх, что не сможет сказать главное. Не успела… — Слушай, давай сфотографируемся вместе, и тогда я смогу поставить нашу фотку на твой звонок… Не успела Юджон опомниться, как он сунулся еще ближе и наставил на них свой телефон, словно тот был оружием с прицелом. После щелчка на экране мгновенно отобразилось ее перекошенное, растерянное лицо. За секунду до гневного возгласа. — Прекрати! — крикнула она и дернула плечом. — Оставь меня в покое, слышишь? Слышал и продолжал стоять с подленькой улыбочкой, как будто специально делал все возможное, чтобы вывести ее из себя. — Перестань уже меня донимать и найди себе другую жертву!!! — Не хочу, разве ты жертва? Смотри, какая милашка. И он увеличил на экране ее глаза, выглядывающие из-под челки, словно вспыхнувшие в костре угольки. Сам он, конечно, выглядел как будто позировал для обложки журнала. — Удали, ладно? Это же просто ужасно… Она понизила голос, а Тэхен задрал телефон повыше, чтобы ее подразнить, и моментально стал похож на Ёнха, которая любила щелкнуть Юджон в самом неприглядном виде, чтобы потом выложить на своей странице в соцсетях. «Люблю мою сестричку» — подписывала она фото и принимала вал лайков вперемешку с сожалениями, потому такой красивой девушке явно не повезло с родней. — Удали. Пожалуйста. — Хорошо. Если ты придешь в библиотеку после уроков и попросишь меня еще раз, — заявил как ни в чем ни бывало этот гаденыш. — Тогда мы сможем сделать еще одну фотку, и я выберу ту, которая мне понравится больше. Идет? Может, ему тоже требовалось доказательство ее унижения? Того, что она сдалась? Это многое бы объяснило. Фото можно было бы потом разослать всей школе или просто повесить на самом видном месте, например, в столовой, чтобы практиковаться в метании яиц. В школу привозили столько яиц, что хватило бы выложить из омлета ковровую дорожку и еще осталось бы перекусить паре классов. Когда людям надоедает один розыгрыш, они непременно придумывают другой, еще более изощренный. Всего пару месяцев назад, например, одноклассники решили, что будет здорово, если обвинить Юджон в краже чужого телефона, не отказались бы и от соревнования на меткость… — Ты так долго думаешь, потому что не знаешь, как принять мое предложение и не выглядеть при этом доступной? — Что? Отвали от меня, придурок! Злость сожгла Юджон пятки, пока она снова улепетывала в противоположную от Тэхена сторону. — Да я же пошутил! Он приносил одни только проблемы, это стало очевидным даже не тогда, когда через пять минут на телефон пришел очередной мишка, на этот раз извиняющийся — его можно было просто удалить, а ненавистный номер заблокировать. Масштаб неприятностей Юджон смогла осознать через два урока, когда ей впервые пришлось столкнуться с армией поклонниц Тэхена, которую возглавляла Ким Йена, его одноклассница. Она была такой же высокой и стройной, как Ёнха, и такой же нахальной, когда дело касалось чего-то, что она уже считала своим. — Эй, ты, немощная, постой-ка, — заслонила она своим корпусом выход из туалета, а потом толкнула Юджон в грудь, заставив отступить. — Хочу кое о чем с тобой поболтать. За ней в комнату тут же просочились подружки и обступили Юджон, которая, уперевшись спиной в стену, поняла, что пора возненавидеть Ким Тэхена еще сильнее. Зачем он вообще пришел в их школу? Почему у него дома не нашлось того, кто научил бы его уму-разуму вешалкой для одежды? В выпускном классе переводиться нельзя! — Что тебе нужно от Ким Тэхена? — спросила Йена, как будто предложила решить задачу, у которой не было однозначного решения. — Ты вообще себя в зеркало видела? Уродка! Юджон получила второй тычок за последние пару минут — в лоб — и стукнулась о стену затылком. — Что ты таскаешься за ним? Думаешь, он посмотрит на тебя? Думаешь, ему вообще может быть интересна такая тупица, как ты? Еще один тычок, еще. — Эй, тише, ты что, не знаешь, что она в любой момент может блевануть? — придержала ее за локоть одна из подружек, и только этот довод заставил Йену сбавить пыл. — Вот еще, не буду я туфли марать из-за этой крысы, — фыркнула она. Но перед тем как уйти, на прощание сдернула с плеча Юджон рюкзак, потому что люди, считающие себя выше других, просто не могут не оставлять за собой точку в разговоре, даже если все это время вели его с собой. — Еще раз подойдешь к Тэхену, и я тебя заставлю землю жрать, поняла? Еще одну точку. Оставшись одна, Юджон осела на пол и прижалась спиной к холодной стене еще покрепче, чтобы использовать единственную точку опоры, которая не могла ее подвести. Звонок на урок она благополучно пропустила, а потом решила, что нет никакого смысла в том, чтобы присутствовать там, где никто ее не ждет. Маме все равно позвонят: завтра или послезавтра, а даже если и нет, Юджон не превратится в одночасье в дочь, которой можно гордиться. Пусть мама тоже попробует с этим смириться. Ее все-таки вырвало, и стало чуточку легче дышать, а дома, когда мама с порога спросила, что случилось, раз Юджон вернулась из школы не после очередного выпуска Running Man, а перед ним, ложь сорвалась с языка такой же естественной, как и правда: — Отпустили пораньше, вот и все. — Смотри мне, если будешь прогуливать, то станешь такой же никчемной, как твой тупица папаша… Хотя кому я говорю? — последний вопрос она адресовала Ю Джесоку, который улыбнулся ей с экрана своей фирменной улыбкой, словно все понимал и искренне сочувствовал. Юджон частенько доставалось от одноклассников, особенно в предыдущие годы, когда оскорбления вызывали в ней забавные слезы. Однако с тех пор она разучилась плакать. Не стала вспоминать, как это делается, и теперь. Тоска переполнила ее настолько, что было трудно стоять, и она прилегла на пол, раскинувшись так, чтобы чувствовать его поверхность всем телом. Когда они были с Ёнха такими маленькими, что разница между ними еще не была заметна для окружающих, отец по выходным учил их плавать на спине. — Нужно только позволить воде все сделать самой и не мешать, — говорил он и все равно придерживал каждую из них под спину. Теперь Юджон больше не нужно было держаться за его руку, потому что позволять жизни нести себя она умела, пожалуй, лучше всего на свете. И та действительно не топила, если не начинать барахтаться. Когда мобильный телефон вдруг позвонил, Юджон пришлось вынырнуть и снова почувствовать головокружение, потому что Ким Тэхен в очередной раз взбаламутил только успокоившуюся воду. Он не был ей другом, чтобы спрашивать о настроении или звать гулять, но она так и не заблокировала его номер, хотя собиралась. Наверное, поэтому он все-таки имел право на ответ… — Привет, — сказал он, как будто звонил каждый вечер. — Как ты себя чувствуешь? Он сумасшедший? Что вообще должно быть у человека в голове, чтобы вести себя так же прилипчиво, как морская губка? Очевидно, что ничего. Она представила, как он липнет к обратной стороне аквариума, расплываясь по стеклу носом и щеками и неожиданно для себя улыбнулась… — Эй, я знаю, о чем ты думаешь, — воскликнул он, и Юджон спрятала улыбку в ладони. — Я хотел сказать, что со всем разобрался, ты можешь не беспокоиться. — С чем? — спросила она. — Как? — Я не бью девчонок, если ты об этом, — он кашлянул, и это прозвучало неловко. — Но иногда думаю, что зря. Еще вчера Юджон думала, что людей, которые хотят сделать ее жизнь невыносимой, слишком много для нее одной. Однако благодаря этому странному парню, их должно было стать столько, что, похоже, придется раздавать автографы… Еще вчера ее бы это испугало, однако после сильного напряжения Юджон всегда чувствовала себя легче, только поэтому она не сбросила вызов и снова растянулась на полу, чтобы вернуть ощущение спокойствия. Так лучше слышался голос Тэхена, который говорил странные вещи. Странные и глупые, например, «Йена — тупая курица». — Слышишь, Юджон, никто, правда, тебя больше не тронет, а если у кого-то плохо с башкой, я всегда могу повторить. Подраться с кем-нибудь из парней никогда не помешает. — Кажется, это у тебя плохо с башкой, — беззлобно сказала она. — Я тебе повторяю, повторяю, а ты все равно не понимаешь. Это выпускной класс, нужно просто по-тер-петь. — Ничего подобного. Терпеть можно, когда колено чешется, а у тебя руки заняты почесать. Но даже тогда это не оправдание. — Очередная твоя теория? Они у тебя что, на все случаи жизни? — Я же говорил, что я очень умный, а ты все не веришь. — Ага, конечно. — Люди любят, когда им дают правильные ответы, — убеждено сказал он, — поэтому я просто делаю им одолжение, предлагая свои. — И какой же правильный ответ ты приготовил для меня? — Юджон задержала дыхание, чтобы не пропустить ни слова… — Привет, Тэхен! Я помню про нашу встречу в библиотеке и уже заняла нам места за столом у окна. Из него открывается классный вид на закат. Пф… Может, у него травма какая-то на почве библиотек, если его так тянет туда? Книжку ему там не ту выдали. Или выгнали за непристойное поведение? — Нет, — ответил он, как будто она спросила вслух. — Я знаю, что ты хочешь сказать, но нет. Юджон постаралась, чтобы ее голос звучал ровно: — Зачем тебе это, Тэхен? Что с того, что я соглашусь и приду в библиотеку? Он улыбнулся: — Не люблю заниматься математикой в одиночестве. Ну так как, Юджон? Составишь мне компанию? Ей хотелось сказать нет, очень хотелось, но на падающую звезду иногда загадывают желание даже самые приземленные реалисты. Юджон могла лезть из кожи вон и все равно завалить контрольную; могла с надеждой представлять, как крошечная похвала учителя по физкультуре найдет дома еще более крошечное эхо и все равно зря; могла много чего, потому что не верила в чудеса. Но Ким Тэхен вдруг сверкнул ей, лежащей на самой глубине, и внезапно захотелось выплыть, чтобы вдохнуть глоток свежего воздуха и поймать это сияние в ладонь. Воздуха как раз хватило на короткое слово: — Ладно. И еще больше — его хватило до следующего вечера, чтобы пребывать в волнении от предстоящей встречи. Когда это ощущение развеялось, Юджон поняла, что попалась. А Тэхен уже тащил ее по зимней улице за собой, как будто действительно все делал по заранее четко придуманному плану. Что он приготовил ей? Трепыхаться было поздно. Лучше бы она соврала, что у нее есть собака… Тэхен проволок ее за собой два квартала, совершенно не беспокоясь из-за стемневших улиц или молчания, которым Юджон предпочитала обычно поддерживать разговоры. Пару раз она хотела крикнуть, но какая-то другая часть в ней, которая всегда уговаривала смириться и просто переждать, напомнила, что они все еще в оживленной части города и он вряд ли сделает что-то настолько плохое, чтобы впадать из-за этого в панику. Юджон уговаривала себя подобным образом даже тогда, когда людей на улице стало меньше. Она все еще могла закричать, стоило ему открыть дверь подъезда какой-то высотки, но не закричала. А он сунул ее в лифт и нажал на кнопку последнего этажа, а затем втянул Юджон по пожарной лестнице наверх, на крышу, которая в темноте всё так же походила на берег моря, чьи волны не издавали шелеста, как и три недели назад. Юджон увязла подошвами ботинок как можно дальше от темного края, как будто снова завидев блеск золотых рыб, могла выдать то, что уже бывала здесь. Поэтому когда Тэхен настойчиво потянул ее вперед, силой наконец выдернула вспотевшую руку. — Зачем ты привел меня сюда? — Я же сказал, что хочу показать тебе классное место. Тут клево, да? — Тэхена словно натолкнуло на борт, и он уперся в бетонное ограждение, ловя губами холодный воздух. Юджон могла видеть только, как его дыхание превращается в пар, хотя сама от ужаса чувствовала только жар: в груди и выше, в горле, а еще в пальцах… — Тебе тут нравится? — Тэхен обернулся. — Не бойся, хоть тут высоко, а вид открывается просто охренительный… Давай, Юджон, иди сюда. Я буду держать тебя за руку. Ну уж нет, уже подержал. Юджон машинально сунула ладони в карманы. — Это какая-то шутка, да? На крыше больше никого не было, но Юджон все равно по привычке обернулась. — Я прихожу сюда каждый вечер с тех пор, как переехал из Тэгу, и не могу оторваться от этой картины. — Он расставил руки в стороны и издал короткий, почему-то похожий на отчаянный, крик. — Это самое лучшее, что я пока видел в этом чертовом городе! — Каждый вечер? — неприятно удивилась Юджон. — Каждый? — Тебя это удивляет? Когда я смотрю на небо, именно здесь оно кажется таким же, каким было над моим прежним домом. — Ты живешь здесь, да? — Конечно, этажом ниже. Иначе как бы я узнал об этом месте? Так это действительно его дом… Юджон еще сильнее захотелось уйти, потому что когда Тэхен обернулся к ней, то посмотрел взглядом человека, которого распирают слова. Такой она казалась сама себе, когда обида в ней рвалась наружу и не могла пробраться сквозь плотно закрытые губы. Болящей, яростной, живой, но всегда молчащей. Только в отличие от нее самой, Тэхен не был человеком, который бы позволял чувствам ломать себя изнутри, поэтому уходить нужно было до того, как он все разрушит. — Я видел тебя тут, Юджон, три недели назад. Она отшатнулась, развернулась, рванула ручку на себя, но каким-то очередным невероятным образом Тэхен успел положить свою ладонь на дверь, чтобы она захлопнулась так же быстро, как и открылась. — Я видел тебя тут, Юджон… — повторил он с нажимом. — Три недели назад. — Нет… Ты ошибся… — Ты стояла на самом краю. — Просто с кем-то перепутал… Слезы уже щипали глаза, и Юджон зажмурилась, чтобы не видеть правды, в которую он тыкал ее прямо носом. — На самом краю. И я подумал: что эта девчонка так рассматривает в глубине улиц, если в такой поздний час здесь можно увидеть только дорогу да, наверное, пару проезжающих машин? — Мне пора идти… — Я много раз смотрел туда же и видел только какую-то хрень, как будто заглянул в мусорный бак. А ты… что видела ты? — Ничего особенного. Просто… огни, — шепнула она, и силы оставили ее, заставляя накрениться, как будто она больше не могла стоять самостоятельно. Тэхен подхватил ее, снова утыкая мокрыми щеками в ворот своей куртки. Его ладони легли поверх ее шарфа, выше, погружаясь в волосы и обхватывая затылок, в котором пульсировал жгучий стыд от осознания, что секрет, о котором она не собиралась говорить до самой смерти, стал теперь виден так же ясно, как и то, что золотых рыб в черной глубине никогда не существовало. Только огни проезжающих мимо машин. — Ты необыкновенная, Пак Юджон, сама хоть знаешь? — спросил Тэхен так тихо, что она почувствовала его слова кожей. — Ты бы ни за что не прыгнула. Опять он как будто придумывал на ходу какую-то теорию, по которой она выглядела лучше, чем была на самом деле. Чем это отличалось от лжи, которой она каждый раз отвечала людям? «Да, я схожу к врачу», «Все в порядке». Только он не должен был лгать за нее. В конце концов, Пак Юджон действительно была дурой, с какой стороны не посмотри. Мама, Ёнха, ребята из школы, даже Ким Йена, не умеющая признавать неправоту, — все они смотрели на нее без попыток найти то, чего нет. И то, что они видели, было правдой. — Я хотела прыгнуть, — сказала она, подставляя лицо холоду, в котором дышалось свободней и легче. — Просто… струсила. Чего еще ждать от такой, как я? Пак Юджон такая дура, что даже не смогла найти самый короткий путь с этой крыши. — Нет, не прыгнула бы, — повторил Тэхен все с той же непрошибаемой твердостью, что бесила ее все это время. — Ты бы просто не успела, ведь я сделал бы это первым. Юджон всегда казалось, что глубина — это точка спокойствия, и чтобы вернуться в это идеальное состояние, нужно просто раскинуть руки и лишиться опоры, как учил папа. Нужно просто не мешать, чтобы все наконец встало на свое место. И она так сильно старалась, что чуть было не совершила непоправимую ошибку. О том, что это была именно она — ошибка — Юджон поняла совсем не в тот момент, когда три недели назад спрыгнула с бетонного ограждения на пол, вытерла слезы и ушла с этой крыши, чтобы никогда больше сюда не возвращаться. Она поняла это в тот момент, когда Тэхен поцеловал ее, ведь она могла умереть и так и не узнать, что в людях может скрываться такое мягкое, искристое тепло, от которого все на свете кажется просто отблеском. То, что это тепло могло таиться в человеке, который в один момент лишился самых близких людей — родителей — и был вынужден разломать свою жизнь на две части, не оставив для будущего мало-мальски весомого куска, было настоящим чудом. А уж то, что он по какой-то невероятной случайности нашел точно такое же тепло в ней, Пак Юджон, еще долго казалось сном, от которого не хотелось проснуться. — Я бы позвал тебя к себе, но, боюсь, мои тетя и дядя тебя только смутят, — сказал Тэхен. — Они бывают довольно невыносимыми, когда пытаются понравиться, а я все еще хочу подтянуть тебя по математике, Юджон. — Дурак, у меня дислексия, неужели тебе еще не рассказали? Слова меня как будто не слушаются, так что можешь не стараться. А еще меня тошнит каждый раз, когда я волнуюсь. Университет мне все равно не светит. — Да пофиг. Если тебе сложно читать, я могу записывать голосовые сообщения, а ты будешь повторять дома. Я умный, я найду сотню способов прокачать тебя до отличницы. — Тэхен, я за последний месяц смогла запомнить только одно правило, и то из учебника за начальную школу. Мне не поможет даже гипноз. — Какое еще правило? — Параллельные прямые — это линии, которые никогда не пересекаются. Все, как в жизни, правда? — Она глянула на него из-под ресниц. — Ага, — еще крепче сжал он ее руку, — здорово, что это не про нас, правда?