1. Предисловие.
«Ветер дунул – нет препятствий…»
Бывают моменты, когда сваливается нечто такое, что можно охарактеризовать – хоть и банально, но очень точно – «поражает до глубины души». Когда в голове вдруг становится совершенно пусто – ты осмысливаешь информацию иначе, сердцем, и кажется, что сам переживаешь это – не события, но чувства и ощущения.
Я лежу, раскинув руки в стороны и устремив взгляд в потолок, чувствую тот самый вакуум в голове. В наушниках – «Мураками», вне меня – тишина.
Каким-то неведомым образом мне чудится легкий теплый ветер, закрыв глаза, я вижу то небо, солнце на котором выключили облака – дунул ветер, и они понеслись куда-то неведомо куда, и нет препятствий, ведь нет ни начала, ни конца у неба. По руке тянутся вены, кровь в них течет, словно вслед за облаками, тоже гонимая ветром. Голубые жилки на запястьях сливаются с небом и текут, текут… Четыре строки, а что удается почувствовать! Ты уже не здесь, ты уже летишь вслед за ветром, а в голове пусто…
Вот так, безвольно раскинув руки, понимаешь – не умом, сердцем! – как же ты ее любишь. Именно так: огромным небом, безграничным и невесомым. И хочешь чего-то материального, ощутимого; неудержимо желаешь выразить ей эту любовь, в полной мере поблагодарить за эти непередаваемые ощущения.
Время застывает. Все статично – точно на фотографии, только облака все бегут. И страстно желаешь, чтобы все оставалось именно так. Самое главное всегда остается неизменным. Мы изменимся не скоро? Хочется верить, что все лучшее в нас останется, никуда не исчезнет, противостоя даже ветру.
Небо – оно тоже неизменно. Более того, оно везде - вокруг нас и внутри нас. Под ногами оно отражается, и в нем – высоко-высоко – самолеты.
Мантрой, чародейским заговором – я люблю тебя во все глаза, я хочу любить тебя руками. Так хочется обнять это небо. Тянешь к нему руки – и ловишь только воздух. А где-то там, высоко, летит самолет…
Улетаешь…
Эфиром сгущаются краски: над головой, в вышине, в нереальном мире – я люблю тебя и хочу любить вечно.
Но ты растворяешься в этом небе: у-ле-таешь…
Голос сливается с пустотой, прощально звеня: «…ками», кладет окончательный штрих – «ками» по-японски означает «божество».
И вдруг падаешь на землю. Падение хоть и томительно, но мягко, оставляет после себя сладкое послевкусие и желание вернуться в эту синеву. Именно так: ощущение полета, теплого ветра и мягкого, не обжигающего, трепетно греющего солнца.
В голове уже нет той блаженной пустоты, туда сбегаются разные мысли, хотя сам ты еще на границе между «там» и «здесь», между этими мыслями и теми ощущениями. В момент единения и взаимодополнения этих противоположностей с неожиданной ясностью понимаешь, что так греть – не обжигая – может только человек, трепетно хранящий эту жизнь, тот, кто испытал нечто страшное, и теперь каждой секундой хранит эту жизнь.
Чаши весов сместились, момент прозрения и равновесия уступил место разуму. В памяти вспыхивает то, из-за чего взялся этот вакуум в голове, из-за чего я оказалась не в состоянии какое-то время жить, а просто безвольно опустилась, позволяя крови течь вслед за ветром и музыкой.
То, что я слышу эту музыку – невероятное чудо. То, что
она жива вопреки всему – чудо. То, что
она борется и любит, любит жизнь – вот причина всего. Закрываешь глаза и видишь ее счастливую улыбку. И понимаешь, как же прекрасно
просто жить. Как хочешь, чтобы она просто жила…
«Я люблю тебя огромным небом…»
2. Начало.
«И текут издалека вены по запястью…»
«Здравствуй.
Знаю, что ты сейчас не веришь глазам, проверяешь, не сон ли это, но, разумеется, только убеждаешься в абсолютной реальности невероятного. Да, знаю-знаю. Я бы и сама не поверила, окажись на твоем месте… Впрочем, где оказываться? Я и есть ты. Я есть я, и я пишу себе самой. Еще живой себе.
Конечно, ты (позволь, буду называть себя «ты») не веришь мне. Я и не пытаюсь что-то доказывать. Просто прими к сведению: здесь холодно, здесь невыносимо холодно.
Прости, не могу ничего объяснить. Покажется смешным, но у меня нет времени – оно все утекло, я цепляюсь за последние песчинки, готовые вот-вот растаять. Зато оно есть у тебя.
Просто помни, что самое страшное – не успеть. Я слишком много не сумела, на многое не решилась, и не хочу, чтобы все повторилось вновь. Я не допела, не доиграла, не додышала, не долюбила, не дожила. Но теперь время в твоих руках, и, молю тебя, не отпускай его. Держись, что есть сил. И никогда не опускай рук.
Надеюсь на тебя, на саму себя. Просто живи.
Света».
3. Бесконечность.
«Улетаешь…»
Света резко садится на кровати, насильно вырываясь из кошмарного сна. Голова вмиг тяжелеет, глаза заволакивает темнотой, сквозь которую пробиваются цветные расплывающиеся пятна, но уже спустя несколько секунд все возвращается в норму, только сердце еще бьется чуть чаще и дыхание не до конца выровнялось.
Страх уступает место рациональности и пониманию, что это был всего лишь сон. Прохладный воздух, врываясь внутрь из приоткрытого окна, чуть вздымает занавески и разноситься по комнате, заставляя шелестеть страницы раскрытой книги, оставленной на столе. В этот миг ярким белым пятном среди полумрака комнаты в поле зрения возникает лист бумаги.
Холодок непонимания и мучительного предчувствия пробегает по телу Светланы. Она нарочито медленно, точно боясь спугнуть наваждение, подходит к столу. В свете настольной лампы ей предстает вереница слов, выведенная своей же рукой. На миг создается впечатление, что они могут растаять как сон, что лист туманом испарится, выскользнет из рук, а буквы бисером рассыпаются по полу и тоже бесследно исчезнут. Света осторожно проводит кончиками пальцев по строчкам, словно убеждаясь в их реальности:
Солнце…
Выключают облака…
Она подходит к окну и открывает его настежь, впуская в дом дыхание еще сонного весеннего утра.
Начинается новый день.
***
Внезапно я понимаю, что так и задремала с наушниками. Вместе с медленно возвращающейся реальностью в сознание неспешно льется до боли знакомый, родной голос:
Давай еще поживем…
Неудержимо несется ритм, от звуков которого и правда хочется жить. В миг от сонливости не остается и следа. Я нажимаю на паузу и, поднявшись на ноги, приближаюсь к окну.
Небо над крышами домов уже светлеет, но последние редкие звезды еще поблескивают в безмятежной вышине. Ветер все тем же маршрутом гонит редкие облака.
Рядом, на подоконнике, лежит записная книжка. Я открываю последнюю страницу, пробегаюсь взглядом по неровным, наспех записанным строчкам, и, улыбнувшись чему-то неведомому, вывожу последние слова:
Над каштановым побегом,
В переплетах Мураками…
Я люблю тебя…
Я люблю тебя…
Я люблю тебя…
10/2/13, 28/4/13
