Полароид и лампочка 2.0

Дверь тихо щелкает. Он оставляет после себя только стопку с постельным бельем на диване и записку, на которой нарисована улыбка. На кухне гуляет сквозняк, раскидывая в разные стороны светло-голубой тюль. Босыми ступнями по прохладной плитке. Из окна по лицу бьет изморосью. На столе выдохшаяся бутылка вина. Во рту странное послевкусие. Яичница, кофе с собой в термокружке, давно непривычная темная помада, контрольный звонок Альбине раз в месяц. Любое утро без звонка из СК похоже на утро выходного дня, и Швецова понимает, что опаздывает, только когда по радио в машине сообщают время. Она стоит на светофоре и смотрит, как дворники вытирают мелкие капли с лобового стекла. Еще одна мучительно неопределенная ночь с Кораблевым на ее территории. Еще один двусмысленный разговор. У кабинета ее ждал Солнцев. Швецова пытается скрыться в обратном направлении незамеченной, но он уже машет ей рукой и виновато улыбается. Ну, почему? Почему именно сегодня? Настроение портится, кажется, безвозвратно. - Максим, у меня очень много работы, давай не сегодня. - Маша. Маша, нам очень надо поговорить. - Мне казалось, я все доходчиво пояснила. Несколько месяцев тому назад. Она судорожно перебирает содержимое сумки в поиске ключей, когда из-за угла выруливает Кораблев, помешивая пластиковой палочкой кофе в стакане из автомата. - О, Марья Сергеевна, а у вас же допрос. Не спешите в кабинет. Он протискивается между Швецовой и навязчивым посетителем, берет ее под руку и тянет куда-то за собой. На самом деле они, конечно же, идут в "уголовный розыск". - Не благодарите, Марь Сергеевна. Минут через 10 ненавязчиво отправлю его домой, и вы вернетесь к себе. Я бы мог это сделать сразу, но вы бы, наверняка, заругались, - Кораблев смотрит в щелку, убеждаясь, что за ними нет "хвоста". - Может пока чайку? У нас и шоколадка имеется. - Нет, спасибо. Только недавно кофе попила. Швецова опускается на стул и кажется пустой и безразличной. - Что, Марь Сергеевна, измучили вас ваши мужчины? - последнее словно он произносит с нескрываемым сарказмом. - Тебе лишь бы позлорадствовать. - Имею право, как человек, который вечно сует нос в ваши личные дела. - Именно. - Да ладно вам. Одного сейчас спровадим навсегда и далеко, останется только по Луганскому запоздало отстрадать. Будете как новенькая. Он ставит рядом с ней чашку горячего чая и открывает шоколадку. - С орешками. Как вы любите, между прочим. Ей бы злиться за эти издевки, но почему-то не получается. Мир рухнет, а он все-равно будет шутить о ее мужиках. Вдыхает полную грудь бергамота и неожиданно вспоминает, что это любимый чай Кораблева. Он тем временем идет разбираться с ее "проблемой". Молча. Даже без недовольных вздохов и взглядов. - Я не хочу знать, как ты это сделал, - говорит Швецова Кораблеву, когда он, наконец, возвращается. Ей достаточно его удовлетворенной мины. - А вдруг я его убил, а тело положил к себе в багажник? Они сидят друг на против друга и дуют на обжигающий язык чай. Сущие дети. - Как спалось? Еще немного и Кораблев бы облил кипятком и себя и стол. Но, к счастью, чашка со звоном опускается на блюдце. Все спасены. - Мне у вас всегда чудесно спится. Хотя я бы не отказался уходить от вас уставшим. Извините. - Лёня?! С каких пор ты стал таким пошляком? - С тех самых пор, как все наше общение стало состоять из неудобных вопросов. - Я не хотела тебя смущать. - Да, все нормально. Я и смущение- вещи несовместимые. - Чай с бергамотом, овсяное печенье и сериал "Коломбо". - Умеете вы задеть за живое. Но я скорее польщен, что вы помните хоть что-то обо мне как о человеке, а не опере, - он ненадолго затихает. - И у этого логического ряда есть продолжение. Чай с бергамотом, овсяное печенье и сериал "Коломбо", конечно, неотъемлемые атрибуты отличного вечера, но не идеального. Идеальным его делает совсем маленькая деталь. - Я, кажется, догадалась. - Клянусь, у меня с вами только бытовые фантазии. Швецова закатывает глаза, а сама буквально сходит с ума от этого бессовестного флирта. - Я не люблю овсяное печенье. - А мне уже давно разонравился "Коломбо" на самом-то деле. - Чисто английские убийства? - Марь Сергеевна, умоляю, вы в каком веке застряли? Почему вы считаете, что я увлекаюсь только всяким старьем? - Просто мои знания твоих кинематографических пристрастий заканчиваются "Коломбо". Не на "трупах" же мне у тебя интересоваться такими вещами. - Почему бы и нет? Буду вам теперь рассказывать, с каким эпизодом "Закона и порядка" у меня ассоциируется очередной жмур. - Закон и порядок? Серьезно? - Нет. Ненавижу этот сериал. - Кораблев, это невыносимо. - Только не бейте. Хотя, бейте. От вас даже удары как манна небесная. Их прерывает возникший в дверях Курочкин. Мрачный и охрипший. - Ну, сидел бы дома, Федь. - Ага, Леонид Николаевич, а кто за меня сдаст 10 килограмм всякой отчетности. Послезавтра конец месяца. Швецова понимающе кивает и уходит восвояси по пути, расчищенному доблестным майором.

***

Еще три муторных дня, состоящих из переглядок, сарказма и чрезмерного внимания друг к другу. Потом юбилей Ковина. Черное строгое платье длины миди с кокетливо оголенными под сеткой плечами. Кораблев в белой рубашке мило беседующий с ее молоденькой коллегой. Зудящее внутри чувство собственничества. Удовлетворение, потому что она одним своим появлением завладела всем его вниманием. Музыка становится медленней, и человек с микрофоном объявляет медленный танец. Он даже не оборачивается на Белову, ставит бокал с шампанским на стол и идет через весь зал к Швецовой. - Потанцуем? Она сразу кладет ладони ему на плечи. - Вас таксист случаем по дороге не поил ни чем? - Я вообще-то на своей машине приехала. - Как-то вы просто больно любвеобильны сегодня. - Тебе что-то не нравится? - Я будто бы умер и попал в рай. - Дурак. Кораблев чувствует себя все уверенней. Он бессовестно водит руками по тонкой талии, кружа Швецову в танце. - И не просите меня уступать вас кому-то, кроме именинника. - Ох, Лёня-Лёнечка, - теребит большим пальцем ворот на его рубашке. - А как же Белова? - Серьезно? Мне нравится, что вы проявляете ко мне собственнические чувства. Это обнадеживает. Она смущенно улыбается и замечает, что Ковин с довольным прищуром наблюдает за ними. - Это не собственнические чувства. - Да? Пойду предложу Беловой выйти замуж за меня. Я и маме ее очень нравлюсь. Ее пальцы впиваются в белую ткань рубашки, пробуждая Кораблева от какого-то долгого сна. - Кто бы мог подумать, что сама Швецова не захочет отпускать меня к другой женщине. В следующий раз я не соглашусь всего-лишь на диван в вашей квартире. - Наглец. - О, да. Смеются. Ковин довольно улыбается, делая фото на телефон, а Белова от зависти фыркает.

***

Он провожает ее до машины, параллельно вызывая себе такси. На улице все еще очень влажно и ветрено. Швецова пытается убрать волосы набок, но порывы холодного воздуха все равно творили с ее медовыми локонами все, что хотели. - Садитесь скорее в машину, а то холодно. - открывает дверцу автомобиля и пропускает Машу вперед. Она на мгновение замирает, перед тем как сесть в машину, а потом поворачивается обратно к Кораблеву. - Все в порядке, Марья Сергеевна? Вы как-то взволнованно выглядите. Они стоят преступно близко друг к другу. - Все даже слишком хорошо. - ее пальцы на дверце автомобиля слишком близко к его пальцам, что вот-вот станут единым целым. - Не хочу вас отпускать, если честно, - почти вдыхает эту фразу в губы напротив. - Можно? Расстояние ноль, пульс под 120. Их губы соприкасаются как-то сами, случайно, невзначай. Кораблев столько раз представлял этот момент, но ни одна фантазия не могла сравниться с реальностью. Даже та, его любимая, где он зажимает Швецову в допросной, усаживает на стол и целует-целует-целует. Ноги и руки немели от такой близости. В реальности он целует ее вдумчиво, стараясь запомнить каждую секунду, запомнить мягкость ее губ и эти свежие весенние духи. Она же кажется наоборот непривычно чувственной. Дыхание сбивчивое, рваное. Отстраняется всего на сантиметр, не убирая цепких, ледяных от ветра пальцев с его подбородка. Кораблев как фатальная неизбежность. Перед глазами калейдоскоп из воспоминаний, в каждом из которых всегда был он. Второстепенным персонажем, дополнением, приятной ассоциацией или удачной шуткой, в крайнем случае. Так нелепо. И так наплевать на это "нелепо". Он отрывает от себя ее замерзшие руки и осыпает их поцелуями. - Я передумал насчет такси. Подбросишь меня до дома? - Кораблев помогает Швецовой сесть в машину. - До твоего или моего? - Это уже на твое усмотрение. - практически кричит он ей, оббегая капот. Швецова ставит телефон на держатель и включает навигатор. - Мы облазили каждый подвал в этом городе, а ты не знаешь, как доехать до собственного дома? - Я не бываю в этом районе. Закрой рот или отправлю на холод ждать более продвинутого водителя. - Я вообще молчу. Я же знаю, что у тебя под сидением пистолет, а в голове идеальная инструкция, как избавиться от трупа. Она не хочет смеяться, потому что надо его проучить, но улыбка сама расползается по лицу, не смотря на все моральные усилия. На экране телефона внезапно загорается надпись "Ковин send you a photo" и значок ватсаппа. Швецова, недолго думая, открывает сообщение. Наверняка, это рассылка с какими-то общими фотографиями из ресторана. На снимке только она и Кораблев. Смеющиеся и танцующие. - Вот же старый интриган. - то ли удивленно, то ли восхищенно присвистнул тут же Лёня. - Хорошее. Очень хорошее. - Это мы всегда так хорошо вместе смотрелись, оказывается?! Вот дела. - Что теперь будет? - Закажу такие фотообои домой. - Я серьезно. - Так, и я. Ладно. Женюсь на тебе, уговорю мольбами взять свою фамилию. Представляешь, как все удивятся? Особенно твои бывшие мужья. Хотя, Перевалов точно не удивится. Уверен, что он даже выпьет за нас и за то, что не зря ревновал как сумасшедший. - Очаровательно. - Тебе не угодишь. Хорошо, можешь оставить свою фамилию. - А я разве выразила какое-то сомнение в данном плане? - А разве нет? - Я подумаю. - На здоровье. Только еще 20 лет я не выдержу. Боюсь, что старость или шальная пуля возьмут свое. Они молчат какое-то время, думая о том, что же в действительности будет дальше. За окнами мелькает район, в котором живет Швецова.