Лист памяти. Шестой
24 января 2019 г. в 20:31
Широкая тёмная полоса лакированного дерева, усыпанного белоснежными листами бумаги и яркими пятнам папок, тянулась почти через весь мой кабинет. Отодвинувшись от монитора, я устало растерла виски подушечками пальцев. За окном постепенно темнело, и вечер опускался на жужжащий мегаполис, значит, совсем скоро я смогу покинуть свою обитель и поспешить домой к безумно любимому сыну. Улыбнувшись своим мыслям, я принялась раскладывать все материалы по местам, попутно выключая компьютер. Робкий стук в дверь заставил меня недовольно фыркнуть. В узкой полоске света показался седоватый мужчина, его широкая улыбка тщетно пыталась озарить мою душу и вызвать ответную реакцию. Это был Анатолий Николаевич — начальник фармацевтического цеха, 52 лет от роду, весельчак и бабник. Этот «старец» заваливал меня комплиментами с самого первого моего дня работы. Я очень хотела его уволить, а на освободившееся место назначить его зама — молодого и амбициозного парня, но Никита категорически отверг моё предложение и каким-то чудом смог перетянуть на свою сторону Юрия Михайловича — нашего кризисного директора.
— Я могу отвлечь вас на пару минут? — заискивающе спросил Анатолий.
— Для вас всё, что угодно, — саркастически улыбнулась я.
— Александрина Вячеславовна, вы, наверное, слышали, что на следующей неделе мы празднуем тридцатилетие нашего филиала, вы придёте?
— Верно ли я поняла вас? — ухмыльнулась я. — Вы хотите закатить вечеринку, в то время как предприятие терпит убытки и сокращает штат? Этот юбилей может стать последним в истории существования фабрики.
— Ну что же вы так, — улыбнулся он, — мы просто немного отдохнём.
Анатолий подошел ближе, сжал мою руку и притянул к себе, изображая медленный танец. Меня раздражала его игривость, и злость начала закипать во мне.
— Вы такая эффектная женщина, — улыбнулся он, — а ваша холодность не что иное, как результат недостатка мужского внимания.
— И вы намерены его восполнить? — пытаясь отстраниться и начиная думать о Дярго, спросила я.
На мой вопрос Анаталий не собирался отвечать вербально, он крепче прижал меня к себе и приблизился к моему лицу. Ощущая прикосновение тонких, сухих губ к своим, я мысленно звала Дярго, и он не заставил себя ждать. Ледяной холод пробежал по спине, возвещая о его появлении, я ощутила присутствие нежити в своей голове, странно и жутко, но я была очень рада его визиту.
«Он твой, Дярго», — подумала я, вкладывая в мысль всю свою ненависть.
Неспешно отстраняясь, я всмотрелась в лицо своего коллеги, с удовлетворением отмечая для себя серую пульсацию его кожи — процесс запущен. Делая шаг назад, уловила, как неравномерно его сердце отбивает ритм.
— Александрина, вы вернули меня в молодость, — тяжело дыша, проговорил Анатолий, пытаясь ухватить меня за руку.
— Я думаю, одного прыжка во времени достаточно, — с хищной ухмылкой ответила я, — поберегите сердце.
Мужчина неуверенно направился к двери, а затем, обернувшись, глупо улыбнулся:
— Оно того стоило.
— Не сомневаюсь, — прошипела я, после того как мой гость скрылся из виду.
Через два дня Анатолий Николаевич попадёт в больницу с инфарктом, врачи спасут его, но из-за тяжёлого состояния он будет вынужден оставить занимаемую должность, предоставив мне тем самым все основания поставить во главе фармацевтического цеха бывшего заместителя. Но на тот момент я об этом лишь догадывалась и очень спешила домой.
Пушистый мех шубы приятно щекотал мою кожу, перчатки заботливо грели руки, цокот каблуков подхватывало эхо, чтобы разбить о матовые стены просторного холла. Стеклянные двери охотно разъехались, выпуская меня на улицу. Холодное дыхание зимы заставило поёжиться и прибавить шаг, я стремительно приближалась к парковке, но знакомый голос заставил меня остановиться. Торопливые шаги становились всё отчётливей и заставляли обернуться.
— Саша, — повторила Татьяна, поравнявшись со мной.
Мне было очень сложно сдерживать эмоции и сохранять самообладание. Перебирая пальцами ключи от машины, я молча смотрела на неё.
— Саша, мне нужна твоя помощь, — пролепетала она.
Волна возмущения захлестнула меня, обида пронзила грудь сотней игл, морозный воздух резко наполнил лёгкие и сжал горло мертвой хваткой.
— У Виктора попроси, — прошипела я, всматриваясь в большие голубые глаза сестры и тонкие блестящие бусинки, бегущие по её пухлым щекам.
— Саша, мне снятся кошмары, — не унималась Таня, цепляясь руками за мой локоть, — мне очень страшно и плохо.
— Пусть Виктор бережёт твой сон, — нервно улыбнулась я, откидывая её руки.
— Он никогда не остаётся, — шепнула она, — он приходит и уходит… уходит к тебе. Саша, я не нужна ему.
— С этим я помочь тебе не могу, — засмеялась я, нажав кнопку на пульте.
Центральный замок приветливо щёлкнул, ключ занял своё место и провернулся, но мотор категорически отказывался заводиться. Так часто бывало: с той поры, как моя жизнь пошла прахом, все цветы в квартире погибли, а бытовая техника вышла из строя. Бортовой компьютер выдавал чехарду ошибок и отказывался работать. Я вылетела из машины, нервно хлопнув дверью и заблокировав замки.
— Из-за тебя мне придётся идти пешком, — прошипела я всхлипывающей сестре.
Снег приятно хрустел под моими ногами и переливался сотней искорок в искусственном свете фонарей. Такое обилие крошечных бриллиантов вокруг заставляет взгляд рассеиваться на их тонких гранях. Деревья, облачившись в игольчатые шубы, красовались друг перед другом, даря прохожим ощущение сказки. Трещащий мороз, словно надоедливый ухажёр, изводил меня своим чрезмерным вниманием и не желал отпускать. Его тонкие пальцы сдавливали мои колени и скользнули выше, обволакивая немеющие бёдра. Нахальным порывом он пробрался через полы шубы к моей груди и заставил мурашки бегать по дрожащему от его настойчивости телу. Съёжившись, я зашагала ещё быстрее, думая лишь о своём малыше, который целый день провёл без меня в обществе няни. Обида, нет, злость на мужа вспыхнула во мне с новой силой, всё из-за него. Почему всё так? Сейчас сидела бы дома с сыном, пекла пироги и готовила вкусный ужин, с трепетом ожидая любимого мужа. Но эта жизнь, по неведомой мне причине, была навсегда утеряна, оставляя вокруг лишь холод и боль.
Онемевшие от холода пальцы с десятой попытки провернули дверной замок, приятное тепло окутало моё лицо. Взгляд пробежался по обувнице в прихожей — муж был дома, и судя по ещё одной паре мужских ботинок, у нас были гости. Я знала, кому принадлежала эта обувь, поэтому сумка полетела на пол, а шуба небрежно повисла на вешалке. Знакомый голос, доносившийся с кухни, что-то рассказывал и заставлял меня ускорить шаг. Я ворвалась в просторное помещение и увидела своего младшего брата, сидящего за столом, Виктор стоял напротив со спящим Ванечкой на руках.
— Привет, — улыбнулся мне муж, — что-то ты поздно, мы уже начали волноваться.
— Машина не завелась, — бросила я и крепко обняла брата.
Как же мне хотелось ему обо всём рассказать, но это было невозможно, и калечащая душу правда осталась невысказанной и комом встала в моей груди. Мой братик — уже взрослый парень, выше меня на голову, а может, и больше, мой любимый и родной человечек, как же я скучала по нему.
— Пойду, переложу Ванечку в кроватку, — улыбаясь, шепнул Виктор.
Как же меня бесит его улыбка, словно ничего не случилось, словно всё по-прежнему. Я нервно провела рукой по глазам, словно отгоняя мысли.
— Как ты съездил? — спросила я.
— Да здорово, — улыбнулся Женя, убирая за ухо прядь длинных тёмных волос. — Поколесили по России, везде полные залы. У нас новый композитор, я, кстати, привёз пару его треков, зацени.
— Давай, — я охотно приняла из его рук диск.
— Правда, стихи он не пишет, — хитро прищурился брат, — может, ты поможешь?
— Ну, это вряд ли, — ухмыльнулась я, наливая в кружку чай, — расскажи подробнее, как прошли гастроли.
Тихий голос брата успокаивал и отгонял жестокую действительность, но вскоре он покинул меня, оставив наедине со своими переживаниями. Тогда я решила прослушать подаренную им мелодию, решительно проигнорировав предложение мужа лечь спать. Тонкие пальцы вставили наушники, музыка заиграла, и что-то позабытое стало пробуждаться во мне, разворачиваться, подобно бутону, прорезая мою броню тонкими лепестками нежных чувств, возвращая былые надежды и мечты. Эти тонкие переливы волшебного голоса фортепьяно отдавались пронзительной болью на каждую ноту придуманного кем-то волшебства. То было сущей пыткой, но я вновь и вновь вслушивалась в тихий инструментальный напев, и горячие солёные капли бежали по моим щекам, оставляя за собой блестящий вытянутый след. И вот я чувствую дикий пронзительный холод — это явился ОН, почувствовав мою боль, подобно хищнику, пришедшему на запах крови. Нет, я больше не поддамся тебе. Сжав дрожащей рукой маркер, я черчу на тыльной стороне ладони руны:
— Уходи… ты мне не нужен… сегодня.
Он не подходит, не внедряется в брешь моего биополя, но остаётся рядом и… смотрит своими ввалившимися пустыми глазами. Нужно успокоиться, ему нужны мои слабости, ему нужна моя боль, но вывернутые наружу эмоции не дают сконцентрироваться, тогда я беру блокнот и пишу текст к этой музыке. Тонкая нить чернил ложится на бумагу, складываясь витками в буквы, словно клубящийся в воздухе сигаретный дым, который так любила моя сестра. Я словно оставляла на этом шуршащем саване часть своей души, дополняя ту, что звучала голосом фортепьяно. Исписанный лист был бережно сложен моими дрожащими руками, уже утром я завезла его брату, чтобы он передал мои слёзы искусному мастеру, вызволившему их из немого плена.