***
Пристройка от всеобщей суматохи и нарастающего гула с семи двадцать по местному времени разорваться норовит. Пятиметровые массивные стеллажи с произведениями мировой классики, выставленными строго в хронологическом порядке, опасно кренятся. Ещё несколько резких движений — и никто тебя под грудой бумаги в жизни не откопает. — Я требую реванш! Повелительный тон Ив кого-то усердно подстрекает, заставляя двигаться «быстрее» и ударять «сильнее». Выпад, наклон, левый апперкот. Джейкоб, оказавшийся её оппонентом в очередном спарринге, — их хлебом не корми, дай силой помериться, — обманный маневр делает и ловкой подсечкой с ног сбивает. Выдох, боевая стойка, шаг вперёд. Кувырок назад дает женщине фору в расстоянии и она с разбегу вбивает не успевшего среагировать Стоуна в пол тяжелыми армейскими ботинками. — Непредсказуемость — твой шанс на спасение. Помни об этом, — Ив руку чертыхающемуся от досады парню протягивает и языком цокает. Мастер пока что успешно одолевает ученика. Жизнь в Оклахоме на парне весомый отпечаток оставляет и извлекать выгоду из каждой секунды учит. Хочешь жить — умей вертеться, так говорят? Поэтому и сейчас Джейкоб крепко за ладонь хватается и, вперед подаваясь, резким рывком Бэрд на себя тянет. Над ошарашенной женщиной, словно победитель, нависает и довольной улыбки совсем не сдерживает, глядя прямо в насмехающиеся глаза. — Так точно, полковник. Ученик превзошел Мастера. — Горжусь тем, что ты не только слушаешь, но и слышишь. Но в то же время мне чертовски сильно хочется тебя убить за то, что отправил в полет на твердый мраморный пол. Где твоя вежливость, Стоун? Ив ахает скорее для поддержания какой-никакой, но драмы, чем на самом деле от боли. Она — опытный боец, получающий самые опасные миссии, и их тренировки, по сравнению с этими, были сущим адом. Но поднять самооценку собственному ученику иногда полезно, конечно, если в следующий раз доказать собственное превосходство. Всеми любимый метод кнута и пряника работает беспрекословно. — В бою все равны, Бэрд. Ты сама мне говорила. Джейкоб пожимает плечами и на этот раз сам руку в знак примирения подает. Никто на холодном полу во второй раз не оказывается, и женщина отряхивает темно-серый кардиган от несуществующих соринок, хлопая по плечу оппонента. Телохранитель не обязан учить библиотекаря сражаться, но этот навык никогда не будет лишним, потому что Судьба слишком привередливая барышня. Того и гляди, очередную подлянку уготовит. — Выходим через десять минут, — взволнованно объявляет Кассандра, собирая нужные и ненужные книги в небольшую сумочку на предплечье. Волнение снова одолевает её разумом, несмотря на проделанные упражнения для поднятия боевого духа и усмирения. Человеческие эмоции не поддаются контролю, подчиняя себе дрожащее тело девушки. Даже поддерживающие выкрики из другого конца Пристройки от сочувствующего, — у профессиональных воров сердце тоже имеется, — Джонса не помогают. Всё слишком запутанно. — Кассандра, это всё тебе не понадобится. Успокойся и выпей ромашкового чаю, пока я пытаюсь настроить Дверь. Твоё волнение заразно и я уже двадцать минут не могу настроиться на нужные координаты, — умоляет Дженкинс, морщась и пытаясь не напортачить с «переходом». Будет совсем не весело, если вместо нужного пункта назначения все Библиотекари окажутся на Северном Полюсе без возможности выбраться. — Прости, — тихо шепчет и на деревянный стул опускается. Ей бы и правда перестать переживать о том, что занимает её мысли уже несколько дней и пустить всё на самотек. Ком от горла понемногу отходит, а температура тела больше походит на нормальную, отчего щеки теряют приобретенную нездоровую красноту. Кассандра дает себе обещание держать всё под контролем и перестать проявлять слабость, тем самым мешая им всем достичь цели, и кивает в пустоту перед собой. У неё все обязательно получится. — Есть! Все Библиотекари во главе с личным телохранителем Ив Бэрд оказывается в шаге от своей цели и окидывают взглядом Пристройку, каждый раз мысленно прощаясь. Они — тоже люди со своими страхами и опасениями и кто знает, куда Судьба заведет их в этот раз. Стоит лишь надеяться друг на друга и стараться не оплошать. — Ни пуха, ни пера. Четыре фигуры делают шаг вперёд под последние наставления Дженкинса, становясь похожими на размытые силуэты за запотевшим стеклом. Их новое приключение начинается с этого самого момента и… Мерлин, хоть бы оно оказалось удачным!4
14 июня 2019 г. в 13:08
— Убери руки! — Лидия локоть из пальцев латиноамериканки выдергивает, недовольным взглядом сверля. — Так вы гостей принимаете?
Ламия далеко не приветливой хостесс оказывается, сразу остренькие клыки обнажая. Не привыкла прятать свою истинную змеиную сущность за притворными улыбками и искорками в глазах. Если что и можно увидеть в её взгляде — так это бесов, пляшущих на могиле самой Лидии, которым не терпится увидеть её бездыханное тело.
Ну, это ещё мы посмотрим.
— Ты так ничего и не поняла, куколка? Ты — не гостья, а наше оружие, — языком по верхней помаде ведет, на выходки девушки даже внимания не обращает. Бедрами в такт только ей известным тамтамам покачивает, вальяжно к нужной комнате подходя.
Стерва.
Это чертово клише с каждым шагом всё сильнее раздражает, и Лидия не знает, сколько ещё сможет злость внутреннюю сдерживает, сильнее пальцами уже разряженный мобильный сжимая.
Как всегда, некстати.
— О чем ты?
В нос ударяет запах сырости и почему-то цитрусовых. Отвратительное ощущение заполняет легкие, пытаясь выбраться наружу вместе со всеми легкими, варящимися в этом смраде. В горле стоит ком и Мартин приходится закрыть рот тыльной стороной ладони, чтобы не запачкать красные дешевые дорожки этого «постоялого двора».
— Позже все узнаешь, куколка.
Это прозвище гулким эхом от пустых обшарпанных стен длинного коридора отражается, под кожу острыми иглами впиваясь. Лидия понимает, что она в недобрых руках простой пешкой становится, и, признаться, эти игры она ненавидит со времен Бейкон-Хиллз.
Надо же!
Фамильярность в духе всех фильмов о мафиозных кланах и их хорошеньких подружках.
— Твоя комната, — под спину перстнем подталкивает, движение ускоряя.
Банши от громкого хлопка скрипящей двери вздрагивает, тяжело в напряженную тишину выдыхая. Темно-синие итальянские обои с винтажными узорами и массивная кровать из красного дерева давят на грудную клетку, заставляя чувствовать собственную ничтожность в этой авантюре. Темный паркет ступни даже через подошву кроссовок неприятно холодит, отчего по оголенным участкам кожи толпа мурашек пробегает.
Страшно.
Уже забытое чувство одиночества огненным Фениксом в сознание врывается, всё в мертвенный пепел превращая. И это не символ воскрешения. Нет, это напоминание о том, что прошлое никуда не делось. О том, что та нормальная жизнь была лишь временным спасением. О том, что она никогда не сможет стать обыкновенной девушкой.
Не всё в нашей жизни мы можем изменить.
И почему не осталась дома? Зачем летела чертову тысячу километров ради призрачной помощи той, от которой не было вестей несколько лет, бросив любящего мужа одного в их огромном доме? От кого в душном городе пыталась убежать и стоило ли это того?
— Господи, Стайлз, если бы ты только был рядом, — в пустоту шепчет и на край кровати опускается.
Собственная глупость может стать роковой ошибкой, и осознание этого ещё больше загнанную в угол Мартин угнетает. Беспомощность чернильной краской по голубым венам начинает сочиться, под воспаленными веками подростковыми страхами шрамируется.
Нужно что-то придумать.