Очнуться от сна

      — Начало записи: дата — без понятия, время — солнце, сука, глаза слепит… Год девяносто первый. Наверное. Очень надеюсь на это.       Эван Редгрейв, второй человек в стране после Шикарного Вождя Веселья и Вечеринок, лежал на боку, прикрывал одной рукой свои зажмуренные глаза от света, а вторую приставил к лицу. Он шептал сиплым голосом во встроенный в браслет диктофон:       — Смешивание беспохмельных вина, виски и рома привели к самому отвратительному похмелью на моей памяти. Так что вечеринка прошла удачно, — по ушам ударил ор птицы, которая решила порадоваться прекрасному утру прямо за стеклом, что заставило мятое подобие человека сильнее свернуться в клубок, пытаясь сбежать от внешних раздражителей. — К черту это «удачно», — пробормотал он едва слышно.       Мозги работали с явной неохотой, а организм бунтовал против такой концентрации токсинов, атаковавших организм с помощью экспериментальной выпивки, последней разработки Министерства Науки и Технологий. Но запись надо продолжать:       — Плохая новость — Пит будет в ярости, страдать от побочных эффектов кутежа он не любит. Хорошая — высказаться по этому поводу он сможет не скоро, коктейли он мешал позабористее моих.       Эван попытался вспомнить последние события. Фергюссон захотел устроить вечеринку на круизном лайнере. До самого корабля они добрались, уже хорошо. Дальше все пошло по накатанной программе: секс, выпивка, вещества и конкурсы. Лично он привычно избегал веществ и налег на алкоголь. Уже к концу первого часа набралось десяток утопленников. Вроде, Пит повенчал весь танцпол на счастливый полигамный брак. Больше ничего интересного не происходило, но конец вечеринки вспоминается смутно — зеленый змий одержал над ним несокрушимую победу.       Редгрейв попытался прислушаться к обстановке, не рискуя открывать чувствительные глаза, и удовлетворенно отметил, что качки нет. Значит, он уже на суше.       Вдалеке, сквозь щебетание бесящей птицы, слышались чьи–то незнакомые голоса. Вряд ли он услышит что–то важное от болванчиков, но чтобы отстраниться от отвратительного самочувствия, нужно на чем–то сконцентрироваться, а выбор у него не большой.       Голоса приблизились. Они явно принадлежали барышням, один мелодичный и звонкий, второй чуть глубже, но тоже ничего. Эван заслушался.       Минуту спустя его уставший мозг наконец-то смог сообразить, что что–то не так.       «Это что… южноборейский?»       Он попытался понять, где Фергюссон умудрился достать иностранок. Память отказывалась выдавать ответ, а лезть в записи на браслете он пока был не в состоянии. Можно было бы махнуть рукой и подождать, пока организм справится с последствиями вечеринки, но недремлющая Редгрейвская чуйка с каждой секундой все больше била на всполох. Так что Эван прислушался с новыми усилиями, пытаясь вникнуть в суть разговора.       Скромное знание языка помогло сложиться осколкам информации в цельную картину произошедшего. И эта картина не особо радовала.       Шла вечеринка на яхте. В какой–то момент они выплыли в нейтральные воды за границу действия вышек. Их захватил южноборейский корабль и привез на сушу. Он сейчас в десятках километрах от досягаемости Хеймдаля.       Блять.

***

      К моменту, когда посетители добрались до его комнаты, Редгрейв успокоился и впал в апатию.       Хорошая новость — его считают такой же «жертвой обстоятельств», как и других болванчиков.       Девицы, которых он подслушал, оказались доктор с переводчиком, которая говорила на удивление чистым языком. Пока доктор молча мерила его пульс, проверяла рефлексы и реакцию зрачка на свет, вторая умело отвлекала внимание на себя от молчаливости собеседницы и задавала вопросы: имя, самочувствие, последнее о чем он помнил. Она явно не хотела спугнуть его, болезненного, нахождением в стане врага, и при этом вытягивала информацию. Пришлось строить себя дурачка, только что снятого с влияния контролирующих волн, и хвала его не до конца пропитой памяти, которая выдала нужный список симптомов, вычитанных из отчетов тестирования Хеймдаля. Хотя невнятная речь и потеря в пространстве и времени так же заходили и под похмелье, так что сильно стараться не пришлось.       В стороне, тоже молча, за ним наблюдал охранник в плохо подделанной министерской форме безопасности.       Когда все покинули кабинет, Эван устало упал на подушку и лениво осмотрел комнату. Самая обычная одноместная палата, разве что более ухоженная, чем он привык. Только на окнах фигурные решетки, а за дверью — охрана. Можно спокойно обдумать свое положение.       Хотя чего тут думать? Когда его расспрашивали, он не стал что–то выдумывать и назвал свое настоящее имя. К его удивлению, девушки не кинулись переводить его в камеру для особо опасных преступников, или просто сделали вид, что не узнали. Может, и правда не узнали, Пит всегда выставлял себя на первый план, информация о «втором лице в стране» могла и затеряться. Но все это лишь вопрос времени.       Вечеринка, начавшаяся годы назад с запуска Хеймдаля, наконец–то закончилась.       Дома без них все будет спокойно: после Самой Большой Тусовки в Мире, из-за которой производство встало и треть населения ушла в декрет, Пит решил, что отныне кутить можно только в его компании и с его разрешения. Так что без Вождя люди должны зажить обычной жизнью законопослушных граждан, свято следуя законам, которые Редгрейв, в свободное от праздников время, поправил до вменяемого состояния.       Мысли Эвана лениво перетекли в будущее: как их казнят? Расстреляют? Повесят? Или будет суд? Как вообще это происходит в цивилизованных странах? Он скоро узнает.

***

      На четвертый день Редгрейв заподозрил, что от него что–то хотят: медперсонал продолжал вести себя приветливо, а после того, как прошли симптомы алкогольной интоксикации и он посвежел в лице, некоторые медсестры пробовали кокетничать, невзирая на его «непонимание» языка. Хотят усыпить его бдительность? Получить Хеймдаль в свое использование? Или это его фантазия разыгралась?       К тому же… их поведение казалось странным. Понадобилось время, чтобы Эван осознал, что ведут они себя нормально, просто привык он к обществу болванчиков. И сейчас, слушая щебетание двух медсестер, которые обсуждали какие–то мелочи, вроде кино… как сильно они отличаются от жертв Хеймдаля!       Невыносимо хотелось напиться в хлам, но в больнице строго следили за соблюдением режима.

***

      В палате стояла Мария Кюри.       Редгрейв задумался, не является ли происходящее сном. Старая знакомая поставила возле его кровати корзинку с фруктами и, поинтересовавшись его состоянием, начала щедро делиться информацией.       Оказывается, Фергюссона порешили ещё до того, как Борейцы добрались до яхты. Один из пришедших в себя болванчиков оказался отцом очередной пассии Пита на вечеринке, и, увидев оргию с ее участием, слегка вспылил. Сорок шесть ударов розочкой из–под шампанского. Самое забавное, что суд уже успел пройти и полностью оправдал бедолагу.       А про него болванчики ничего толком не рассказали. Мол, да, Редгрейв, был такой. Занимался организацией мероприятий для Фергюссона. Ни слова об его статусе, они, похоже, не осознавали, что он не входил в их кампанию с промытыми мозгами. Если подумать, это не так уж и странно. Даже закономерно.       Он отстраненно кивал словам женщины, которая начала рассказывать о себе. Оказывается, Кюри назвала сына в его честь. Редгрейв этого явно не заслужил.       И ещё она поддерживала связь с Мириам и его дочерью, которые скоро должны приехать.       После ухода Кюри, персонал прекратил свой фарс и начал спокойно общаться с ним на южноборейском.       Почему его не трясут на вопрос Хеймдаля он спросить так и не рискнул. Даже если происходящее всего лишь плод его воспаленного сознания.

***

      Это был лучший сон в его жизни, и Эван молил доказано-несуществующих богов, чтобы он никогда не просыпался.       Элизабет так выросла за последние пять лет. Дочка кинулась ему на шею, как только вошла в палату и обрадовала, что он едет с ними домой. Оказывается, Кюри замолвила за него словечко. В память о его заслугах по освобождению гениального ученого из плена, доктора не возражали. Только убедились в его адекватности после Хеймдаля и разрешили уехать с семьей, пусть и обязали посещать психологов.       Мириам была еще прекраснее, чем в воспоминаниях. Но держалась немного отстраненно, перебросившись с ним приветствием и парой слов, она отправилась оформлять документы на выписку. Молчаливость мамы с лихвой компенсировала Элизабет, которая щебетала на южноборейском всю дорогу домой о школе, ее литературном кружке и одноклассниках, которые не в состоянии оценить все ее достоинства.       Подъехали они к очень приличному двухэтажному домику. Эван удивился, он не думал, что тех средств, которые удалось организовать семье при выезде, хватило бы на что-то подобное. Хотя зачем удивляться сну?       Они зашли в светлую и уютную прихожую. За ней в большой комнате стоял диван со столиком напротив телевизора, из дверного проема выглядывала кухня, а слева лестница вела на второй этаж. Мириам сразу отправила дочку в свою комнату. Он наблюдал за семьей с глупой улыбкой.       Когда жена подошла к нему, Редгрейв затерялся в ее зеленых глазах…       Очнулся от звонкой пощечины.       Ошарашенно потрогав горящий след от ладони жены, он глупо уставился на ее исказившуюся от ярости гримасу:       — Гулял, значит?       Эван как открыл рот, так и закрыл обратно, не зная что ответить.       — У других мужья максимум на выходные пропадают. Но нет, для тебя это слишком мелко, да? Целые годы колоться, пьянствовать, и организовывать оргии!       — Нет, наркотики я избегал…       — Значит, оргии ты не отрицаешь?       Редгрейв сглотнул. Почему-то именно сейчас, глядя на расходящуюся жену, до него дошло, что все вокруг — по-настоящему. Но Мириам не закончила:       — Пять лет! Пять лет я вынуждена была волноваться за тебя, слушая новости о том, как всему населению дома промыли мозги, не зная, жив ли ты вообще. И вот, месяц назад я узнаю, что твою пьяную в хлам задницу с кучей половых болячек с лайнера вытащили?! — Мириам набрала в грудь воздух, задержала на пару секунд дыхание, и более спокойно спросила: — Что скажешь в свое оправдание?       — Ну… ты знаешь… Хеймдаль… — в первые на своей памяти Эван полностью утратил свои навыки красноречия.       — И только попробуй свалить все на то, что ты был под контролем! Элли очень удачно заметила, что в момент нашего выпроваживания из страны ты точно был в столице, в которой точно работали вышки. И по телефону ты совершенно не звучал, будто под контролем, — женщина скрестила руки.       — Ты… поверишь, если я скажу, что сделал… ладно, не лучший, но наименее плохой выбор из возможных? — под скептическим взглядом жены он сглотнул. Редгрейв еще никогда не жалел так сильно, что не смог достать все чертовы сейфы с кодами вовремя. Спасибо папеньке за бдительность. — Мне буквально пришлось выбирать между суицидом и передачей власти одному из Ближнего Круга… а это значит, я выбирал между пыточным маньяком, глобальным геноцидом и, кхем, оргиями.       Глаз Мириам слегка дернулся.       — …Ладно, был еще Хемниц, но я не собирался давать власть тому, кто отстрелил мозги единственному нормальному человеку в Министерстве за минуту до этого!       Ее лицо немного смягчилось. Но помотав головой, его жена устало взмахнула руками:       — Нет, я не могу сейчас все это слышать… продолжим разговор позже, когда я смогу сдерживать желание врезать по твоей наглой морде, — она подошла к шкафу возле телевизора и раскрыла его, показывая один набор постельного белья: — Будешь спать на диване. Как минимум пока не вылечишься от того, чего нахватался, — Мириам презрительно скривила губы. — А дальше посмотрим, что будем делать. Устраивайся, — она бросила в него подушку и побежала на второй этаж.       Послышался звук захлопнувшейся двери. Эван растерянно посмотрел на подушку у себя в руках. После чего тяжело вздохнул и сел на диван, проверяя свое место жительства на ближайшее время.       До него донеслись чьи–то легкие шаги, и сверху из–за угла показалась лицо дочери.       — Пап? — сказала она серьезным тоном. — Ты легко отделался. И я не только про разговор с мамой, мы сделали тебе алиби, чтобы никто не догадался, что тебе мозги не промывали.       Он благодарно кивнул. Элизабет, тем временем, продолжила:       — Кстати… ты можешь сделать так, чтобы все поклонялись мне, как толстяку Фергюссону?       Эван застонал и уткнулся лицом в подушку. Девочка рассмеялась.