Точка отсчета

Сергей Петрович сидел за столом в тренерской и тасовал пятерки. Задача перед ним стояла не из легких: после того, как из хоккея ушел Кисляк, Антипов и Куницын свалили к Точилину, а Бакина вызвали в первопрестольную, у «Медведей» возникли основательные проблемы с составом. Приходилось лепить звенья из того, что было, а было не много: Костров, Горовой, Емельянов, Брянцев, да Шмелев — только на них вся надежда. Остальные так — крепкий середнячок, на них далеко не уедешь. Он устало потер лоб ладонью. Во всех бедах команды виноват, конечно, он. И она. Каштанова Виктория Михайловна. Им не стоило забывать, что в этом дворце даже у стен есть уши, они слишком увлеклись выяснением отношений. Отношений, которых, по сути, вовсе и не было. А что тогда было? Макеев вспомнил, как она появилась во дворце. Сильная, уверенная в себе, безумно красивая — ворвалась, разметав, разрушив стройный ряд его привычно-обычных будней, в которых все отлажено, отточено до мелочей и понятно, и так, как надо. Они столкнулись, как два непримиримых соперника: он — кремень, упрямый, несгибаемый, уверенный в том, что делает все правильно, и она — огненный вихрь, готовый смести на своем пути все старое и установить новые правила. Пытаясь выяснить, кто здесь главный, они сошлись в схватке, и он победил, и Каштанова вдруг перестала быть стервой, а стала обычной женщиной, прячущей свою слабость под стильными костюмами и строгими взглядами. Потом Макеев узнал про ее дочь. Ее боль обожгла его, и показалось — он стал лучше понимать Вику. Он сочувствовал ей. А она затянула петлю на его шее. Поцелуй в ее кабинете. Его вселенная взорвалась, и чувства хлынули бурным потоком, прорвав плотину принципов и правил, возводимую с таким трудом и любовью. Но пока ее язык проникал в его рот, волнуя и дразня, он все же смог отыскать крупицы здравого смысла и построить легкий, шаткий мостик. — Я женат. Два волшебных слова, напоминающих, что у него еще есть Юля. Он когда-то сильно ее любил, он до сих пор ее любит, несмотря на то, что она раз за разом тонкой ножовкой пилит его раздражающе-монотонно, не доверяет, не слушает и не слышит. Юля эмоционально-холодна. Рядом с ней он замерзает. От Каштановой все кипит внутри. Поток мыслей Макеева прерывает стук в дверь. — Войдите. — Он отодвигает блокнот с набросками установок и крутит в руке ручку. — Сергей Петрович, — в тренерскую входит Виктория Михайловна. В огненно-красном костюме, с яркой помадой на губах, от которых его бросает в жар. Вслед за ней врывается кружащий голову аромат с древесными нотками. — Я зашла узнать, готовы ли вы к завтрашней игре. — Готов. — Разве может быть иначе? «Медведи» должны вырвать победу у «Металлиста», выгрызть зубами нужные им очки, а значит, будут делать все возможное. Если понадобится — сыграют в три звена. Если понадобится — он снова выйдет на лед. Вика отчего-то не уходит. Стоит на пороге, пронзая его взглядом турмалиновых глаз, сжимая тонкой кистью одной руки соблазнительное запястье другой. — Что-то еще? — Он не может оторвать от нее взгляд. Он злится на нее. За команду, за Антона, за Точилина. Вот вроде бы взрослая женщина, а вела себя, как школьница, пытаясь вызвать его ревность. Так поступают восьмиклассницы — флиртуют с другими, дразня понравившегося мальчика. Глупо и наивно, но, — как оказалось, — действенно. И цинично: не жалея никого. Пощекотать ему нервы — да пожалуйста. Растоптать чувства Саши? С удовольствием! Она причиняет боль, не задумываясь, главное — получить желаемое. Эгоистка. Он не знает, чего ожидать от нее в следующий момент. Он в ней запутался. И от этого — еще интереснее. — Вы больше ничего не хотите мне сказать? Макеев ничего не хочет сказать. Он хочет перегнуть Вику через стол и овладеть ей прямо здесь — в тренерской, среди клюшек и кубков. Нагло, грубо, жарко. Это желание сжигает его изнутри. Каштанова вмешалась в его жизнь и оставила после себя лишь пепел. Если «Медведи» не попадут в плей-офф, хоккеисты разбегутся по другим командам, и ему некого будет тренировать. Его брак висит на волоске. Существует лишь призрачная надежда все исправить, но она ничтожно мала. В мгновение ока все может рухнуть. И ничего не останется. Кроме нее. Но ведь это - уже много. Целый новый мир. Эта мысль пронзает внезапно и горячо. На секунду кажется — из него выкачали весь кислород. Но затем легкие наполняются снова, и сердце, пропустившее удар, возвращается к жизни. Принимать решения, разворачивающие жизнь на сто восемьдесят градусов, всегда нелегко. Но если принял — дышишь свободнее. — Пока — ничего. — Он качает головой и улыбается. Вика удивленно смотрит на него, пожимает плечами и выходит из кабинета. Макеев тянет к себе блокнот. Он знает, как привести команду к победе. Он знает, чего он хочет, и обязательно скажет об этом Вике. Но только после матча.