Во сне

      Татьяна поправляет светлую сорочку; ткань холодная, как снег за окном, и такая тонкая, что ещё чуть-чуть и растает в руке.       Онегин снится ей часто. Настолько часто, что в глаза мужу смотреть очень стыдно. Она слушает его голос по утрам, тёплый и ровный, однако никогда не поднимает взгляда от чашки, всё рассматривает золотую каёмку и чёрный горячий чай. *       Евгений укрывает Татьяну своим плащом, но её всё равно бьёт дрожь, причём она чувствует это так явно, будто не спит. Они едут по просёлочной дороге, за окном кареты мелькают голые деревья — их чёрные ветки вырисовывают что-то на ясном небе. Слышится звонкое ржание лошадей, хриплый, постоянно подгоняющий голос возницы. «К чему так спешить?» — думает Татьяна, и тут же карета подпрыгивает.       Онегин бледнеет, резко хватает её руки, плечи, слишком порывисто прижимает к себе; Татьяна пытается вырваться, чтобы выглянуть в окно. Она надеется увидеть просто кочку на дороге, какой-нибудь камень, но шестое чувство подсказывает ей совсем другой ответ.       Это Ленский. В окровавленной рубашке, на которой отпечатались две грязные полосы от колёс, он смотрит им вслед стеклянными глазами, смотрит с укором, даже с обидой. Татьяна знает, что такого не может быть, — если бы мертвецы что-нибудь чувствовали, вряд ли бы это касалось их мирской жизни: соседство с червями в душном маленьком ящике угнетало бы гораздо больше. И всё-таки Владимир недоволен, расстроен, и Татьяна скорее прячется обратно в карету, лишь бы больше не видеть его.       Накинутый ранее плащ оказывается у её ног. Онегин что-то говорит, но возница кричит ещё громче, будто специально старается заглушить его слова. Татьяна понимает, начинает шептать, что давно простила, и остаток сна они едут, будто заведённые игрушки. Он без конца произносит «не хотел», она — «простила». *       Ветер лениво перебирает пышную листву, а уходящее солнце красит её в тёмные закатные цвета. Татьяна видит родную деревню; пройти немного вперёд — покажется голубая, изогнутая речка; повернуть налево — печальное кладбище, земля которой несколько лет назад укрыла родное лицо няни; дойти до деревянного мостика и перейти через него — их бедный дом, когда-то полный уюта и любви, где радостно смеялась Ольга, где хлопотала по хозяйству мама, всегда тосковавшая по рано умершему отцу, где прошли счастливое детство и тревожная юность. Ей очень хочется пойти прямо туда, но ноги ведут её совсем в другую сторону.       Покосившийся дом встречает Татьяну неприветливо, и она с трудом узнаёт в этом разрушенном здании место, где когда-то жил Евгений. Разбитые оконные стёкла, изъеденные брёвна, медленно качающиеся ставни, — она ёжится, но всё-таки решается зайти.       Сразу попадает в библиотеку. Некогда роскошная комната с величественными шкафами и бархатными креслами превратилась в полный беспорядка чулан: сузилась в размерах, выцвела, протяжно заскрипела дощатым полом. Татьяна останавливается и начинает читать названия разбросанных книг, — именно эти романы она когда-то брала у старого хозяина.       С безумным блеском в глазах Онегин шуршит страницами и, увидев вошедшую гостью, просит помочь.       — Нужно найти. Скорее найти, — говорит он, указывая рукой на уцелевшие полки. Татьяна послушно берёт книгу, пытается убрать с неё слой паутины, но вдруг несколько пауков переползает на её пальцы. Она вскрикивает, в испуге пятится назад, натыкается на кого-то, тут же оборачивается.       — Вот оно! — объявляет Евгений, показывая нотный листок, и голос у него неестественно громкий. — Скорее, идём за мной!       Манжеты его рукавов облепили пауки, но он не обращает на них внимания.       В другой комнате оказывается пианино. Клавиш явно недостаёт, однако Онегина это не останавливает. Он начинает играть. Музыка тяжёлая, давящая, скорбная, и Татьяна задыхается от такой сильной тоски и горечи. Она обнимает Евгения и со страхом понимает, что не слышит бьющегося сердца.       У княгини Щербацкой сегодня именины, и Татьяна должна там быть: их мужья вместе прошли войну. Александр специально выучил несколько произведений для матери к празднику, и после сытного ужина все идут в гостиную: именно там стоит блестящий чёрный рояль. Мальчик говорит, что сегодня он удивит всех сочинениями Моцарта, причём совершенно противоположными.       — Сашенька, играй, — просит Щербацкая, с гордостью смотря на сына; его мягкие черты — точная копия княгини.       Сашенька играет. Его маленькие пальчики ловко перебирают клавиши, заставляя комнату погрузиться в глубокую грусть. Татьяну чуть ли не трясёт — она узнаёт музыку из своего сна. Муж осторожно берёт её за руку, смотрит с беспокойством и тихо-тихо спрашивает: «Не поехать ли нам домой?» Он знает, что она его не любит, и поэтому его волнение трогает Татьяну до слёз. Она качает головой и пытается улыбнуться.       Саша с благодарностью слушает аплодисменты, радуется, что не сбился при игре, и искренне счастливым голосом, какой может быть только в беззаботном детстве, объявляет:       — Это был «Реквием». *       Наконец-то снится светлая комната, уставленная цветами и увешанная картинами, наконец-то не каркают и не хлопают крыльями вороны. Сквозь окна льётся яркий солнечный свет, повсюду гости — они увлечены чтением каких-то писем. Татьяна берёт конверт, быстрым движением распечатывает его и вздрагивает: то письмо, которое она отправила Онегину.       Евгений ставит бокал с шампанским и тоже открывает конверт. Прищуривается, читает про себя, едва заметно шевеля губами, потом начинает улыбаться всё шире и шире, пока его улыбка не превращается в дьявольскую усмешку. Он начинает смеяться. Смеётся долго, смеётся до хрипа в горле, до крупных прозрачных слёз. Потом начинает читать вслух, и так ужасно гремит душа Татьяны, вдруг озвученная этим нечеловеческим басом. *       И каждый сон становится кошмаром. Онегин дарит цветы — чётное количество свежих сочных роз; Онегин танцует с ней — его пальцы оборачиваются змеями и заползают под её нежное платье; Онегин целует её — она не может стереть горький солёный привкус с собственных губ; Онегин застёгивает перламутровое ожерелье — жемчужины оставляют ожоги на светлой коже.       От него приходит письмо. В ту ночь Татьяне кошмар не снится, потому что она не спит до самого утра. Воспалёнными глазами глядит она в чашку с чаем, и муж непривычно молчит. *       Их встреча возвращает Онегину человеческий облик. Татьяна смотрит на него и с радостью понимает, что его дрожащая улыбка не принадлежит Мефистофелю, что его руки, высушенные морозной зимой, не превращаются в змей, что его голос, уставший и сломанный, не звучит жутко. Она позволяет целовать свои пальцы (даже тот, который сжимает обручальное кольцо), ладони, запястья, но не позволяет говорить. Прощаются в полном молчании, и каждый его шаг усиливает головную и сердечную боль. *       Татьяне снится та же сцена, только она не сидит перед ним непокорной каменной статуей, не смотрит печально и серьёзно; она первая бросается в его объятия, первая говорит, как сильно любит его. Она пересказывает ему все сны, и Онегин слушает, тяжёлым вздохом отзываясь на каждый кошмар, ласково гладит её по волосам и успокаивает, как ребёнка: «Теперь всё будет хорошо». *       Онегин перестаёт ей сниться. Татьяна понимает, что настоящие кошмары — сны, в которых его больше нет.