* * *
— Ben zona*! Чертов ублюдок! Где тебя носит? — терпеть не могу этот голос. Каждый день надеюсь, что это её последние сутки, но она слишком живучая, — куда ты делся, маленький гавнюк?! Я сидел за кухонным столом с засаленной скатертью и ждал, пока она успокоится. Мечась по коридорам и стуча дверьми, Рахиль наконец-то добралась до кухни. — А, вот ты где! Что это? — она держала в руках грязное подобие кофты зеленого цвета, — что это, мать твою?! — Какое-то тряпьё. — Ах ты сученок! После того, что ты с ней сделал, ей только и быть тряпьём, — она расправила вещь в руках, указав на прожжённую окурком дыру. — Я ничего не делал, впервые вижу эту кофту, — нужно было держаться как можно спокойнее и увереннее. — Тогда скажи мне на милость, кто это сделал? — процедила Рахиль. — Понятия не имею, — я стиснул зубы. Мне порядком надоели вечные обвинения в том, чего я не совершал. Кто-то из её хахалей бросил окурок, а я виноват. Когда же это всё закончится? — Хватит врать! Хватит! — её глаза налились кровью, а вены на шее вздулись — то ещё зрелище. Она подходила ко мне ближе, и я понимал, что деваться уже некуда, — гнилой рот, такой же гнилой, как у твоей шалавы-матери! — всякий раз, когда эта гнида упоминает мою мать, мне хочется задушить её голыми руками. Рахиль наступила мне на босую ногу своей грязной туфлей с полуотвалившимся каблуком и прошипела, что я тварь, и терпеть всё это она больше не собирается. — Собирайся и вали отсюда, — она перешла на устрашающий шёпот, — никто плакать не будет. Отходив меня чертовой кофтой по лицу, она наконец-то ушла. Я сидел на стуле еще с минуту, наблюдая, как кровь сочилась из раны на ноге. Когда возле ступни оказалась уже целая лужица, я встал, намочил кусок какой-то разодранной тряпки, бывшей, по всей видимости, кухонным полотенцем, и стал оттирать ногу. Отправился к Карлу, у которого всегда можно было найти спирт, чтобы промыть рану. Постучав в дверь несколько раз, я подумал, что никого в комнате нет. Но следовало всё-таки точно убедиться, прежде чем уходить ни с чем. Заглянув внутрь, я застал мужика в разорванной майке валяющимся на полу с закрытыми глазами — Карл опять в хлам. Зато его щедрая душа никогда не позволяла ему отказывать в помощи. — Думаю, он не обидится, если я позаимствую это, — обращаясь к самому себе, я открыл верхний ящик стола и забрал полупустой пузырек спирта. Сосед не раз выручал меня антисептиком, хоть и считал, что лучший способ применения — внутрь. Выходя из комнаты, я попрощался с Карлом и прошёл вглубь коридора. Тишина подтверждала мои догадки о том, что Рахиль вновь куда-то ушла. Выдохнув, я открыл дверь. Всё было вверх дном — эта дура искала, что надеть. Из её гардероба старой дешёвой бляди для выхода на улицу не подошло бы ничего, но только не в Банхофсфиртеле. Теперь нужно было добраться до ящика под кроватью и достать сумку. Там я храню всё, что может пригодиться, если захочу уйти, — пару футболок, джинсы и потрепанную куртку, кроссовки, которые я стащил с какого-то чёрного, оказавшегося, по счастливой случайности, уже мёртвым, незначительные безделушки, по типу календарных листов и вырезок из газет, и две сотни евро, которые я копил довольно долго. Раскидав вещи, я наконец сумел выдвинуть ящик. Но что-то было не так. Я был уверен, что последний раз накрыл сумку сверху старым пледом. Нет, я точно это сделал. Я быстро вытащил всё из ящика и стал судорожно перебирать содержимое. — Так, куртка, футболки, — шелест бумажек сбивал с толку, а ощущение, что чего-то не хватает только усиливалось. Последним я решил проверить внутренний карман куртки, в котором прятал деньги, — тварь! Сука! Ненавижу эту шалаву! Я был готов плакать. Рахиль добралась и до моих вещей. Она забрала все сбережения, доставшиеся мне утомительными часами работы грузчиком на одном из ближайших складов. Я сидел, схватившись за голову, сгорая от этого чувства несправедливости. Сумев всё-таки совладать с собой, я собрал в сумку всю одежду, попутно распихивая по карманам листы с зарисовками и отметками, и застегнул её. Встал, закинул всё это на плечо и взял в руки кроссы — на ноге красовалась рана от каблука, так что я решил повременить и не надевать их. В таком виде я спустился к выходу и покинул чертово здание. — Не вернусь, — прошептав это обещание, я посмотрел на дорогу, — иду босиком, но по главной. * Ben zona (иврит) — сын шлюхи, ублюдок.* * *
Я — чёртов на весь мир обиженный пилигрим. Мне никогда не выбраться из дерьма, в котором я погряз по уши. Всё это могло бы походить на фильм о парнишке из бедного района, решившем кардинально изменить свою жизнь. И это у него обязательно получилось бы, но только в фильме. И стоит признать, что сюжет был бы довольно неплох, ведь такие штуки пользуются популярностью среди подростков, которым посчастливилось не узнать суровых законов улиц. Но здесь реальность, и как бы мне не хотелось, счастливого конца не предвидится. Грязные улицы преследовали меня всюду. Казалось, что Банхофсфиртелю не было конца. Я шёл и шёл вперёд, не зная, что ждёт дальше. Где-то слышались крики и треск стекла, пьяные возгласы и глухие удары. Но ни разу не было полицейской сирены, потому что чертовы копы сюда никогда не сунутся. Боятся за свою собственную задницу, ублюдки. Я шёл, размышляя о том, как ненавижу это место, и испытывал некую радость от того, что наконец-то его покину.