Останови меня

– Прости, я опоздал. Наверное, ты испугалась. Твоя улыбка легкая и нежная, рука на щеке немного огрубевшая, но оттого не менее любимая, а пиджак большой и теплый. Он насквозь пропах тобой – моим Дейзи. Дрожь уходит, но ноги продолжают трястись. Страха больше нет, ведь с Моризоно покончено. И все же, ладони потеют. Хочется в истерике биться, но при тебе не могу, ведь хочу быть сильной. – Не очень. Я в порядке, – смотрю тебе прямо в глаза, стараясь невинно улыбнуться. – Спасибо, что спас меня, – за это действительно благодарна, ведь твое присутствие придает сил, столь нужных сейчас. – А с тобой все хорошо, Куросаки? Взрыв тебя не задел? – Мне очень плохо, – ты наклоняешься, отчего теплое дыхание щекочет нос – так приятно, что я, наверное, вновь покраснела. Хотя бы чуть-чуть. – Я до смерти волновался, поэтому никогда не прощу себе, если это случится снова. Ты наклоняешься еще ниже, из-за чего светлая челка падает мне на лоб, заставляя легко, почти незаметно вздрогнуть. От тебя веет теплом и домашним уютом, а объятия опьяняют, поэтому блаженно прикрываю глаза. Не хочу, чтобы этот миг кончался. Никогда. – Да, – шепчу, при этом глупо, широко и по-детски так улыбаясь. – И с этого момента тебе запрещено носить такие платья. А если соберешься надеть, то обязательно с теплыми шерстяными штанами и термобельем, – твои руки сильнее прижимают к себе – тоже волнуешься. – Хорошо, – и снова глупая улыбка. Все ушли вперед, оставив нас совершенно одних. Они ведь знают, что Дейзи защитит меня. Да и я это знаю, поэтому не боюсь и открываю глаза, чувствуя еле уловимый запах сигарет на своих губах. Мне не противно, ведь я люблю тебя. Люблю этот запах, люблю эти пряди, которые порой грожусь столь бесцеремонно сбрить, люблю этот томный взгляд… Я люблю Куросаки, да. Просто люблю, поэтому мне не страшно. Твои губы немного сухие, с парой трещин даже, но мне все равно хорошо, ведь они горячие. Просто до одури, поэтому живот сводит сладкой судорогой. Сердцу становится настолько неуютно в грудной клетке, что оно всячески старается вырваться. Как наивно. Каждое движение обжигает сильнее предыдущего. Ты берешь инициативу в свои руки, ну а я… а я и не против, в общем-то. – Тэру, – твой голос немного охрип, но такой Куросаки мне нравится даже больше, – я хочу тебе кое-что сказать. Желудок проваливается в пятки. Гулко и молниеносно даже. Черт, и язык к небу прилип. Какой-то инородный жар циркулирует по телу, и дыхание перехватывает – это жестоко, ведь рядом с тобой я действительно похожу на принцессу. Слабую и такую наивную. – И что же? – сама сейчас хриплю не хуже, а щеки, небось, в два помидора превратились. Ты что-то говоришь, но я не слышу. Что?.. Что говорит Куросаки?! Я хочу это услышать! Если не услышу, то мое сердце остановится! – Я не слышу тебя, – ну вот, теперь я еще и не вижу ничего из-за безграничного потока глупых слез, – повтори. – Я сказал: вставай, рабыня! Где мой завтрак?! Резко распахиваю глаза, встречаясь с твоим хмурым взглядом. Ты оперся о постель, нависая надо мной. Значит, это снова был тот сон – сон, что будоражил мое сознание вот уже целую неделю после спасения Рены. Как глупо… Слезы все еще текут, из-за чего отворачиваюсь, пытаясь на скорую руку вытереть глаза. Я знаю, что ты смотришь на меня, но прошу, не делай этого. Просто притворись, что не увидел, умоляю. Просто притворись. – Тэру, – твой тон изменился – не удивительно. И почему ты никогда меня не слушаешь, идиот?! Почему вечно делаешь по-своему? Неужели так сложно подсобить мне хоть разок? В груди неприятно екает сердце, пытаясь устыдить мои эгоистичные мысли. Совесть, значит?.. Не поможет. Мне уже ничего не поможет. Молниеносно вскакивая с кровати, кидаю одеяло тебе прямо в лицо, а пока ты пытаешься освободиться, выбегаю из комнаты, крича по дороге свое извечное: – Облезни! Слышу позади топот и ворчание, что приближается все ближе с каждой секундой. И все же, успеваю забежать в ванную, захлопывая дверь прямо перед твоим носом. Щелкнул замок, после чего я сползаю по двери прямо на холодный кафель. – Тэру, открой! – ты ломишься в дверь, а в голосе звучит неприкрытое волнение. – Не открою! – Почему? – Да потому что я уже без одежды! Облезни, извращенец! Чертовы слезы. Ну почему они не прекращаются? Ничего не вижу. Так, спокойно. Ты не должна плакать, иначе Куросаки будет волноваться. – Куросаки, – беззвучно шепчу, прямо в одежде залезая в душ, – я люблю тебя. От ледяных струй одежда мгновенно намокает, неприятно прилипая к телу. Так тяжело. Мы ведь знаем, что любим друг друга. Моя любовь взаимна, так почему же я столь эгоистично хочу большего? Запускаю пальцы в мокрые волосы. Тело дрожит от холода, но я продолжаю стоять: голова должна протрезветь. Его губы… при одной только мысли о них колени подкашиваются, из-за чего с громким хлюпом падаю на плитку душевой. До чего же больно… Ты снишься мне вот уже больше семи дней. И каждую ночь – каждую ночь одно и тоже: объятия, поцелуи и слова, которые я все никак не могу услышать – все это снедает изнутри, когда я просыпаюсь и вижу твое лицо. Оно так близко... И в то же время – невообразимо далеко. – Куросаки, я люблю тебя, – безостановочно шепчу, словно мантру. Кажется, еще чуть-чуть и я заболею. Включаю горячую воду, неохотно вставая с пола. Кожу печет от такой резкой смены температур. Ну и пусть. Плевать. Хм. Наверно, Куросаки еще даже не умывался, поэтому не буду надолго задерживать ванную. Лучше уж и впрямь приготовлю завтрак. – Дура, зачем под кипятком стоишь?! – на фоне горячей воды твои руки кажутся ледяными. Да и как ты, собственно, вошел? Не хочу смотреть на тебя. Хорошо хоть, что слезы с водой на лице слились, поэтому незаметно то, что я еще продолжаю беззвучно плакать. Так странно. Еще пару дней назад все быстро прекращалось, а теперь я не могу управлять собой. Да, с каждым днем все тяжелее. Может, я скоро сорвусь? Как эгоистично. Я знаю это, поэтому все же поднимаю взгляд – улыбка практически на автомате растягивает потрескавшиеся губы, открывая зажившие ранки. Все же, когда ты рядом, становится намного легче. Стоит лишь одной остаться, как апатия поглощает с головой, но твое присутствие заставляет забыть об этом. – Я закаляюсь, – почти искренне хихикнула. Хорошо. Я все еще осталась Тэру. Просто теперь слишком сильно увязла в чувствах к тебе. Это пройдет – нужно только время. Нет, мои чувства лишь окрепнут, но гормоны хотя бы успокоятся. Мне станет легче. Обязательно. – В одежде? – Это новая методика. А что, господину извращенцу тоже не терпится? Твоя бровь как-то нервно дернулась – даже забавно, если честно. Хм, я теперь считаю каждый миллиметр между нами, но не заметила того, как мы оказались настолько близко друг к другу. Твое дыхание касается моего лба, заставляя сердце застрять в горле и так нагло долбить по перепонкам. Тело не слушается… рука сама тянется, невесомо касаясь волевого подбородка. Куросаки, почему ты затаил дыхание? Прошу, не показывай своего волнения, иначе я не выдержу. Оттолкни меня. Именно сейчас… оттолкни. Умоляю, останови меня. Пальцы медленно скользят по утренней щетине, но резко уходят в бок, замирая на твоих губах. На них действительно есть трещины, но они почти незаметны. Касаясь этих губ, возникает такое специфическое чувство… Оно теплое и терпкое – это так необычно. Куросаки, ты хотя бы можешь представить себе, сколько всего нового я испытала рядом с тобой? Думаю, нет. Ты думаешь, что осознаешь, на деле же не имеешь ни малейшего понятия. Знаешь, я такая капризная: мне все еще хочется, чтобы ты остановил меня, ведь сама остановиться не в силах. И при всем этом мне хочется остаться той Теру, которую ты знаешь. Которую любишь. Черт, это даже немного иронично… Не находишь? – Куросаки, – мой палец обводит контур твоих губ. Ты хмуришься, при этом замерев и покорно позволяя мне делать все, что вздумается. Неужели ты не боишься того, что однажды я просто возьму и поцелую тебя, воспользовавшись этой слабиной? Думаешь, раз я маленькая, то не дотянусь? Как бы не так… – Побрей губы, – имею наглость улыбаться тебе, изображая невинную дурочку. – Ты совсем оброс, Куросаки. Пора лысеть. – А тебе пора сушиться, – странно, но ты слишком спокоен, – дурында. Махровое полотенце неприятно ерошит волосы. Или это из-за того, что ты слишком сильно давишь? И что за странная улыбка? Дурак, перестань, иначе я разревусь от аритмии. Или просто разревусь. Ты жестокий, хоть и не осознаешь этого. – Ну вот, теперь гораздо лучше, – ты смеешься, заставляя как-то глупо моргнуть. Смотрю в зеркало и вижу нечто, похожее на взъерошенную ворону. Волосы торчат похлеще твоего. Черт, это и впрямь смешно. Я, кажется, уже говорила это, но ты дурак, Куросаки. – Идем, – сажаешь меня на плечо, совершенно забыв о том, насколько ты высок. – Облезни, Куросаки! – потираю ушибленный о дверной косяк лоб. Как бы шишка не вскочила. В ответ получаю лишь виноватый взгляд и искренне-задорный смех. Спасибо, что пытаешься подбодрить. Но вот, каким станет твое счастливое лицо, если узнаешь, что причина моих слез – ты сам? Вернее, наш обоюдный эгоизм? – Ты весь вымокнешь. – Ничего страшного. Врешь. Это же твоя любимая рубашка. Ты даже постирать мне ее не давал – так сильно дорожил подарком «для Дейзи». А теперь она почти полностью мокрая, поскольку ты несешь меня на себе. Лицемеришь, но мне это нравится. Очень. – Эм… Снимаешь меня с плеча и несильно толкаешь в спину, намекая на то, что нужно зайти в комнату. На кровати лежат джинсы и какая-то кофта. Ты смотришь и довольно ухмыляешься, облокотившись о дверной косяк. – Ну, чего пялимся? Переодевайся! – Эм, – тупо повторяю одно и тоже, – зачем? – Ты не приготовила завтрак, – когда ты бурчишь, это выглядит так смешно. – Хорошо, сейчас приготовлю, – киваю, надевая легкую полуулыбку. – Просто, ты и сам мог о себе позаботиться. – Я все утро был занят. – Что, снова в порнушке утонул? – черт, мой язык быстрее моих мозгов. – Кажется, в последнее время рабыня стала чересчур смелой? – ой-ой, не надо пугать меня этой ухмылкой. Стой на месте! Я кому говорю! Ну вот, ты снова загнал меня в угол. Знаешь, это бессердечно по отношению ко мне. Пожалуйста, перестань вытворять подобное. Прошу, мне ведь и так сейчас нелегко: я обезумела, понимаешь? Еще капля и я сорвусь! – Эй, – твоя рука кажется такой теплой, когда лежит на моих волосах. – Тебе снова приснился плохой сон? – Ну, я бы так не сказала. – Тогда, почему ты плачешь почти каждое утро? – не надо, не нависай надо мной, иначе я вновь стану беззащитной. «Потому что мне снится, как ты целуешь меня снова и снова», – вот, что я хочу сказать, но слова застревают в горле. Ненавижу себя такую. Мне хочется быть простой и наивной Тэру, которой достаточно лишь твоего теплого взгляда и нежного прикосновения. Я не хочу быть эгоисткой. Не хочу… но ничего не могу поделать, поскольку желание обладать тобой сильнее – от этого на душе оседает какое-то тошнотворное чувство, похожее на презрение. Я такая жалкая… – Я так не считаю, – кажется, последняя мысль была высказана вслух. Твои слова звучат столь искренне, что слезы на глаза наворачиваются. Нет, только не снова. Не хочу быть плаксой. Не хочу быть рохлей. Встречаясь взглядами, понимаю, что хочу услышать от тебя слова любви. Пальцы начинают мелко дрожать. Кажется, я с такими темпами впаду в глубокую депрессию. – Хочешь мороженое? – Но ты ведь вчера сказал, что все съел, – я рада тому, что можно сменить тему. – К тому же, я еще не завтракала. – Я тоже, – твоя шальная улыбка покоряет – тебе известно об этом, Куросаки? – поэтому одевайся. Пойдем в кафе. – С чего такая щедрость? – не могу не подколоть. – Просто одевайся и не спрашивай лишнего, – на выходе оборачиваешься, бросая через плечо хитрый взгляд. В груди от этого гулко екает, принося какую-то приятную боль. Сбрасывая мокрую пижаму, наспех вытираюсь большим полотенцем, что лежало неподалеку. На губах легкая ухмылка, чего не скажешь о мыслях – моих безумных и депрессивных мыслях. Хочу утонуть в твоих глазах, хочу забыться в твоих губах… Просто хочу быть еще ближе. Это чувство невыносимо, ведь ты совсем рядом – только руку протяни. Интересно, все ли влюбленные чувствуют себя так же? – Готова? – в дверях звенит твой мягкий голос, что заставляет обернуться. Плевать, что надето на мне. Ведь, если я спрошу твоего мнения, ты лишь засмеешься и вновь назовешь плоскогрудой. Или же нет? Шаги твоих ботинок глухие, но размеренные. Хочу подобраться поближе, чтобы уловить почти невесомый запах мужского одеколона – такого дерзкого, щекочущего нос уникальной палитрой собственного аромата. На улице пасмурно, но редкие лучи солнца все равно проглядываются сквозь тучи. Такое чувство, словно небо вот-вот заплачет – это столь символично, что смеяться хочется. Истерично. Девушки бросают в твою сторону томные взгляды, из-за чего становится не по себе. Злость и грусть обуревают обоюдоострым клинком. Куросаки, порой мне кажется, что ты недосягаем. Глупые мысли, правда? Хотя, как знать… – Возьми меня за руку, иначе потеряешься, – твои шепчущие губы почти касаются моего уха, а горячее дыхание мгновенно сбивает ритм сердца. – Я не… – Ты так задумалась, – берешь меня под локоть, при этом лукаво улыбаясь. – Не обо мне ли? Краска тут же приливает к лицу, выдавая с головой. Как ты можешь спрашивать подобные вещи и не краснеть? – С-с чего бы? Нафиг мне сдался старик, который в скором времени облысеет? – Я так и подумал, – не смейся так громко, иначе вокруг нас соберется еще больше девушек! Ветер то и дело подхватывает твои волосы, развевая их с неизведанной мне грацией. Держишься прямо и естественно, из-за чего я на твоем фоне кажусь несносной сестричкой – обидно даже немного. А вот щекам все еще жарко. Просто жутко. Но вот, ты открываешь передо мной дверь «Цветочной поляны», галантно приглашая внутрь. У барной стойки, как всегда, стоит мастер, который, завидев нас, приветливо машет рукой. Ты улыбаешься ему в ответ, при этом придерживая меня за плечо. В столь знакомой и родной обстановке сразу становится хорошо. Чувство уюта, смешанное с защищенностью, растекается по телу приятной теплотой, от которой невольно начинаю улыбаться. Сажусь у окна, вспоминая то веселье, что творилось здесь не так давно. Перед глазами мелькнули стакан и тарелка – это ты подкрался сзади, склонившись надо мной. Я думала, что ты сейчас обогнешь скамьи и сядешь напротив, но нет – к моему удивлению, садишься справа от меня, при этом как-то странно, чересчур довольно улыбаясь. – Неужели, настолько хотелось есть? – с губ срывается тихий смешок. – Справишься с такой огромной порцией? – А это на двоих. Не скрывая удивления, беру из твоей руки поданную вилку и начинаю уплетать первый тост. Хрустящий, но при этом тающий во рту – мастер действительно творит чудеса на кулинарном поприще. – Нравится? Лишь киваю, поскольку говорить с набитым ртом неприлично. Все же, на душе тепло оттого, что ты рядом: широкое плечо то и дело задевает мое, а стоит тебе наклонить голову чуть вбок, как светлые пряди застилают мне обзор. Я же фыркаю демонстративно, желая показать фальшивое недовольство. Твои волосы смешно взлетают вверх, поэтому я повторяю по несколько раз, словно ребенок, который хочет наиграться. Ты кидаешь в мою сторону многозначительный взгляд, но я делаю вид, что не заметила, теперь открыто дуя на блондинистую челку. Пожалуй, сейчас мне хорошо, как никогда. – Слушай, тут кондиционер и без тебя хорошо работает. К тому же, сейчас только начало весны. – Облезни, – даже как-то без особых эмоций отворачиваюсь, с удовольствием поедая очередной тост. – Ваше мороженное с фруктами. – Спасибо, – не доев, принимаюсь за него. Пломбир столь нежен, что хочется запищать от удовольствия, но рот слипается из-за сладкой смеси фруктов и шоколада. Блаженно прикрываю глаза, все же промычав что-то невнятное. А ты лишь тихо усмехаешься, бросая на меня косые взгляды столь любимых мною глаз. – Ну ты и обжора. Улыбаюсь до ушей, чувствуя себя по-настоящему счастливой. Больше нет той печали, ведь я в очередной раз понимаю, какой глупой была совсем недавно. Куросаки, знаешь, сейчас твои волосы сияют даже ярче, чем полуденное солнце! Именно за это я и люблю их. Именно поэтому мне не хотелось бы, чтобы ты перекрашивался в какой-либо другой цвет. – Ты вся изляпалась в мороженном, балда. – Здесь? – тыкаю пальцем в правую щеку, но в ответ получаю лишь отрицательный кивок. – Здесь? – ох, не нравится мне эта шаловливая ухмылка. – Где же? Я не заметила, сколь молниеносно ты приблизился. Твои губы настолько близко, что мне приходится сглотнуть. Ну вот, сейчас снова отстранишься, выдав заранее заготовленную шутку. От этого даже капельку обидно, но я все понимаю. – Здесь, – кладешь руку мне на затылок, невесомо целуя в губы. Твой взгляд полон нежности, лукавства и чуточки смущения. Я же лишь безмолвно продолжаю смотреть в глубину глаз, столь незаметно покоривших мой разум. Твои горячие губы вновь прикасаются к моим – холодным. Несколько мгновений в голове кружится ворох мыслей, а затем… Затем исчезает абсолютно все: беспокойство, боль, тоска и даже эгоизм, ведь в тот миг понимаю, что не одна я испытывала это чувство. Ты ведь тоже, Куросаки, верно? Тебя ведь тоже снедали эгоизм и строптивость? Из глаз текут слезы, ведь теперь мы, наконец, смогли прикоснуться друг к другу. Нет той неловкости и жуткого смущения – лишь нежность и детский, практически щенячий восторг. Твои пряди словно стали еще мягче, а губы – еще горячее. Каждое прикосновение я ощущаю, будто впервые – это так упоительно. Дыхание сперло вместе с сердцебиением. Больше нет страха перед ночью. Больше нет страха перед сном. Я больше ничего не боюсь, ведь в этот раз, наконец, смогла расслышать твои слова: – Я люблю тебя, Тэру.