Сгорающая

      Четыре фотографии на каминной полке вызывали у Тиффани самые теплые воспоминания. Она специально поставила туда свои самые любимые фото, чтобы они попадались на глаза чаще остальных, ведь на этих снимках были запечатлены самые важные события в её жизни. Свадьба, рождение сына, фотография всей семьи, взрослая фотография её сына в военной форме. Тиффани с трудом подавила тяжелый вздох.       Ходжинс посчитал, что он сделал все от него зависящее, чтобы помочь пока ещё малознакомым людям наладить отношения между собой. По крайней мере на данный момент они общались весьма и весьма неплохо. И, если не знать, что Вайолет знакома с Эвергарденами от силы минут сорок (даже меньше), то можно было бы даже принять их за семью. Вайолет, кажется, перестала чувствовать себя неуютно в этом доме и были все шансы на то, что она все же согласится остаться жить здесь.       — Ладно, пойду я. — Повернулся полковник к Тиффани. — Мне надо поскорее попасть в офис.       — Уже? — Искренне расстроилась женщина. А Вайолет, услышав эти слова, насторожилась… и как оказалось не зря.       — Вайолет, будь хорошей девочкой и слушайся Тиффани. — Девушка едва не нахмурилась. В этой фразе ей не понравилось две вещи. Первой было то, что Клаудия намеревался оставить её здесь. Второй было то, каким тоном это было сказано.       — Ох, что ты. — Рассмеялась Тиффани. — Не нужно так беспокоиться.       Девушка закусила щеку изнутри. Она не могла позволить себе остаться здесь, даже если ей тут нравится. Было странно ощущать уют и тепло в доме, где ты была впервые. Она не чувствовала ничего подобного раньше… разве что когда она находилась рядом с майором, то испытывала нечто похожее. Но даже тот дом, в который её привел Гилберт, казался ей холодным и безжизненным. Она не имела права здесь оставаться. Это слишком… странно для неё.       — Можешь воспринимать нас как семью. — Обратилась женщина к Вайолет. — Можешь говорить с нами о чем угодно.       Сердце девушки пропустило удар. Семья? Звучит до ужаса приятно. Вайолет невольно сжала руки в кулаки. Она не имеет права на это. И вообще, ей это не нужно! Не нужно!       — У меня никогда не было семьи, так что новой не надо. — Уперлась девушка. Она поняла, что задела Тиффани, когда увидела, как её губы на мгновение дрогнули.       — Не говори так. — Все же совладав со своими чувствами, улыбнулась хозяйка дома. — У меня был сын… но, к сожалению, он погиб на войне.       Вайолет поджала губы. Больно. Ей, наверное, было очень больно терять своего ребенка. Но девушка точно знала, что не сможет помочь Тиффани забыть эту боль или даже просто облегчить её. Она не готова была взять на себя такую ответственность, хотя и хотела помочь этой женщине.       — Я не заменю вам погибшего сына. — Твердо произнесла Вайолет, внутренне злясь на себя за то, что причиняет женщине ещё больше боли своими словами.       — Вайолет! — Одернул её Клаудия. — Гилберт хотел, чтобы ты была счастлива. Ты понимаешь?       Девушка вся съежилась и замерла, позволяя Ходжинсу уйти. Внутри неё бушевал пожар. Нет! Она не может остаться здесь! Хотя бы потому, что она не хочет принимать на себя ответственность за чужое израненное сердце. Потому, что она сейчас упускает единственный способ связи с Гилбертом! Потому что… потому что она не хочет быть обузой для этой чудесной семьи. Просто потому что она не годится для этого. Вайолет — оружие, которое принадлежит только майору и никому больше!

***

      Клаудия чувствовал себя просто отвратительно. Где-то внутри засело липкое ощущение предательства. Остановившись на дорожке, ведущей к воротам, он обернулся. Все же, наверное, он поступил немного подло, не сказав сразу, что это теперь её новый дом. Но ведь Вайолет и Тиффани поладили, значит все будет хорошо. Впрочем, эта мысль не принесла ему особого облегчения… Неожиданно голубая дверь дома распахнулась и на улицу вылетела Вайолет.       — Полковник! Полковник, стойте! Скажите, почему майор отправил меня сюда?! — Девушка нервничала. Это было видно по всей её хрупкой фигурке, застывшей в напряжении, по срывающемуся голосу и полному отчаянию взгляду. — Неужели это потому, что я потеряла руку?! Неужели вы думаете, что теперь я не смогу выполнять свою работу?!       Клаудия, слушая её едва сдержал улыбку. Такая упертая. И все же Гилберт прав: слишком уж человечная и искренняя она в своих чувствах, пусть и не понимает этого.