Сгорающая

      Ему было ужасно скучно безвылазно сидеть в палате. Тоскливо аж жуть. Вот только сильные повреждения левой ноги не позволяли майору прогуливаться по коридорам больницы. Кости срастались медленно, а каждая попытка наступить на больную конечность отзывалась острой болью.       От скуки, Гилберт изучил всю комнату вдоль и поперёк. Один и тот же вид, вещи лежащие на одних и тех же местах — всё это в сочетании со слегка повышенной температурой и головокружением вызывало тошноту. Каждая деталь палаты, начиная от одеяла, заканчивая едва заметными царапинами на двери надоела ему.       Зато фиалки, стоявшие в горшке на подоконнике, почему-то заставляли всколыхнуться какие-то ускользающие воспоминания. Это казалось странным, учитывая что ему сообщили, будто до ранения он был военным. Военный, питающий нежные чувства к цветам. Звучит… странновато, если не нелепо.       Существуют ли вообще такие люди, которые настолько обожают один определенный цветок, что при виде него начинает безумно колотиться сердце? Как-то это неестественно и даже странно. Хотя, возможно, ответ скрывался где-то в глубине потерянных воспоминаний, но вряд ли Гилберту когда-нибудь удастся это проверить.       Дверь в палату вдруг распахнулась, хотя в неё предварительно никто не постучал, что явно было нарушением хорошего тона. Первым вошёл уже знакомый майору человек, который заглядывал ещё пару дней назад, интересуясь его самочувствием. Кажется, они были знакомы до ранения, из-за которого он оказался здесь, но утверждать это со всей уверенностью Гилберт не мог.       От попыток воскресить в памяти хоть что-то связанное с ним, майора отвлекла светловолосая девушка. Она вошла с идеально прямой спиной и невероятно сосредоточенным, ужасно серьёзным взглядом голубых глаз. И в её взгляде читалось что-то такое, что позволяло понять: ей пришлось рано вырасти. В свои… восемнадцать? Девятнадцать лет? Она уже не была весёлым ребёнком. Жаль, что такую красавицу жизнь, похоже, серьёзно ранила.       Как только незнакомка увидела лежащего на кровати Гилберта, то сразу же тенью метнулась к нему. Добравшись до койки она буквально рухнула на пол, рядом с ней, заставив майора забеспокоиться о её коленях. Но саму девушку это, кажется, не слишком беспокоило.       — Майор! Майор, вы живы! — блондинка спрятала лицо в ладонях, поэтому следующая её фраза прозвучала глухо. — Слава Богу!       Перед глазами очень явственно возникло её заплаканное лицо, багровые пятна крови на светлых прядях и военной форме. Виски тут же сдавило болью, комната закружилась. Гилберт нахмурившись, прикрыл глаза и сжал переносицу, пытаясь прийти в себя.       — Вайолет, нам похоже лучше уйти. Майору нездоровится, — Клаудия попытался коснуться плеча девушки, но та дернулась в сторону Гилберта, сминая ткань рукава больничной рубашки в пальцах правой руки.       Фиалки, растущие у стены дома, имя данное милой девочке с большими голубыми глазами, смотрящими на него удивлённо и растеряно. Впервые она испугалась не выстрелов, не ужасов войны, а его вспышки раздражения, вызванной жалостью к ней же. Впервые расплакалась, пытаясь спасти его из разрушающейся крепости.       — Майор, что я могу сделать для вас?! Отдайте мне приказ, пожалуйста! — взмолилась Вайолет. По её щекам текли слёзы, которых она, кажется, даже не замечала, глядя на него с надеждой.       — Мы… мы встречались раньше? — нахмурился Гилберт, пытаясь хоть как-то уложить в голове информацию. Господи, он когда-то кричал на неё. На совсем юную ещё девочку.       Вайолет замерла. Её лицо в одно мгновение приняло холодное безэмоциональное выражение. Даже глаза словно остекленели. В этот момент она вдруг стала похожа на большую, несомненно прекрасную фарфоровую куклу. И Гилберта это ужасно испугало, хотя он помнил о ней не так уж много. Отчего-то Вайолет была дорога его сердцу.       Майор осторожно коснулся её руки кончиками пальцев, заглядывая в глаза. Ладонь девушки дрогнула, и Вайолет отодвинулась чуть назад, выпуская его рукав, резким движением стирая со щёк слёзы. Теперь она смотрела на него куда более осмысленно, чем мгновение назад.       — Так точно, майор, — коротко, отрывисто кивнула Вайолет, продолжая сидеть на наверняка холодном полу. — Я ваше оружие и жду вашего приказа!       — Моё оружие? — удивлённо переспросил Гилберт, вновь хмурясь. — Я был настолько жесток, что использовал ребёнка… девушку, как оружие? Прятался за её спиной? Ну и трус же я был!       — Она была подарком, который ты не мог не принять, — мрачно сообщил Клаудия, скрестив руки на груди.       Девочка-подросток точно так же сидела на полу в потрёпанной, рваной одежде, и точно так же, как сейчас смотрела на него снизу вверх. Её лицо выражало полное безразличие к своей судьбе. Покорную обречённость. Словно она знала, что её уьют, но эта мысль нисколько не трогала. И ему сделалось её безумно жалко. Тогда ещё чисто по-человечески…       — Кажется, что-то припоминаю, — Гилберт устало помассировал виски. Обрывки воспоминаний возвращались, принося с собой головную боль.       — Как много вы помните? — с совершенно спокойным и даже несколько отрешённым выражением лица, поинтересовалась Вайолет.       — Практически ничего, — устало сознался майор, откидываясь на подушки.       — И о последнем сражении забыли? — слегка нахмурившись, спросила девушка, сжимая в руках ткань юбки, вероятно от сильного волнения, которому она не давала вырваться наружу.       — Прости, — Гилберт улыбнулся грустно, даже немного жалобно, подозревая, что его слова причиняют ей боль.       — То есть вы не объясните мне, что имели в виду, говоря: «Я люблю тебя», — с лёгкой досадой отметила Вайолет.       Гилберт от неожиданности подавился воздухом. Глаза у него были круглыми от удивления. Ходжинс прыснул в кулак. Впервые он видел старого друга настолько озадаченным.       Интересно, было это признанием романтическим или скорее отеческим? Как-никак Гилберт практически вырастил Вайолет, взяв на себя заботы о ней, научив её всему человеческому, что сейчас было в ней. Вполне вероятно, что он любил её скорее как дочь или младшую сестру.       Но, судя по внезапно залившему щёки Гилберта румянцу, выводы Ходжинса были в корне не верны. Неужели он действительно влюбился в эту девочку, несмотря на десять лет разницы. К тому же, есть ведь ещё разница в возрасте.       Впрочем, Клаудия не тот, кто будет осуждать потерявшего память боевого товарища. Да и кто он такой, чтобы судить? Не такой уж это и уникальный случай. Не зря ведь говорят, что любви все возрасты покорны.       — Вайолет, мне кажется, что с майора достаточно расспросов на сегодня. У нас есть ещё дела: перед сражением Гилберт дал мне на твой счет несколько распоряжений, — наконец, решил вмешаться Ходжинс.       Ещё какое-то время девушка колебалась между желанием получить приказ лично от майора и повелением старшего, но привычка подчинятся все же победила, и Вайолет, поднявшись на ноги и оттряхнув юбку, направилась следом за полковником, не забыв отдать честь Гилберту. Когда дверь за ними закрылась, тот устало откинулся на подушки. Взгляд невольно метнулся к горшку с фиалками, заставив Гилберта усмехнуться.       — Что ж, вопрос по поводу странной любви к этим цветам решен. Но ответ на него только запутал меня еще больше, — вздохнул парень, прикрывая глаза.       В этот раз ему снилась девушка со светлыми волосами и глубокими голубыми глазами, имя которой он когда-то дал ей сам. Вайолет.