Паника

POV – Анна По тому, как он бросился к Ирине, я понимаю, что никогда… никогда не стану для него единственной… Странно, злости в этот момент нет. Потому что на самом деле она очень хороший человек, и очень нам помогла, и в иных обстоятельствах мы бы, наверное, даже подружились. До утра мы обосновываемся в доме одного из оставшихся местных жителей. Дети быстро засыпают и меня тоже вырубает. Устала невыносимо. Но просыпаюсь через какое-то время от того, что рядом нет Сережи. Я нахожу его в соседней комнате – он сидит на краешке кровати и о чем-то шепотом говорит с Ириной. Зимина вся горит и еле приподнялась на подушках, на скуле и немного под глазом у нее фиолетовый синяк – наши спасители здорово ее приложили… Вижу, что он держит ее за руку, но не ревную. Я знаю, что связь между ними никогда не порвать…, а переживать за измену не стоит. Я знаю, как Ира относится к своему Карпову. Он, кстати, очень громко что-то кричал в телефон сначала Сергею, а потом Денису. Я останавливаюсь в двери, и различаю только слова Иры. Голос Сережи совсем тихий, а Зимина хрипит и просто не может говорить шепотом. - Нет, Сережа… Ты с ума сошел?! Какой отсидеть?! Не смей даже. У тебя же дети! Анна, она только сестру потеряла… Ты что?! Да, вы с ума сошли! Сережа что-то тихо и горячо говорит, на секунду прижимая ее пальцы к своим губам… - Да вы оба с ума сошли! Дай мне телефон! Как поздно?! Мы бы их и так… Зачем я все… Ты просто не понимаешь… Это же срок… Реальный срок! Сердце у меня принимается биться быстро-быстро, и я делаю шаг в комнату. - О чем это вы? POV – Ирина Я наблюдаю за происходящим как будто откуда–то со стороны. Анна, вцепившаяся в плечи Сергея и умоляющая его уехать прямо сейчас, «пока никто не знает, где они», и пытающаяся встать на колени, очень мне напоминает саму меня несколько лет назад. Я очень хорошо понимаю то отчаянье, что прожигает сейчас ее душу, еще и потому, что, как мне кажется, я так долго ждала возвращения Стаса. И хоть он не был ни в какой тюрьме, я все помню. Однако с Глухаревым сейчас все по-настоящему. И саднит уже не в горле и не в груди, а где-то глубоко в душе. С того момента между мной и ним в кабинете, с того выстрела в окно, кажется прошла целая жизнь. Как же все поменялось, через столько трудностей мы прошли, и вот опять… Сережа, Сережа… Почему ты никак не успокоишься, почему ты так с собой поступаешь, ведь вот как тебя любят, и ты нужен стольким людям… Такой хороший у Глухарева малыш – Никита. Очень похож на папу. Очень… Я невольно вспоминаю про нашего так и не успевшего родиться малыша... Надеюсь, ты всегда будешь с неба охранять Никиту... Анна так горько плачет, что и я сама вдруг понимаю, что оказывается давно реву. Ведь на самом деле сейчас он прав. Бежать некуда и бессмысленно. Особенно с грудным ребенком на руках… Обратную дорогу в Москву помню плохо. То холод, то жар, головная боль и тяжелые веки. В какой-то момент я чувствую, как из-под вороха курток и одеял меня находят родные руки и отрывают от сиденья. Я понимаю это по запаху, прежде чем успеваю открыть глаза. Поэтому просто облегченно выдыхаю и утыкаюсь Стасу в грудь. Нос и щеки неприятно трутся о грубую ткань форменного галстука, локон волос запутывается в пуговице кителя. Мой полковник сегодня в форме… Я улыбаюсь и сразу же почему-то начинаю реветь. - Зимина, я тебя задушу! Посмотри, на кого ты похожа! Долазилась по лесу?! Сусанин херов!!! Ты почему… почему плачешь? POV – Карпов Несколько часов я не находил себе места и, в конце концов, взяв служебную машину выехал им навстречу. Я не хотел ни с кем разговаривать. Все ясно, все потом. Дело ушло на самый верх, так что все получат по заслугам. К сожалению, и Глухарев тоже… Но не сейчас. Не хочу ничего и никого слышать, видеть, мне все смертельно надоели. Я хочу только одного… Нахожу ее по огненным волосам – остальная часть Ирины Сергеевны дрожит под целой кучей огромных мужских курток… Вот уж наградил Бог супружницей, так наградил… За все грехи мои, видимо, за все, что я сделал плохого людям, за всех брошенных мною женщин… достался мне вот этот рыжий ангельский бесенок в полковничьих погонах, в оборванной и грязной форме, с синячищем на всю правую сторону лица, ссадинами на носу и лбу, кашляющий и плачущий… Чтобы скрыть перед помогающим нам Денисом и водителем свое волнение, обещаю Ирке ее придушить. А она нет бы огрызнуться, облегчить ситуацию… Так, наоборот, как маленький котенок, дрожа и всхлипывая, утыкается мне в грудь… Водитель удивленно оборачивается на начальницу, которую никогда не видел в таком состоянии, и я довольно грубо прошу его прогуляться. - Ну, что ты? Что ты ревешь? Плохо тебе? Болит что-то? Она обхватывает меня за шею, прижимается к моей щеке. - Нет… Нет… Стас… Стас, я так тебя люблю… Я очень тебя люблю… Люблю… Я так соскучилась по тебе… Мы так и сидели прижавшись друг к другу, пока вконец продрогший сержант, решил плюнуть на звания и приказы, и возвратился в салон. - Товарищ полковник…, - он осекся, взглянув на второго полковника, которая уже засыпала у меня на руках. - Я там задубел… - Извини… Это так здорово – ехать по заснеженным улицам Москвы, под какую-то негромкую музыку, иметь возможность не следить за дорогой, и время от времени невесомо касаться губами самого дорогого, самого родного, самого любимого человека на свете… В тот момент мы еще о многом не знали. Например, о том, что, учитывая раскрытое преступление, которое пытались скрыть Иловаев и другие отцы подонков, убивших девушку, а также принимая во внимание былые заслуги за время службы в органах, Глухарев получил только условный срок. Сын Иловаева, отделался легко, если, конечно, мозги по асфальту можно считать легкой участью, но по сравнению с приличным сроком строгача, что получили другие, это кажется не таким уж и страшным наказанием. Иловаев вернул Глухареву отнятые у него деньги за квартиру и позже пустил себе пулю в лоб. Помог Глухареву и Власов, так что бывший майор вместе со всем семейством после окончания условного срока, наверное, все-таки уедет туда, куда и собирался… Встречаемся мы с тех пор редко. Вернее, почти никогда. Один раз мельком видел Глухарева рядом с Антошиным. Валерия Каземирова, невинно осужденного за убийство Кравцовой, выпустили из тюрьмы, которая, надо отметить, пошла ему на пользу. Мужик совершенно бросил пить и теперь обустраивает собственную конюшню, в которую вложился и Власов. Подумав, мы с Иркой перевели туда и нашу Зимушку. В семье нашей тоже некоторые перемены. За ту поездку, что всем принудительно организовала Ирина Сергеевна, наши мамы окончательно сдружились и переносить это трудно… Когда собственная мать активизируется на пару с тещей, это жесть… Хорошо, что жена всегда за меня... Зато Ленька стал ближе, под влиянием Сашки подтягивается в учебе, а вообще на уме у обоих кажется только девочки… Эх, где мои… ладно, не будем о грустном… С седыми висками я уже смирился давным давно… Неожиданная новость пришла из главка, где мне, не тая усмешки сообщили, что два полковника с огромным опытом работы на один обычный отдел – это слишком жирно, и поэтому нам с Ириной Сергеевной предоставили возможность решить самим, кто из нас двоих пойдет на повышение – в округ. Как ни странно, Иришка особо не удивилась и даже не задумалась. В ее глазах лишь на секунду промелькнула грусть, а потом она обняла меня и уверенно сказала, что всегда мечтала выйти замуж за генерала… Но самая главная новость – наша Викуля сделала первые шаги и произнесла первое слово. Не знаю, как у Ирины Сергеевны это получилось, но это слово было «папа». Я люблю их. Люблю больше всего на свете. КОНЕЦ