Паника

POV-Карпов На часах 4 утра. Но жизнь реанимационного и хирургического отделения просто кипит. Москва очень небезопасный, очень неспокойный город – постоянно кто-то перемалывается в своих автомобилях, взрывается, ловит пули в темных переулках, получает росписи «пером»… Я вываливаю на стол дежурного врача увесистую пачку денег – даже не считал сколько там. В разброску – рубли, доллары, евро. - Дай мне пройти к ней… Зимина... привезли сегодня ночью… - Подполковник? - Подполковник… - Туда никого не пускают. И вы… смотрели на время? - А, ты уже пересчитал деньги, Гиппократ? Там хватит, если что, прикрыться перед начальством. А повезет – так все твои будут. Айболит с ужасом оглядывает мою грязную одежду. - Только придется переодеться. - Это даже с удовольствием… Переодетый в зеленый медицинский прикид, в бахилах, с маской на лице, я захожу в реанимационную, которая скорее похожа на центр управления космическими полетами – так много там разных пищащих аппаратов и мониторов. Я не сразу понимаю, что маленькая фигурка в центре – это и есть Зимина. Может потому что рыжие волосы скрыты под медицинской шапочкой? Или потому что пол лица закрыто разными трубками и проводами, залеплено пластырями? Проводки исчезают за легкой медицинской рубашкой, тянутся к венам на руках и к свободным от бинтов пальцам. Худые предплечья и бледное до синевы лицо кажутся ненастоящими, неживыми… Голова идет кругом от четкого запаха стерильной чистоты и лекарств. Я старательно, придирчиво прислушиваюсь к своим ощущениям. Все то, что я вижу и вдыхаю сейчас настолько далеко от таких понятий, как сексуальность, притягательность, соблазнительность, что хочется поскорее убежать и вдохнуть свежий воздух. Просто проверить, что в этом городе есть что-то иное, кроме боли и пискливых мониторов, отслеживающих мучительные вдохи и тихие удары сердца. Я еще понимаю, зачем кружил около кабинета Зиминой на следующий день после того, как неожиданно и оглушительно дорвался до ее обнаженного тела. Хотелось еще и хотелось много. Мой член был готов прорвать тугую джинсовую ткань, которая между прочим изначально предназначалась для американских рабочих на золотых приисках… Значит прочная. Но он бы смог. Точно смог, если бы я с огромным усилием не прекращал перебирать перед глазами самые пикантные сцены. Но все равно они лезли и лезли в голову в самые неподходящие моменты, заставляя скрежетать зубами, материться и пить. *****! Если бы я второй вечер подряд пошел на поводу у своего желания, она сейчас, скорее всего, довольная и уставшая спала бы у меня под боком, а не лежала бы тут, все еще живая только благодаря мудрым приборам и сильным лекарствам… Ту женщину, которую я видел сейчас перед собой невозможно было представить в откровенной позе, изнывающей от нескромных желаний в своей голове и моих действий, так созвучных этим мыслям. Так какого *** я сейчас делаю здесь? Почему внутри меня поселилась паника? Почему это паническое чувство растекается по венам сраным раскалённым свинцом? Какого хера я отвалил сумму, равную стоимости нормальной тачки, просто за возможность посидеть рядом с ней? Вспомнил, как швырнул ей под ноги сумку с деньгами. Так тогда хотелось свернуть ее красивую шею, которая изящно и просто обошла меня на финише. Когда я упомянул ее сына, она впервые показала свой характер. Это было настолько неожиданно и настолько прикольно, что я даже ничего ей не ответил. Просто впитывал. Позволил уйти ей вперед, решив посмотреть, что будет. И неожиданно оказалось неплохо. «Подушка безопасности» была когда мягкой, когда очень жесткой, но, надо отдать ей должное, всегда оставалась адекватной. Я воспринимал ее только в двух качествах - неизбежное зло, которое зовется «начальник отдела», и еще - баба Глухарева. То есть я, конечно, не раз зависал взглядом на ее заднице и ногах. Попробуй не зависни, когда с утра пораньше или, наоборот, поздно вечером, такие формы плавненько перемещаются по коридору. Во время летучек и собраний, я иногда гадал, какой формы у нее грудь, или как ее губы смотрелись бы на моем члене во время минета. Нормальный мужик так может фантазировать о любой женщине, которая по нескольку раз в день мелькает перед ним на работе. Но не более того – чужая женщина всегда табу. А эта - еще начальник. И еще - редкостная стерва… Один взгляд цепких глаз чего стоит – выгнутая бровь, чуть хрипловатый, надменный голос… Точно стерва! Так какого хера, я постоянно вспоминаю другой ее взгляд – с вызовом, но одурманенный желанием? И потом еще – презрительно-пустой… Почему за воспоминаниями о судорогах ее бедер во время оргазма сразу же перед глазами возникают ее устало опущенные обнаженные плечи, которые так хотелось обнять?! Почему сейчас каждый синяк, каждый порез, каждый перелом на ее теле я ощущаю, как свой собственный?! Почему сейчас, когда ее жизнь медленно выгорает в пламени лихорадки, и даже самые лучшие лекарства не в силах помочь, я ощущаю, как тот же огонь сжигает и мои вены?!