2 октября, 19:04
ты знаешь, мне так тебя здесь не хватает, я каждый день хожу по нашему проспекту, глотаю рекламу, бессмысленные машины блеклых цветов, размытыми пятнами проскальзывающие перед глазами. Я постоянно держусь и «опять спотыкаюсь», поэтому всегда прихожу к выводу, что лучше домой, на трамвае. на наших с тобою любимых местах.
Мгновения хватает, чтобы идеальный блокнотный лист кофейного цвета оказался безобразно скомканным и брошенным легким движением руки на до блеска натертую поверхность стола в уютной кофейне Monmouth Coffee на Ковент Гарден в Лондоне, в которой она ютилась едва ли не каждый вечер, желая скрыться в его стенах от всего мира. Говорят, что с наступлением осени каждый чувствует, как внутри с громоздким треском начинает что-то рушится, опускаться к ногам вместе с затхлыми от октябрьской влаги листьями, которые потемнели от дождевой воды, становясь на несколько оттенков темнее, теряя золотой окрас, словно что-то невиданное с каждой секундой высасывало последние яркие краски лета, оставляя после себя кромешный сумрак и будничную серость. Паркинсон же с наступлением осени оживала. И даже тот холод, который брал в оцепенение руки, был не в тягость. В который раз теория, доказывающая, что, влюбляясь, мы перестаем замечать недостатки, оказалась верна до сущего безобразия. Паркинсон не верила ни в удачу, ни в богов, но по-прежнему продолжала приходить сюда каждый вечер, словно в жалких попытках собрать всю себя, надломленную войной и уставшую до темных кругов под глазами, воедино. И как только она находила необходимую деталь, имеющаяся снова становилась недосягаемой и кощунственно потерянной.10 октября 22:11
ты знаешь, погоду здесь не угадаешь, от этого все как-то мельком - прогулки и мысли, стихи на коленках. прости, но я очень скучаю. все носится перед глазами. я должен, я буду, я знаю. вернувшись домой, я пытаюсь уснуть.
Пэнс достает новогодние гирлянды едва ли не сразу же, как первая листва начинает оседать к ногам и биться в холодные стекла, гонимая еще не успевшим утратить остатки летнего тепла ветром. В этом году она немного опаздывает, затянутая круговоротом тех однообразных дел, которые теперь сопровождали ее изо дня в день, но все также, приходя вечером домой, тянет руки к заветной коробке, извлекая целую реку бережно свернутых любимых огоньков, которые способны скрасить одиночество и создать иллюзию того скудного уюта, которым он кормил ее вместе с приторными плитками молочного шоколада, тающими на кончике языка. Она развешивает их над рабочим столом, на котором несуразной кипой покоятся исписанные белоснежные листы бумаги – кажется, она никогда не допишет злосчастную статью, но впервые педантичной Паркинсон хватает сил наплевать на магглов и их коррупцию, о которой она пытается написать вот уже долгих три недели. Видит сам Мерлин, ей скоро понадобится психолог. Самый невыносимый и маггловский. Губы невольно дрогнули, искривляясь. С находит это нелогичным. Маленький мальчик девяти лет, который вот уже как несколько месяцев бредит получить заветное письмо, не воспринимая короткое, но доходчивое «р а н о!», слетающее с губ матери, постоянно ищет логику во всем, критикуя действия Пэнси с такой ожесточенностью, словно желая вразумить и призвать, наконец, действовать согласно теориям и законам, которые диктовала жизнь. Казалось, этим он был похож на Драко даже больше, чем всем остальным. И когда он в очередной раз помогал ей, подавая последний крошечный гвоздь, зажатый в ладони, она видела, как мальчик хмурит брови, словно пытаясь разубедить себя в том, что его абсолютно не завораживают разноцветные маленькие лампочки, то гаснущие, то зажигающиеся вновь, медленно, но верно.- Не понимаю, зачем я тебе помогаю, - тихий комментарий, вызывающий у нее улыбку. - Тебе ведь нравится. - Неправда. Сейчас только октябрь. И мы похожи на глупцов! - Но ведь это не значит, что мы являемся таковыми. Наш дом – это такой же мир, как и тот, что бушует за окном. Укрась хоть каждую комнату – и никто не осудит тебя. Глупцы те, кто смотрят на мир чужими глазами, отрекаясь от своих.
30 октября 00:00
ты знаешь, мне так надоели вокзалы, хотя в глубине понимаю, что лучше пусть будут вокзалы, чем город, в котором тебя слишком мало. я, кажется, вновь повторяюсь. темнеет, терплю, вспоминаю, о том как мне было с тобою мечтать.
Пэнс часто писала тушью и попытки бить себя по рукам за это, пытаясь избавиться, вытравить из себя эту привычку, были такими безуспешными, что впору было только смириться. За окном дождь лавиной обрушивался на город, вовлекая все его окраины в такую тьму, что этой ночью не существовало никаких очертаний – все сливалось воедино, беря начало на покатом склоне ночного неба и обрываясь у каменных ног многочисленных домов. Она уже сейчас знала, что придется вновь перепрыгивать через небольшие затопления, что с ее небольшим ростом было крайне неудобно, а в некоторых случая – невозможно. Ноги часто промокали, как и сама Паркинсон беспрестанно попадала под холодные ливни. С это невообразимо раздражало, и он часто пытался запихнуть зонт-трость в ее сумку, который был такого же роста, что и он. Это часто веселило ее по утрам, несмотря на какую-то остро-ощутимую тоску, разливающуюся в груди.– Он ведь слишком большой, дорогой. – А ты слишком несобранная, мама. Прекрати… прекрати смеяться! – Я возьму его так. Идет? – Ты снова забудешь. Я ведь знаю. – Первым делом возьму, мистер Малфой. – Я прослежу.
Он выглядел настолько серьезным, что она, даже если бы очень захотела, не смогла бы перестать улыбаться. А чувства такие, словно только вчера Драко с улыбкой говорил ей «кажется, ему повезло меньше, чем тебе, судя по виду». Моргнула несколько раз, понимая, что нечаянно испачкала пальцы тушью. Замирая и прислушиваясь к тишине, доносящейся из каждой комнаты. Несколько лампочек на горящей гирлянде перегорели, и дождь все не унимался за окном.6 ноября, 18:30
ты знаешь, я все еще так удивляюсь, тому как все в жизни циклично. и я почему-то пишу тебе письма, но, все равно, не отправляю. и дождь мне опять намекает о чем-то не нужном и личном. считаю минуты, пытаюсь уснуть.
Очередной вырванный лист, который Паркинсон сейчас отчаянно сжимала в небольшом кулачке, несясь по блестящему от дождя тротуару. Казалось, сезону дождя не было конца. Она была вымокшей и почти-что-снова-заболевшей, когда не менее промокший до нити мужчина открыл перед ней двери, позволяя юркнуть в кофейню первой. – Мисс Паркинсон? – Моррис видел ее слишком часто, чтобы не запомнить выразительные глаза, ресницы, хлопающие по щекам, и целое море отреченности от всего мира, мастерски скрываемое натянутыми улыбками, короткими смешками и плавными непринужденными движениями. – Латте без сахара. Как всегда, – она даже не взглянула в его сторону, ровным шагом двинувшись к самому дальнему столику. Кофейня была бы пуста, если бы не мужчина, вошедший следом. Однако он был слишком тих, чтобы кто-то смог заметить его, не прилагая огромных усилий. Еще несколько шагов к столику и лист, вобравший в себя уличную влагу и тепло девушки, оказывается в урне. Она пишет Драко каждый день, не позволяя себе отправить ни строчки. Она пишет Драко в забегаловках, дома, сидя на кухне, в партерах и наспех пойманных такси так регулярно, словно без этого день нельзя будет назвать полноценным днем. Пишет много и искренне, чувствуя, как психологически нестабильное состояние на фоне большого расстояния между жалкими телами прогрессирует с каждым днем все больше.Она написала ему сегодня об этом, и он… о т в е т и л?
22 ноября, 21:30
Уехал. Бросил. Насовсем. Малфой. Жужжало у неё в голове и ей захотелось упасть на пол. Биться лбом, умоляя свою память забыть всё, что происходит. Зубами она вгрызалась в свой язык, стараясь не закричать. Как же она ненавидела этот день, этот месяц, эту жизнь. Вставив ключ в замок с первой попытки, она жёстко повернула его дважды, чуть не погнув тонкое ушко. Дверь распахнулась, обдав холодным затхлым воздухом, на секунду зажмурившись, она сглотнула желчь, подступившую к горлу. В квартире было пусто. Не было запаха Малфоя и его рубашка не висела на спинке стула. Паркинсон вновь потянулась за бутылкой в этот день, надеясь, что ей хватит сил пережить эту ночь.1 января, 8:00
Её письмо, аккуратно развернутое и положенное на стол в пустующей квартире, куда больше не сможет ступить ее нога, было единственным, что здесь жило и дышало именно в эту секунду.Я пишу тебе в последний раз, надеясь, что ты счастливо вошел в свой новый год. Помнишь, как мы верили в столь глупою фразу "как встретишь, так и проведешь"? Наш последний Новый год мы встречали вместе. Я держала тебя до последнего, чтобы встретить его с тобой. Потому что я боялась, что ты исчезнешь в новом. Если я расстроила тебя, то разве это так уж удивительно? Других эмоций я вызывать у людей не умею. В отличие от тебя. А ведь ты всегда считал иначе. Ты всегда считал, что не умеешь дарить людям радость и тепло. Но я счастлива за тех, кто теперь сможет узнать твое тепло, как однажды узнала я. Почему я не теряю рассудок, почему я ещё могу всё это помнить? У меня нет выбора. Без тебя нет. У тебя есть. Я буду думать о тебе, поскольку сложно забыть все то, что делало меня счастливой на протяжение всего того времени, когда ты сжимал мою ладонь, позволяя засыпать рядом. У меня от тебя осталось многое, но самое весомое - сын. Но и он будет счастлив без меня. Я не хочу заставлять его страдать, как однажды подвергла тебя этим страданиям. Пожалуйста, береги себя, не убивай единственного человека, видевшего во мне не только плохое.