Телоусиление

На улице холодно, и даже его старая, местами рваная куртка, сколько же с ней связано воспоминаний, не спасает его от пронизывающего ветра. Огромный вязаный шарф, намотанный буквально до глаз, с облачком пара выпускает его частое горячее дыхание. По зимней улице тяжело идти из-за выпавшего за день снега, который продолжает, кружась, падать с ночного неба. В свете фонарей белые хлопья блестят, как праздничное конфетти, которое как из пушки пускали знакомые с ним ученики, когда он выписывался из больницы. Его позвоночник уже достаточно зажил, и он достаточно тренировался, чтобы снова научиться ходить. Сначала просто держаться на ногах, стоять, потом двигаться с помощью трости, а через время отбросить и ее. Весь период своего лечения думать над тем, что его ждет. Он уже давно был изгнан из Рована, давно попал в немилость госпожи Рихтер. Подумаешь, спас несколько школьников, сколько их там было? Человек сорок? Немного больше? А потом снова оказался предателем, но уже в глазах тех, кому пытался помочь своей силой, пророчествами. Он чувствует себя лишним в этом «семейном» мирке Академии, и поэтому уходит. Не оборачиваясь и не обращая внимания на боль. Ноги все еще плохо держат его, но он не останавливается и не дает себе поблажек или отдыха. Он хромает дальше, наблюдая за кружащимися в воздухе снежинками. Они мерцают в свете луны, яркие и разнообразные, а потом оседают на матерчатый ремень сумки, специально переброшенный через плечо, чтобы уменьшить нагрузку на травмированный позвоночник. Но даже это не помогает, и острая боль в спине, вызванная тяжестью груза, прошивает все тело. Запрокинув голову, он останавливается и смотрит на черное небо, полностью закрытое тучами. Боль не уменьшается, но он привыкает, сколько физической боли ему уже досталось терпеть, и она из неожиданной и резкой становится тупой и ноющей. Он продолжает свой путь, не имея возможности хорошенько потянуться и расправить плечи. На его черные перчатки падают снежинки, он идет медленно, подволакивая ногу, поднимая руки, чтобы устоять на скользком насте, уже покрывшемся ледяной корочкой. Серебряный блеск хлопьев привлекает внимание его здорового глаза, и он подносит ладонь к лицу, прямо на ходу, ему привычно абстрагироваться – сколько же времени он потратил, чтобы научиться пользоваться своей способностью, рассматривает снежный узор на черной ткани. Он продолжает медленно брести дальше, кутаясь в куртку и теплый шарф. Ночной город тих, на улице одиноко горят фонари, он слышит только свои шаги и собственное частое дыхание, вырывающееся из закрытого вязаной тканью рта облачками пара. Полотно дороги сливается перед глазами, и он бесцельно идет дальше, совершенно не представляя, куда ему податься. Гул крови в ушах усиливается с каждым шагом и каждым вздохом, и он чувствует давление туч с темного неба, как тело тяжелеет и идти становится труднее с каждым шагом. Уильям тихо проступает из тьмы в свете очередного фонаря. Он не смотрит на появившегося агента, но слышит его дыхание где-то рядом, чуть позади. Сильная рука скидывает с его плеча ремень сумки, и та падает. Он переступает через лямку, наконец-то имея возможность расправить спину, потянуться на ходу, прогнуться назад и расправить плечи с мерзким хрустом, который, как ему кажется, слышен в морозном воздухе не тише грохота слетевших с крыши сосулек. Сумка не падает в снег, а зависает в нескольких сантиметрах над ним, и Уильям подхватывает ее на свое собственное плечо. Они молча идут дальше, ровно и размеренно, пока не начинают ускоряться. Вокруг него все сливается в единое пятно, с каждым шагом все быстрее и быстрее пролетают придорожные кусты, освещенные фонарями участки, улица за улицей. Уильям держится чуть впереди, он отстает от агента буквально на пару шагов – его сила, потраченная лекарями на его выздоровление, восстановилась еще не полностью, но Купер не бросает его, внимательно следит за его телоусилением, держась рядом. Он стремится вперед, на ходу сдергивая с лица шарф и улыбаясь. Впервые травмированная спина не мешает ему бежать, двигаться со всей доступной скоростью, впервые ноги слушаются, как нужно, и он может забыть про хромоту, хоть и временно. Они с Уильямом летят вперед, пока силы медленно иссякают, и он начинает отставать. Телоусиление они отключают почти одновременно, агент делает это чуть раньше, и снова оказывается за его спиной. Улыбаясь, он переводит дух, стоя около очередного фонарного столба и не может скрыть от Уильяма своей радости. – Ты ушел. Не прощаясь. – Купер снова резок в своих отрывистых фразах, но он знает, немногословность агента вызвана отнюдь не нелюбовью к болтовне, а всего лишь логичным выводом из того, что они оба проверенные боем полевые агенты, слова в их разговорах излишни. – Мне нечего делать в Роване. – Так же коротко отвечает он, подражая манере собеседника, его лаконичности и легкости. Агент ведь даже не устал, стоит и смотрит, как он, запрокинув голову к тучам, хрипло и часто пускает в воздух облачка пара. – Твоя сила нужна Красной Ветви. – Купер смотрит на него внимательно, не желая оставлять его здесь, но получить то, что нужно общему делу, и ему в частности. – Провидение? – Он усмехается, и улыбка на лице сходит на нет, превращаясь в грустную усмешку, отражающуюся тоской в его зеленом глазе. – Ты чрезвычайно опытен. Ты нужен нам. – Купер подходит ближе, кладет руку на его плечо. – На войне ты забудешь о боли. О травме. – Телоусиление – лучшая способность, которой обучил меня Рован. – Он зачем-то кладет ладонь поверх руки Уильяма и сжимает ее, пока не получает ответное рукопожатие. Они поняли это, когда впервые бежали по территории Академии, тогда он очень неосторожно показался на глаза Макдэниелсу, и после едва не попался Куперу. Тогда они тоже использовали телоусиление, и он все же обогнал агента, совсем не чета самому же себе сейчас. – Так и есть. – Уильям держит его за руку, помогая отойти от столба и двинуться обратно, в сторону управления. Варга смотрит на белеющее на востоке небо. Тучи медленно отступают, предвещая первый солнечный этой зимой день.