***
Чьи-то пальцы вели по ее щеке. Прикосновение было ласковым, нежным, бережным, хотя подушечки были огрубевшими и явно принадлежали тому, кто не боялся физического труда. Эмма не могла понять, где находится, поэтому пока предпочла не реагировать. Вскоре ласковые прикосновения сменились легкими похлопываниями по щекам. — Свон, черт возьми, вернись ко мне. Вместе с этими словами в Эмме вернулось воспоминание о погоне за Локсли, местным вором, которого она пыталась поймать вот уже несколько месяцев. Дальше ее сознание заполнили обрывки ощущений: тупая боль в предплечье и затылке, асфальт под лопатками и яркое солнце, пробивающееся сквозь веки. Простонав, Эмма распахнула глаза и приподнялась на локтях. — Наконец-то, Свон, — произнес Оушен, в чьих голубых глазах плескалось беспокойство. — Я вызвал медиков, скоро будут здесь. Ты меня успела напугать. — Я в порядке, — сглотнув, отозвалась Эмма, — но он опять ушёл, — с досадой констатировала она. — Да, ушёл. Прости, я не стал его догонять. — Ты и не мог. Из нас двоих шанс был только у меня. У тебя скорость бега ниже, Оушен. — Ты ранишь моё сердце, Свон. —Как будто оно у тебя есть, — фыркнула Эмма и медленно села. Перед глазами замелькали мелкие мушки, но тошноты не было. Значит, всё на самом деле в порядке. С минуту Эмма просто сидела на земле, полностью игнорируя изучающий взгляд своего вынужденного напарника. Она ненавидела, что приходилось работать с Оушеном, но Фиона, мэр Соррибрука, категорически отказывалась выделять средства на зарплату помощника шерифа. У Эммы просто не было выбора, кроме как звать на помощь Уэса Оушена, отставного офицера береговой охраны. Он теперь получал пенсию, но по сути был на гражданской службе у береговиков, что делало его единственным человеком, которого Эмма могла позвать, когда ей требовалась помощь. Не то чтобы это случалось часто, и не то, чтобы Оушен был в этом так хорош — ему правда лучше удавалось водить моторную лодку, чем гоняться по суше, но в целом, когда они не осыпали друг друга колкостями, работали они вместе вполне сносно (или, как заявил однажды Оушен — словно отличная команда, но с этим Эмма никогда не соглашалась). Очередная неудача в погоне за Локсли очень ранила самолюбие Эммы. Ведь именно сегодня она была ближе всего к поимке вора. Ближе, чем она была на протяжении всего лета. Вот черт! Шуршание шин оповестило Эмму о приближении кареты скорой помощи. Вскоре прохладные пальцы Тайгер Лиливуд — новой напарницы доктора Уэйла, ощупывали ее пульс и потенциальные ушибы на голове. Впрочем, Эмма не могла точно сказать, что доставляло ей больший дискомфорт: боль в теле или неприкрытый флирт Оушена и Тайгер. Первое, непременно, первое.***
Эмма перелистывала бумаги по делу Локсли, сжимая в пальцах карандаш. Когда предмет с хрустом сломался, она выверенным жестом забросила его в корзину, где он составил компанию десятку таких же «солдатов», что пали жертвами ее борьбы с преступностью в Соррибруке. Будь в распоряжении Эммы чуть больше ресурсов, она бы давно отправила отряд на прочесывание леса, где скрывался Локсли. Неуловимый вор появлялся в городе раз-два в месяц, чтобы ограбить что-то из имущества, принадлежащего Ребекке Грин. Хотя это было не совсем правдой: раз или два его целью становились магазины и дома, принадлежавшие Реджине Миллс. Эмма не могла отделаться от мысли, что ограбления Реджины были лишь отвлекающим маневром, на самом деле целью оставалась Ребекка, но доказать какую-либо связь между Миллс и Локсли она не могла. Единственным фактом, который нельзя было отрицать, было то, что Реджина категорически отказывалась увеличивать платежи в бюджет со своего бизнеса, что делало претворение политики Фионы по превращению работы шерифа в ад задачей весьма и весьма легкой. Вздохнув, Эмма схватила очередной карандаш и начала перекатывать его между пальцами. — Вижу, твоя армия карандашей снова пала под ударом преступности Соррибрука, — голос Оушена отвлек Эмму от протоколов и пометок. Вздрогнув, она мысленно выругалась, в сотый раз закусывая губу, чтобы не высказать вслух, как ее выводит манера Оушена подбираться совершенно неслышно. — Очень смешно, Уэс, — шикнула Эмма, но карандаш отложила. — Зачем пожаловал? — Мы со Сми хотим прочесать лес к югу от города. — Вы со Сми? — Сми — это мой пёс. Завел его… после операции, — после паузы признал он, и Эмма молча кинула, давая понять, что не станет напоминать о том времени, когда ему ампутировали руку. — И сколько лет вы вдвоем будете прочесывать лес? Пять? Десять? Или я на пенсию успею выйти? — вместо жалости сочувствия с ехидцей полюбопытствовала она. — Уверен, ты будешь весьма зажигательной старушкой, Свон, — усмехнулся он в ответ. Фыркнув, Эмма вновь взяла карандаш и бросила его в Оушена, дополнив свое действие убийственным взглядом. Мужчина потер руку, обиженно выпятил губу и склонил голову чуть набок. — Бездействие убивает не только тебя, лапочка. Я тоже не в восторге, что мы каждый раз оказываемся на шаг позади Локсли. — Мы? — Да, мы, Свон. Если ты не заметила, я почти стал помощником шерифа. Без платы, между прочим. — Мне казалось, что тебя это не напрягает, Оушен. — Совершенно. Именно поэтому я предлагаю делать хоть что-то. — Это бессмысленно. Даже с собакой. К тому же… насколько твой пес умеет идти по следу? — Ну…. — Я так и подумала. — Я могу попросить Тайгер. Она не откажет. — Тайгер? — переспросила Эмма, вскинув бровь и проигнорировав укол ревности, на которую у нее не было ни оснований, ни права. Оушен кивнул и ослепительно улыбнулся: — Она отлично ориентируется в лесу, поверь мне. Мы пару раз ходили в походы. Не будь она медиком, стала бы отличным следопытом. Эмма запустила пальцы в волосы, безрезультатно пытаясь расчесать спутавшиеся пряди. Идея Оушена была далека от того, чтобы назвать ее хорошей, но другой у нее всё равно пока не было. — Ладно. С меня рации. Полагаю, карта у тебя есть. Начинайте, когда будет удобно. Оушен наградил ее еще одной улыбкой и, положив, руку на ремень, склонился над бумагами, что до его прихода изучала Эмма. — Тебе не помешает отвлечься от этого, Свон, — хмуро заметил он. — Две ну очень свежие идеи за десять минут, Оушен. Превзошел сам себя, — саркастично ответила Эмма. — Проблема в том, что я не могу. У меня нет настоящего помощника, чтобы можно было оставить участок и хоть на сутки отвлечься от этой работы. — Я подежурю. — Серьёзно? Ты рассчитываешь, что я просто так оставлю тебе ключ от участка, оружие и доступ к базе данных? Я, может, и устала, но не сошла с ума. — Попробуй что-то новое, Свон. Доверием зовется. — Довериться? Тебе? Выражение лица Оушена стало очень серьёзным, и под внимательным взглядом выразительных голубых глаз Эмма почувствовала себя гадко. В конце концов она действительно мало кому доверяла — всего трем людям в Соррибруке — но Оушен был единственным, на кого она могла оставить участок. Ей надоело раз через раз ночевать на диване в участке. Ей хотелось уснуть и поспать восемь часов кряду, не беспокоясь о переадресованных на сотовый вызовах из участка. — Э-э… спасибо… Уэс. Это очень мило с твоей стороны. Только…. — Только не зазывать сюда Тайгер и не устраивать вечеринок? — иронично завершил ее мысль Оушен. Эмма кивнула, едва сдерживая злость на саму себя. Она всё же позволила ему увидеть свою необъяснимую ревность. Какая глупость, черт возьми! — Успокойся, Свон. Я буду лучшим помощником шерифа, которого знает этот городок. Не сказав больше ни слова, Эмма поднялась и-за стола, вытащила из кармана связку ключей и бросила ее Оушену. Тот ловко поймал ее свободной рукой. — Я бы сказала, чтобы ты звонил, если что-то случится, но ведь смысл в обратном. Так что не звони. И правда спасибо тебе, Уэс. — К вашим услугам, миледи, — он шутливо поклонился и занял место Эммы за рабочим столом, тут же погружаясь в чтение. Эмма толкнула дверь и вышла на свежий осенний воздух. Он тут же заполнил легкие прохладой, а сердце — спокойствием. К своему удивлению, Эмма обнаружила, что действительно доверилась Оушену. К тому же сам того не ведая, он сделал ей большой подарок ко дню рождения.***
Ни вылазки Оушена с Тайгер, ни попытки Эммы с Мэри Маргарет, которую она едва уговорила отвлечься от малыша Лео и развода с Дэвидом, не увенчались даже отдаленным успехом. Словно оказавшись на территории леса, Локсли испарялся. Если бы не его фирменная записка с подписью, которую находили на всех местах преступлений, никто бы и не узнал его имени. Имени, которого не было в федеральной базе данных. Судя по всему, это был лишь псевдоним, но ни подробный анализ его преступлений, ни сравнение его манеры с почерком других грабителей, находящихся в розыске, ничего не дал. После той июльской погони за Локсли, Эмма даже попыталась составить фоторобот, но и это было напрасно. Что привело к тому, что время от времени в ущерб патрулированию города, Эмма и Оушен, прочесывали окрестности в поисках лагеря или отдаленной хижины, где мог бы скрываться Локсли. В один из ноябрьских дней они оказались на скалистой части побережья, где в 80-е была оборудована смотровая площадка. — Говорят, название городка появилось благодаря этому месту. Скала Прощения — так называется этот выступ. Когда-то влюбленные приезжали сюда, чтобы попросить прощения, извиниться. Сейчас это место редко посещают. То ли просить прощения не за что, то ли широкие жесты нынче не в моде, — задумчиво глядя вдаль, заметил Оушен. — Ты можешь привести сюда Тайгер, Уэс. Извинишься, что постоянно ее френдзонишь. — Френдозонишь.? — Разве нет? Ты флиртуешь, ходишь с ней в кафе и рестораны, в походы и кино, но при этом не считаешь ее своей девушкой. — Я польщен, что ты так много знаешь о моем досуге, Свон, — ухмыльнулся он. — Но Тайгер моя подруга, и она никогда не просила о большем. — Серьёзно, Уэс? Ты слепой или как? — Я не слепой. Мы с Тайгер давно всё обсудили. Она знает, что у меня нет к ней романтических чувств. — Видимо, твоя информация устарела. Она облила Кристину коктейлем в баре когда та пыталась с тобой флиртовать, она якобы случайно заперла Ребекку в дамском туалете, когда ты всего лишь потанцевал с ней несколько композиций на вечеринке в честь Хэллоуина, Она пожаловалась вдове Лукас на непристойное поведение Руби, хотя она предложила переночевать в гостинице, пока в твоем доме шел ремонт, чтобы ты остался у Тайгер. Мне продолжить? — Вот черт, — в сердцах выругался Оушен. Между ними повисло молчание, изредка нарушаемое завыванием ветра в неглубоких ущельях и выступах скал. Эмма зябко повела плечами и оторвала взгляд от горизонта. Оушен смотрел на нее с каким-то странным выражением, которое Эмма расшифровать не могла. Словно отвечая на ее невысказанный вопрос, он прочистил горло и заметил: — Не я один был бываю слеп в таких вещах, Эмма. — О чем это ты? — Ты разве не знаешь? Нет, Эмма понятия не имела, о чем он говорит. В голове лишь крутилась фраза, обрывок разговора, будто перенесенный из прошлой жизни: «Ты разве не знаешь? Это ты.» Но Эмма Свон лишь тряхнула волосами и сжала губы в тонкую линию, ведь у нее возникло стойкое ощущение, что она ступила на очень опасную территорию, а Оушен выбрался, в такие воды, куда плыть не собирался. Всего секунда — и выражение лица Уэса сменилось, он растянул губы в самодовольной ухмылке и продолжил: — Ты разве не знаешь, что нужно искать мотив, когда речь идет о расследовании преступлений. — И этот мотив у меня есть, — огрызнулась Эмма, моментально выходя из себя. — Жажда наживы. У Ребекки есть чем поживиться, это все знают. — Верно, но у кого конкретно есть список недвижимости и имущества горожан? Откуда Локсли в точности знает, где нужно грабить? — Черт! Ты прав. — Я знаю, — закатив глаза, откликнулся Оушен. Не говоря больше ни слова, они направились к патрульной машине.***
Эмма даже не была удивлена, что список имущества, которое в наследство получила Зелена после смерти матери, Локсли дала Реджина. Будучи шерифом, Эмма знала, что они родственницы, но даже не догадывалась, что сестры, которые на дух друг друга не переносят. Отправив Реджину Миллс за решетку, Эмма и Оушен по-прежнему понятия не имели, где искать Локсли. Реджина уверяла, что ей хотелось получить лишь фамильные драгоценности матери, которые вор отдал ей уже после третьей кражи. Она убеждала Эмму, что не имеет отношения к дальнейшим его преступлениям и вообще сама стала жертвой его грабежа. Впрочем, Эмма ей не верила. Оушен ее поддерживал. Он вообще был подозрительно тих. Исчезла его бравада и напыщенность, нелепые подколки и ласковые прозвища. Он сидел над копией списка, который они забрали у Реджины и старательно вычеркивал объекты, которые Локсли уже успел ограбить. — Нам нужно отпустить Реджину, — невзначай бросил он, не отрываясь от бумаг. — Иначе Локсли больше не станет грабить Ребекку. Я уверен, они ищут что-то еще, но вряд ли Реджина нам признается. — Ты с ума сошёл? Я полгода искала того, кто стоит за преступлениями, а теперь должна просто отпустить? — Эмма, успокойся. Ты ведь знаешь, что я прав. Сейчас мы можем сузить список мест, куда Локсли может наведаться, до трех-четырех. Если же он начнет грабить вне всякой системы, мы будем ловить его еще полгода. Одновременно со словами Оушена в участок влетела Кристина (или просто Тина, как ее звали в городке). — Вот ходатайство об освобождении моей клиентки под залог, — вздернув подбородок, Тина вручила документ Эмме и улыбнулась Уэсу. Быстро пробежав глазами написанное, она мысленно прикинула, сколько получит участок от суммы залога и с легким сердцем отправилась открывать камеру. Пока она заполняла документы , Оушен вновь напропалую флиртовал с Тиной, будто пытался вывести Эмму из себя. Ознакомив Реджину с условиями освобождения под залог, она попросила обеих дам на выход, и если ее слова звучали слишком грубо, то это не имело никакого отношения к ревности или Оушену. Совершенно.***
Третья ночь, третья засада, тридцатая чашка кофе, трехсотый тяжелый вдох. Даже шуточки Оушена, которые поначалу казались очень забавными теперь заставляли сжимать руки в кулаки или вцепляться за руль до онемения пальцев и до боли в суставах. Эмма и не подозревала, что ее работа залоговым поручителем будет казаться легкой по сравнению с обязанностями шерифа в умиротворенном городке с дурацким названием Соррибрук. Однако ее раздражение, стремительно заполнявшее каждый уголок души, отступило в одну минуту, когда возле загородного домика Ребекки появился мужчина, одетый в камуфляжную форму и кепку. Он двигался осторожно, поглядывая по сторонам, но машину Оушена, предусмотрительно замаскированную ветками, не заметил. Мужчине хватило всего минуты, чтобы подобрать отмычку и войти внутрь. — Птичка в клетке, — радостно прокомментировал Оушен. — Пора, — скомандовала Эмма, и они синхронно выскользнули из машины. Повторив маршрут Локсли, стараясь не выдать себя, они беспрепятственно миновали крыльцо и остановились у двери. — Ты не идешь, Оушен, — прошептала Эмма, — он не должен знать, что я не одна. Если попытается уйти — стреляй, — она протянула Оушену взведенный пистолет, и вытащила из кобуры второй. Синие глаза ее напарника блеснули опасным огнем, но Эмма не придала тому значения. Дождавшись короткого: «Хорошо», она протиснулась через проем между откосом и дверью, и направилась в кухню, откуда доносился шорох. Похоже, Локсли был слишком увлечен документами и драгоценностями, которые извлек из сейфа. Он понял, что попался лишь тогда, когда Эмма приставила к его затылку пистолет. Скрутив руки мужчины, она ловко застегнула наручники на его запястьях, и не скрывая улыбки и не пытаясь унять галопирующее сердце, начала зачитывать права мистеру Локсли.***
После поимки преступника, что доставлял ей столько хлопот и неудобств, Эмма позволила себе почти неделю без ночных дежурств. Признаться, иногда ее грызла совесть, что с пьяными потасовками в барах приходилось разбираться охранникам и — иногда — Уэсу. Но угрызения совести случались не так часто, поэтому Эмма несколько недель не видела своего почти помощника. Декабрь выдался очень спокойным, необходимости в его помощи не было, и хотя Эмма смутно подозревала, что должна его поблагодарить за всё, что он сделал, она оттягивала момент до последнего. Однако получив от Фионы причитающуюся сумму залога Реджины, Эмма поняла, что откладывать больше нельзя. Вооружившись бутылкой рома (любимого рома, если верить болтовне Тины), она направилась к дому Уэса. В отличие от нее, снимавшей квартиру этажом ниже лофта Мэри Маргарет, он жил в собственном особняке неподалёку от пристани. Как и многие другие постройки в городе, дом Уэса был украшен к Рождеству; крыша, двери, окна — всё переливалось яркими гирляндами; на лужайке была установлена упряжка Санты, по белому штакетнику струились диодные огни. Дом выглядел волшебно, потрясающе, но почему-то вызывал у Эммы странное дежавю. Она ни разу не наведывалась к Уэсу в канун Рождества раньше, значит, и видеть всего этого не могла. Стряхнув с себя наваждение, Эмма постучала. — Свон? Что ты здесь делаешь? Что-то случилось? — Оушен засыпал ее вопросами, едва открыв дверь. Взглянув на босые ноги и фланелевую пижаму мужчины, Эмма коротко улыбнулась и выставила перед собой бутылку рома. — Всё в порядке, Уэс. Пришла поздравить тебя с Сочельником и поблагодарить за помощь в этом году. Можно войти? На лице вечно самодовольного Оушена пробежала тень неуверенности или даже неловкости. Тут же осознав свою ошибку, Эмма вложила бутылку в руку Уэса и развернулась, чтобы уйти. Как она могла быть такой глупой? Он наверняка проводит Сочельник в компании Тайгер или Тины или… — Эмма, не уходи, пожалуйста, — рука с протезом легла ей на плечо, и Эмма замерла, боясь пошевелиться. — Я буду рад провести Сочельник с тобой. Полуобернувшись, она заметила лукавый блеск в глазах Уэса, а от его неуверенности не осталось ни следа. Почему-то его поведение наполнило Эмму радостным предвкушением. В животе запорхали бабочки, которых она вот уже несколько месяцев пыталась отравить своим равнодушием и отрицанием чувств к Уэсу. Закрыв за собой дверь, Эмма скинула ботинки и повесила пальто на вешалку — так легко и быстро, словно делала это тысячу раз в прошлом. Вздрогнув, Эмма без приглашения проследовала в гостиную и опустилась на диван напротив камина. Она вновь словила себя на мысли, что всё вокруг кажется удивительно знакомым, почти родным. — Счастливого Сочельника, Эмма, — пожелал Оушен, протягивая ей бокал с ромом. — И тебе, — с улыбкой отозвалась она, делая глоток. Алкоголь приятно прошелся по горлу и желудку, и щеки Эммы тотчас заалели. — Ты хотела мне рассказать, что произошло с Реджиной и Локсли? — присев рядом с Эммой, поинтересовался он. Кивнув, Эмма пустилась в рассказ о передаче дела в окружную полицию, о переводе Локсли в тюрьму в Потрленде, о том, что у Реджины с вором был роман, о том, что Тина стала его адвокатом… О других мелочах, что случались или не случались в городке, которые обошлись без вмешательства Оушена. — Мне тебя не хватало, Оушен, — неожиданно для самой себя признала Эмма. — И я правда очень благодарна за всё, что ты сделал. — И вся твоя благодарность — это бутылка рома и пара сотен долларов от залога Реджины? — не отводя взгляда от Эммы, Оушен, отставил свой бокал на кофейный столик, и положил руку на спинку дивана, в паре сантиметров от ее плеча. — Да, — чуть бездыханно отозвалась Эмма, повторяя жест Оушена. — И это всё, что полагается мне от тебя за спокойствие в городке? И снова Эмму накрыло чувство дежавю: ром, благодарность, огонь, поцелуй… В глазах Оушена отражался неприкрытый вызов, провокация, и Эмма поддалась на нее, поддалась тем чувствам, что тянули ее к нему, позволяли доверять, тонуть в океане его глаз. Его губы были требовательными и ласковыми, незнакомыми и родными одновременно. Пальцы Оушена путались в ее волосах, а их окутывало радужное сияние и… — Киллиан? Его улыбка была всем, что нужно было увидеть Эмме в качестве ответа. Очередное проклятие пало от поцелуя истинной любви. Их поцелуя. Эмма и Киллиан знали, что впереди им предстоит финальная битва, но она может подождать, пока они не проведут свою первую брачную ночь; они могли позволить себе несколько часов спокойствия. Они были уверены, что рождественским утром у сил тьмы просто не будет шансов…