Эхо прошедшей любви

POV Jackson. - Проснись! – я чувствовал, как меня потрепали по плечу и тут же открыл глаза. - Твоя очередь вставать к ребенку, - это была Шейла, мать моего ребенка и девушка, по совместительству. Я поспешно встал с постели, да так, что свалился на холодный пол. Март не предвещал ничего хорошего для всего мира. Сплошные холода, метели и морозы покрыли земной шар. Например, вчера, когда я смотрел новости, я был в шоке от обледеневшей Испании, да и вообще от того, что творится в Европе. Но Америка не попала в эпицентр этих событий. И слава небесам! Я услышал хихиканье выше себя и заметил на себе насмешливый взгляд Шейлы. Видимо заметила мое феерическое падение из-за одеяла. - Ну, берегись, - я бросился обратно на кровать, придавив Шейлу всем своим телом, начал щекотать. У нее был красивый смех, наверное, очень похожий на смех моего сына. Такая смешинка в голосе давно вошла в мой «Топ-10 самых веселых людей». И почти все места в этом топе занимали мои бывшие сумеречные друзья. Никки, Кристен, Элизабет, Эшли. Смех последней входил в тройку лучших. Вру. Он был первым. Сейчас каст редко общается, но если общается – это выплывет в очень веселые пьянки, о которых не положено знать простым людям, а главное прессе. - Монро, ради Бога, прекрати, - Шейла продолжала радостно смеяться. - Ребенок плачет! – эта фраза меня остановила, и я отпрянул от любимой. Любимой. В детской плакал мой сын, свет всей моей жизни. Мой сын, с момента его рождения, стал для меня центром вселенной. Я забыл обо всем вокруг кроме своей семьи и душевного тепла, которое она мне дарит. В тот момент, когда я впервые взял сына на руки я понял, что буду жить только для него. Ведь все любящие родители так поступают. Нет, я не забыл о кино и моем призвании «актер». Я просто остепенился. Я поднялся с постели и пошагал к детской комнате. Наша новая квартира в Лос-Анджелесе была вдвое или же даже втрое больше, чем старая. Так захотела моя любимая, моя Шелли. Все вокруг оформлял какой-то очень дорогой дизайнер, и я в перепланировку не вмешивался. Собственно, напутствие матери на потакание беременной помогли избежать истерик настолько, насколько это было вообще возможно. В любом случае моя девушка всегда находила повод для ссоры. И все же, этот гормональный период мы пережили, и все стало хорошо. Более или менее. В детской комнате, как говорила Шелли – все оформлено в зеленых тонах, а мебель, вся кроме кроватки, стояла у стен. Малыш плакал, и я быстро взял его на руки. С тех пор, как я стал отцом – все поменялось к лучшему. Вся жизнь переменилась с черно-белой гаммы на цветную. И не было на свете человека счастливее. Напевая колыбельную, которой в детстве меня успокаивала мама, я словно переносился в прошлое. Я вспоминал как раньше я прибегал домой со школы с отличными оценками и взамен на них мама пекла мне яблочные пироги. Это было восхитительное время, и я был бы рад навсегда вернуться в детство, если бы не мой сын. Это настоящее счастье наблюдать за тем, как он растет, как развивается и становится самостоятельным. Джей уже заснул, и я положил его обратно в кроватку. Спящий ребенок выглядел таким беззащитным, и я был готов любоваться им вечность. Но, все же, подоткнув одеяло, я решил оставить его смотреть свои прекрасные детские сны, и вернуться в спальню к своей девушке. К матери моего любимого ребенка. Честно говоря, я почему-то ожидал того, что она меня ждет. Но я нашел ее спящей на моей половине кровати. Я улыбнулся, потому что спящей она выглядела как беспечный ангел, в плоти сошедший с небес, и данный мне свыше. Залюбовавшись ею, я решил, что именно такой должна быть заставка на моем телефоне. Нет, ну а что здесь такого? Сейчас это главное движение – любимая на заставке, причем спящая. Я потянулся за телефоном, который лежал на спинке кровати и выключил звук затвора. А вдруг еще проснется? Нет, такого мне не нужно. Я быстро сфотографировал Шейлу, а телефон, по всей видимости, решил, что ему стоит поиздеваться надо мной. «Недостаточно памяти для сохранения изображения, пожалуйста, удалите старые файлы» - телефон мерзко запиликал и перенаправил меня в галерею. Тут хранилось не так много картинок. В основном тут был мой сын, несколько фотографий Шейлы, пара фотографий с кастом. Я судорожно листал картинки в надежде удалить хотя бы несколько. И тут мне попалась она. Аналогичная тому, что сейчас я пытаюсь сохранить. На экране красовалась Эшли. Спящая Эшли. Фотографии уже почти четыре года. Она заснула в моей растянутой футболке, а ее волосы хаотично расположились на подушке. Слишком красивая. *** Flashback. Времена фотографии. Концерт уже отшумел, и я спустился в зал. Ну, конечно, она ждала меня. В ее глазах мерцали огоньки, словно звезды в ночном небе. Пока заиграла обычная клубная музыка, она просто двигалась в такт. Но при виде меня счастливая побежала навстречу. Моя Эшли. Ее волосы едва успели отрасти, а уже снова манили окружающих парней к себе. Здесь в свете ночных софитов никто не узнавал в ней звезду кино. Да и я, признаюсь, не узнал бы. Но она буквально светилась счастьем и добром. Такой была она. - Ты был восхитительный! Мне так понравилось! - клянусь, в такие моменты я бы отдал все, чтобы они длились вечно. - Ты еще споешь для меня вечером? Это стало бы лучшим подарком на всем белом свете. - Тшш, восхитительной сегодня была ты, у меня еще никогда не было такой прекрасной публики. Ты завела их всех! - я улыбался во все тридцать два зуба, а Эш старалась меня перебить. Я лишь приложил палец к ее губам, призывая молчать. - Но сейчас, когда мы вместе свободны - предлагаю наконец-то отдохнуть. Теплая улыбка стала еще шире, и мы пошагали опустошать бар. Если трезвая Эшли Мишель Грин была открытой собеседницей, то в состоянии пьянства ее можно было заткнуть только несколькими проверенными способами – новой рюмкой или поцелуем. Пока мы снимали первую часть, я и не думал о ней, как о девушке. Я прежде видел начинающую актрису и просто интересную собеседницу. С тех пор, как отшумел первый фильм в прошлом, 2008 году, в 2009 я взглянул на нее по-другому. Словно я был слеп и прозрел в мгновение ее очередной улыбки. Прежде всего, я заметил юную и просто прекрасную девушку, с солнцем в ладонях и солнечными зайчиками от ее улыбки. Словно околдованный всеми стихиями, я открыл для себя новую, пятую стихию. Эта стихия звалась любовью. И я нашел все, что искал именно в этой солнечной девочке. И весь мир для меня изменился. Я стал другим, для того, чтобы в будущем стать лучше. Лучшим. И только для нее. С недавно прочитанного сценария следующей части, Затмения, я вспомнил момент про запечатление. И это очень сильно напомнило мне то, что я чувствую к этой девушке-загадке. Что-то большее, чем влюбленность…. Большее, наверно, чем сама любовь. Правду говорят о том, что женщины пьянеют куда быстрее, чем мужчины. И красавица Грин была тому живым подтверждением. Пока я допивал бокал бренди, девушка перешла на свое излюбленное «Мохито». Ее заливистый, поистине детский смех был везде. Казалось, сам воздух пропитан эндорфинами. - Эй, нет, принцесса, тебе уже хватит, - я выхватил из ее рук бокал и поднял вверх, чтобы та не достала. - Да, ты обнаглел! – он закричала, да так, что обернулась благая часть народа. Ее рука потянулась вверх, но вместо того чтобы отбирать у меня бокал, она притянула меня за шею и поцеловала. Бокал благополучно разбился, а мои руки легли на талию девушки. Но та быстро отстранилась. - Ни тебе – ни мне, - со своей хитрой усмешкой она была похожа на лису. И все же, прилично накидавшись алкогольными напитками нас понесло в отель. На улице стоял суровый декабрь, а в таком городе, как Ванкувер – он более чем просто холодный. Пока мы бежали до отеля, пришлось снять свою куртку и набросить на хрупкие плечи своей спутницы. Кажется, она очень замерзла. Как только мы вошли в отель, убедившись, что рядом нет никого с фотоаппаратом, захватили в баре еще несколько бутылок виски. Разгуливая по второму этажу гостиницы в поисках номера, Эшли своим самым сладким голосом напевала песню Sam Brown «Stop». Я удивился тому, какой чистый и прекрасный у нее голос даже тогда, когда она, мягко говоря, нетрезвая. - "Ты когда-нибудь думал о том, что я впаду в зависимость от тебя?" – продолжала девушка, а я лишь улыбался ее пьяному пению. - "Я отдала тебе всю любовь, на которую была способна," - она засмеялась, по всей видимости, с моего выражения лица? – Ничего личного. - Эй, алконавты, нельзя потише? – в дверном проеме стояла Рид, которую мы, по всей видимости, разбудили, - Мы же спим, завтра съемки, в пять утра к тому же. Я уже и забыл, что в отеле есть почти весь каст и режиссерский состав. Жаль только, что на концерт моей группы пришла только Эшли. Видите ли, все они хотят отдохнуть. А я-то знаю, какой там у них отдых! И все же мы с Эш не молчали, а пели до самого номера. Я слышал, как открывалась чья-то безумно скрипучая дверь. Спустя пару минут я заметил обозленную до белого каления Николь Рид! - Да вы оборзели, я тут сплю, между прочим! Заткнитесь нахрен! – заорала та, и громко хлопнула дверью. Эшель лишь хихикнула и потащила меня дальше по коридору. - Я уже и забыла тебя обрадовать, Рэтбоун, - ее лисий взгляд так и призывал к тому, чтобы заткнуть ее таким же поцелуем, как там, в баре. Но все же, я не имею на это никаких прав. Пока что не имею. В ближайшее время я планирую это исправить. - Сегодня Стюарт с моего номера перебралась к Паттинсону на ночь. Так что ты будешь спать у меня! – я вытаращил глаза. Вот Роб! Ну, как бы можешь?! Я же все тебе рассказывал! Я же считал тебя своим другом. А теперь ты оставляешь меня наедине с ней, да так, что в таком состоянии я вряд ли смогу сдержаться. Я должен…. – Не бойся, я не буду приставать. Я не обещаю не приставать. Мы нога в ногу дошагали до «нашего» номера. Кое-как втолкавшись в дверной проем, я включил свет. Это был обычный двуспальный номер, но кровать была одна, цельная. Вот веселье! - За тебя, - Эш поднесла бутылку к губам и выпила, чуть ли не половину. Она снова подошла, чтобы поцеловать меня, но после своей жалкой попытки свалилась на пол. Ну, конечно, столько алкоголя на такое хрупкое девичье тело. - Упс! – я сразу же схватился, и отнес Грин на кровать. Она подала лишь слабый голос, но, слава Богу, пришла в себя. - Тут так холодно. И даже под таким высоким градусом холод был ощутим. В номере было около 50 градусов Фаренгейта, и отопления не было совсем. Даже на улице было теплее в несколько раз. - Иди сюда, ко мне, не вздумай ложиться спать на пол, - сиплый голос с кровати пробудил меня с замерзшего состояния, Одеяло тут, правда, одно….. Но так мы хотя бы быстрее согреемся! Эшли сняла только джинсы, и я последовал ее примеру. Мало того, что холодно – пачкать белые простыни грязной одеждой тоже не особо хотелось. В общем, с горем пополам мы залезли под одеяло, а зубы предательски продолжали стучать от холода. Эшли развернулась на бок и заснула. Я еще долго не мог заснуть и вертелся в постели. Неудачно повернувшись однажды, я потревожил сон принцессы. Она что-то возмущенно забурчала, развернулась и улеглась на меня. И только после этого я смог заснуть, так как моей душе было спокойно за нее. Она больше не мерзла. Теперь ей было тепло. Утром на телефоне я обнаружил нашу фотографию вместе, с спящей Эшли. И смска от Паттинсона «Я пришел в номер за платьем Кристен. И тут вы такие милые! Вот вспомнишь когда-то эти времена». Он как в воду глядел. И приписка внизу: «начинай действовать, или твою принцессу утащит злобный дракон». *** Воспоминания прожгли во мне огромную дыру. Какой только любви не бывает в жизни, но нельзя два раза любить одинаково. И в этот, первый раз я исчерпал попытку любить подобно. Она навсегда останется для меня, для моей памяти, для души и сердца раем. Она словно букет незабудок будет таиться у меня в сердце остаток моей жизни. Потому что я знаю, что люблю ее. «Недостаточно памяти, удалите ненужные файлы». Галерея —> Выбранный объект —> Вы действительно хотите удалить это изображение? —> Нет. Я хотел возненавидеть ее, а не смог даже разлюбить. Не смог даже удалить фотографию, где была она. Воспоминания придушенные новыми ощущениями оживали снова, порождая во мне чувство тревоги. Тревоги за нее, мою незабудку. Я встал с постели и пошагал на кухню. Пачка «Parliament» так и осталась нетронутой за два года, но сегодня меня снова потянуло курить. Это чувство тревоги…. Я не спутаю его ни с чем. Сигаретный дым помог справиться лишь с малостью этого волнения. Пульт, вертевшийся в руке, на автомате включил телевизор. «Сегодня ночью, с 21 по 22 марта в квартире известной актрисы и модели, известной по саге «Сумерки», случился пожар. Остальные подробности в следующих выпусках». Показали горящее здание и говорили что-то про собак. Ничего про нее саму. Я должен быть там! Дослушивать новости - было пустой тратой времени. Я быстро собрался, оделся и побежал вниз, в гараж. Машина, замерзшая от холода, сопротивлялась и не хотела заводиться. И все же, спустя мучительные десять минут завелась. Утро Лос-Анджелеса было таким же холодным, как наш Ванкувер. Но это не сравнится с тем, что чувствовал я. Сгорела ее квартира и, возможно… Возможно, сама она. Во мне пылало то же пламя, что сжигало ее обитель. Ее прекрасную квартиру, ее саму. На мгновение, на глаза даже навернулись слезы. Но я не буду плакать, хотя в таких ситуациях это было бы полезно. Господи, помоги ей! Забери у меня все, только помоги ей! Я приму на себя любой удар, любой нож, любое пламя – только спаси ее! Я никогда не молился тебе, но сегодня…. Я знаю, ты существуешь. Просто спаси ее. Этот дом в западном Голливуде знали все потому, что тут жила Мэрилин Монро. А я нашел его по пламени, которое вздымалось в утреннее небо. Припарковавшись подальше от здания, так как все места были заняты пожарными машинами - я бежал к входу, словно ужаленный. По пути я встретил массу людей в пожарных одеждах, бригаду скорой помощи, женщин, детей, администрацию. Но я не видел ее. Холл также был заполнен людьми. Здесь было безумно душно. Я старался как можно быстрее найти ее, но люди путались под ногами. Я заметил даже несколько фотоаппаратов. У человека горе! У человека беда. А вместо того, чтобы оказать помощь – все они фотографируют эту обстановку. И тут я увидел ее. Она сидела на белом диване с совершенно пустым взглядом. Она смотрела куда-то вдаль, сквозь всех людей. Ее руки тряслись. Подойдя ближе, я разглядел что-то завернутое в одеяло. Наверное, это и была та собака, о которой говорили в новостях. Ее лицо и тело было в черной саже, а подол ночной рубашки обгорел почти до коленей. - Эшли! – я громко окликнул ее. -Господи, Эшли! Ты жива…. – воздух бился где-то в легких и большего я сказать не мог. Я добежал до нее за считанные секунды и обессилено упал на колени возле ее ног. Она взглянула на меня и слабо улыбнулась. Это была не та улыбка, которую я видел в глянцевых журналах или на публике. Она была обессилена, и силы словно отнимали ее у целого мира. Ее руки притянули меня за шею выше, и она улыбнулась снова, погладив меня по голове, словно собачку. - Жива, конечно, я жива, - подтверждая, промолвила девушка. - Я ведь не могла не выжить, понимаешь, - с ее глаз брызнули слезы, и я протянул ладони, чтобы вытереть их. - Я не пострадала, а вот она… Эшли снова схватилась за белую простынь, и я убедился, что там действительно был ее питомец. Ее Марлоу. Эшли заплакала так горько, как никогда не показывала этого никому. Даже мне. Ее трясло то ли от холода, то ли от всей этой ситуации. Я попросил убрать животное с ее рук, но она упиралась долго время. Словно тигрица, защищающая свое потомство даже после... До последнего она боролась, а после сдалась. Это был неравный бой. Она продолжала плакать и из-за слез сажа на ее лице поплыла. Я пересел к ней на диван, и она уткнулась в мое плечо и продолжала плакать. - Тише, моя маленькая, тише, - и было плевать на весь мир, который замер вокруг. Эшли была разбита, и я был разбит вместе с ней. И когда ты взлетаешь, ты не думаешь о том, что упадёшь. Однажды ты отбиваешь себе всё: плечи, колени, царапаешь руки об землю. И сердце. Вдребезги. Но сейчас у нас были «мы». И было абсолютно все равно на других. Только мы на краю целого мира.