Долгий путь к ней...

Я услышал сирерны с улицы. Это была полиция. Сделать я уже ничего не мог, поэтому я побежал к выходу. За эти 5 секунд, пока я добрался до выхода, я вспомнил все те счастливые моменты с Эйжей, семьёй, своим детством. Хоть за последние годы стал атеистом, но тут я снова поверил в бога. Я осознал, что я натворил... —Прости меня за этот поступок... —прошептал я. Выбежав на улицу, я увидел копов. Я поднял руки, бросил пистолет на землю и не сопротивлялся им. Полиция надела на меня наручники и потащила к машине. Мы поехали в участок. Там меня сразу же повели к камере. Сказали ждать решения суда. Вот я сижу в один, в холодной камере с грязной кроватью, тумбочкой и маленьким окошком с решеткой, через которое мне поступало хоть немного света. —Я сижу в темноте и знаю, что они уже идут за мной. Гробы открыты и призраки уже вышли из них. Они - те свидетели, который знают обо всех моих грехах. Где я был, прошлое и настоящее. Они принимают формы забытого, неизвестного, никому не принятого. Я потерял её. Я позволил ей уйти. Я позволил ей умереть изнутри. Часть меня рядом с ней... И тут горькая слеза потекла по щеке. Мне было морально больно осознавать это. Я винил себя. Не выдержав, я закричал что есть мочи. Ещё раз, и ещё раз. Это мне не помогло, а наоборот прибавляло желания кричать больше, не зная меры. Я винил себя все больше и больше. Я бил стены, но это не помогало. Мои руки были все в крови, а я продолжал бить и бить стену. Не с целью, чтобы ее пробить насквозь и выбежать из камеры. Я прекрасно понимал, что это у меня не получится. Я хотел спустить всю злость с себя. Но с каждым криком, с каждым ударом я винил себя все больше и больше... На следующее утро меня разбудил офицер. Он меня повел в медпункт. Там мне перевязали руки, из которых уже выглядывало мясо. Мне не было больно физически. Мне все ещё было больно морально. После перевязки меня повели во двор. Мне сказали там прогуляться, успокоится. Я вышел на улицу и сразу же увидел смотрящего. —Увидимся, Тони. — сказал я ему и пошел оглядывать двор. —Удачи, дитя! — в ответ услышал я. Выделенная территория оказалась больше, чем я думал, но все равно не очень большая. Примерно 10х15 метров. Но мне этого хватило. Вокруг ограждения была безкрайняя пустыня. Мысли о побеге у меня даже не промелькали. Я это заслужил... На следующий день после завтрака ко мне подошёл офицер. —Сегодня суд, будешь брать адвоката? — сказал мне он. —Мне адвокат не нужен, я буду со всем соглашаться. — ответил я, отчаянным голосом. —Будь, что будет! — прибавил я тихо. —Хорошо, твое право. — равнодушно промолвил офицер. Суд прошел очень быстро. После, мне дали дело. Я уже понимал что в нем будет. Увидел только ключевые слова:

"Маньяк по имени Дэниел Коултер Рейнольдс приговаривается к казни с помощью смертельной инъекции"

Мои ожидания оправдались. Жить осталось не долго. Меня отвезли обратно в камеру. Ко мне подошёл Тони. —Сочувствую, но тебе остался один день... — сказал мне он, и начал уходить. —Тони, постой! — крикнул я —Пожалуйста, передай это письмо моей жене, если она прийдёт сюда когда-либо. Если нет, то распорядись с ним по своему желанию. — очень вежливо попросил я смотрящего. Это письмо было написано той первой ночью в тюрьме. На нем осталось достаточно следов моей крови. —Сделаю все, что возможно, чтобы оно дошло до нее. Удачи, дитя — ответил мне Тони, смотря, как я страдаю. — Помогу всем, чем смогу! — прибавил он. —В каком смысле поможешь? — крикнул я в догонку Тони, но ответа не последовало. Не знаю почему, но его слова меня очень сильно смутили. Что может сделать для меня смотрящий? Мне ничего не надо, а он решил что-то сделать для меня. —Возможно он вытащит меня от сюда? — подумал я — Та не, бред какой-то! — я сказал это достаточно громко. Вот и наступил день моей казни. Когда меня спросили о последнем желании, я пожелал выдать премию Тони, уж очень он мне понравился. Половину своего последнего дня я провел на улице, наматывая круги вдоль всего ограждения, думая об Эйже. И вот настал этот момент. Во двор зашел офицер и сопроводил меня к последнему приему пищи. Мне выдали тарелку с тремя вареными раками в сливочном соусе. Съел я только одного, ведь голоден я не был. После моего ужина тот-же офицер сопроводил меня в ту самую комнату, где мне будут вводить инъекцию. Перед достаточно удобным креслом, в котором я проведу свои последние минуты жизни, была кабинка с окном. Меня посадили на кресло. В настолько удобном месте я не был никогда. После этого мои руки и ноги закрепили специальными ремнями. Я не сопротивлялся. Вдруг в комнату зашел Тони. —Не бойся, это будет безболезненно! — сказал он и ушел куда-то. После того, как он вышел, в кабинку, которая была перед моим креслом, зашли люди. Это были те, которых я ждал! Эйжа и моя семья! Я был счастлив, что про меня не забыли! Мы переглянулись взглядами с Эйжей. Она чуть ли не рыдала, но сдерживала свой сильный плач небольшими слезами, которые лились из ее нереально красивых глаз, которые казались неописуемой красоты именно сейчас, когда я не могу уже ничего исправить. Эйжа тоже не могла ничего сделать. Скупая слеза потекла по моей правой щеке. Все было и так понятно, мы простили друг друга. Мы забыли все те ужасные события, которые у нас происходили. Но было уже поздно все исправлять. Последние пару минут я вижу своих родных. Это было ужасно осознавать. До этого я не боялся смерти, но сейчас мне стало очень страшного умирать, но не из-за того, что я хочу еще жить. На себя мне было абсолютно все равно. Я боялся за дорогих мне людей. Как они будут жить без меня, что они будут делать после этого. Особенно я боялся за Эйжу. Я был уверен, что она винила себя во всем, хотя она поступила правильно. Таких как я, нужно изгнать из общества. Мне было страшно, что Эйжа положит на себя руки из-за моей потери. Как бы мне сейчас хотелось сказать, чтобы она жила дальше своей жизнью, и моя смерть - не преграда для этого. Но комната была со звукоизоляцией, и услышать она ничего не могла. Мы в последний раз посмотрели на друг друга. Я кивнул, что означало, что я готов. Врач закатал перчатки, проверил шприц на готовность. Он у меня еще раз спросил готов ли я. Я кивнул второй раз, и врач начал вкалывать инъекцию. Все это время я смотрел на Эйжу, а она на меня. Как только врач начал давить на шприц, чтобы ввести инъекцию, Эйжа не выдержала и зарыдала, что есть мочи. Она начала бить стекло, чтобы спасти меня, но оно было бронированным. У нее ничего не получилось. И вот, инъекция была введена полностью. Три секунды - и я потерял сознание. Эти секунды были самые тяжелые для нас, особенно для Эйжи...