От пепла до снега

…Слишком долго он томился вдалеке от ветров верности и измены… …Чтобы вернуть себе прежнюю славу, он должен напиться крови предательства… …Выбери тех, кто тебе всех ближе. Пусть мой клинок рассечет связующие вас нити, и тогда он воспоет твое величие… Он слышит голос той, служению которой посвятил большую часть жизни, в своей голове. Его сотрясает от омерзения, будто шевелящиеся в предвкушении жертвы паучьи лапы проникают в его сознание. Лучше бы он никогда не слышал её голоса. Лучше бы никогда… Меч в его руках тяжёлый, несбалансированный, слишком тупой. Она говорит, что он обретёт полную силу, только напившись крови предательства. Он плотно, будто приготовленное для погребения тело, оборачивает клинок в ткань и прячет под плащом. Оружие Мефалы больше никогда не напьётся кровью. Только солёной водой. Имар стоял на краю скальной арки, возносящей Солитьюд над морем Призраков. Птицы. Здесь было слишком много птиц. В Морровинде их почти нет. Будь они, пепел забивался бы им между перьев, и они бы падали. Имар смотрел вниз, на волны, поглотившие Эбонитовый Клинок, последнее в Скайриме материальное напоминание о Принце Интриг, на корабли, покидающие оживлённую гавань. Камни осыпались под ногами. За спиной, внутри Храма Двенадцати Богов, раздавался шум голосов, немного приглушивших крики чаек и всплески волн. Имар не видел, как на балкон вышел закончивший мессу жрец, услышал только его голос: – Ты пришел помолиться, сын мой? Ты должен зайти в храм. Не стой здесь, на краю. Не оборачиваясь, Имар спросил: – Ты должен знать, что наш народ больше не поклоняется богам. Мы чтим лишь предков. Было ветрено. Солнце за спиной опускалось в море Призраков. *** – Слышал, на Хелген напал дракон. – А Седобородые призвали Довакина в Высокий Хротгар. Тяжёлые времена настали. Воистину, тяжёлые времена. Сначала гражданская война, теперь драконы. – Недаром говорят, что драконы – вестники конца времен. – Хватит языками чесать, вы оба. Узнайте вон лучше у капитана, скоро ли отплываем. – Да скоро уж отплывём. Видишь, разговаривает с этими красноглазыми. И откуда вообще их даэдра принесли? Трое нордов, скучающие от безделья матросы и пассажир, осуждающе уставились на данмеров, расположившихся на корме, но тут же поспешно отвернулись, поймав жгучий взгляд рыжей красноглазой девушки. Убедившись, что любопытные на время забыли об их существовании, Айрилет повернулась обратно к своим спутникам. – Значит, на Солстхейм. Не то, чтобы я слишком одобряла эту идею, но… – Империи всегда будут нужны убийцы. Ты уже сделала выбор. Все вы сделали. С этими словами данмер, облокотившийся на корму и окружённый тремя спутниками, обвёл их внимательным взглядом. Морской ветер, будто жесткую траву, шевелил его коротко остриженные волосы, обдувал удивительно спокойное лицо. Лицо того, кто давно сделал свой собственный выбор. – Скажи, Имар… Голос Этаси прозвучал тихо, но в нём была надежда. Надежда и вера в то, что все они оставили что-то ради него не напрасно. Что это стоило того будущего, что он мог им предложить. Это было испытанием верности, и они прошли его, и всё же она помнила о том, что начать всё заново ему было легче, чем остальным. Он был единственным, кому нечего было терять и не от чего отказываться. Но она спросила о другом. – Ты говорил, что Мораг Тонг возродиться под покровительством не богов или даэдра, но наших предков. Что в этом больше – веры или попытки искупить вину перед ними? Имар не отвёл взгляда. Они последовали за ним, разорвав узы семьи и верности. Он снова стал грандмастером и должен был смотреть им в глаза. Глаза своих братьев и сестер, помнящих Красный год. – Спрашиваешь об этом только потому, что ты – единственная, кто знает о том, что связало меня с Тёмным Братством? Если так, я не буду отвечать на этот вопрос. Капитан махнул им рукой и прокричал, что корабль отправляется. При попутном ветре через несколько недель они достигнут Солстхейма. Четвертая эра продолжалась.