От пепла до снега

– Тишина, брат мой. Стены каменные, зеленоватые от мха, забившегося в желоба примитивных узоров, подальше от света факелов, установленных в железные скобы. Рядом с ними мох жёлтый и сухой, у самого пламени его нет вовсе. Только овальные закопчённые участки, и, если приглядеться, в этих местах линии и спирали резьбы напоминают человеческие фигуры. Стершиеся от шагов и времени ступени уводят вниз и налево. Пахнет сыростью, палёным мхом и тлением. Должно быть, какой-то старый могильник. Имар подкатил бочку ближе к лестнице. Он не собирался драться честно. Не с ними. Слишком велика была вероятность проиграть. Горючее масло, которые норды обычно использовали для мумифицирования трупов, даже не уравнивало шансы. Оно сводило их на нет для последних оставшихся в живых членов Тёмного Братства. – Что есть величайшая музыка жизни? Масло стекало вниз по ступеням, обволакивало, заполняло собой трещины. Снизу, из толщи скалы, эхом доносился монотонный скрежет точильного камня. – Тишина…брат мой. Искры от факела поджигают масло, и по лестнице проносится огненный водопад. Следом катится, ударяясь о стены и вспыхивая на лету, бочка. Отсветы пламени выжигают тьму под сводами, высвечивают заросшие паутиной углы. Имар отворачивается и выходит наружу, в шуршащий, щебечущий, осыпающийся сосновыми иглами лес. Чёрная дверь сама захлопывается за его спиной. Земля под ногами содрогается, но может, это просто эхо от лавины в южных горах. Огонь проникает в щель между дверью и древними стенами поросшего травой кургана. Следы копоти напоминают Имару пальцы чёрной руки, придавленной, навеки запертой в своём последнем убежище. Чёрной Руки Тёмного Братства. Их оставалось пятеро. Всего пятеро. А теперь…нет больше никого. – Ещё одну? Имар сморгнул. Видение могильника растаяло, а пламя, от которого плыли перед глазами красные пятна, охватывало лишь потрескивающие, оседающие в золу поленья в камине. Дрова были сырыми и сильно дымили, длинный, но пустой зал таверны казался совсем тёмным. Из-под дощатого дырявого пола поддувало. Ветер шевелил вывешенные на стене изорванные флаги с грубо намалёванными, едва узнаваемыми эмблемами Великих Домов. Такие же флаги висели снаружи, чтобы каждый, кому доведётся забрести в трущобы, знал, что перед ним жмутся к крепостным стенам и изредка выглядывают на улицу нечеловеческими лицами дома Квартала Серых. – Наливай. Вино кислое, не добродившее, но другого нет. В Виндхельме согревались вечными зимними вечерами мёдом или медовухой, но Имар не пил ни того, ни другого. От вина теплее не становилось, только во рту после каждого глотка, сделанного через силу, оставался гадкий привкус. Но Имар упрямо продолжал пить, все больше раздражаясь, но всё ещё слабо надеясь, что алкоголь хоть как-то на него подействует, и шум в ушах заглушит доносящиеся с улицы пьяные выкрики. – Убирайтесь из нашего города, красноглазые! Скайрим для нордов! Имар осушил до дна грубо выдолбленную деревянную кружку. – Проваливайте в свой Морровинд, мерзкие тёмные эльфы! Вам тут не рады! Имар не сделал ни единой попытки прикоснуться к кинжалу, спрятанному в ножнах под плащом, но рука сама собой сжалась в кулак. Если бы не перчатки, он, наверное, расцарапал себе ладонь. Имар поднял голову и встретился взглядом с хозяином таверны. Амбарис сразу всё понял, но отрицательно покачал головой, сделал неудачную попытку улыбнуться. У него серые губы, но это не от холода, хотя сам Имар по приезду в Виндхельм ни разу не снимал меховых сапог. Бывший Снежный квартал столицы Истмарка был отдан беженцам, покинувшим Морровинд после страшного Красного года. – Не надо. Рольф шляется у нас под окнами каждую ночь. Рано или поздно к этому привыкаешь. Но если убьёте его, сделаете только хуже. Вы скоро покинете город, а мы тут, похоже, на всю оставшуюся жизнь. – Я бы не выдержал. – Это не для вас, грандмастер. – Больше не имеет смысла называть меня так, Амбарис. Никакие ранги… – Больше не имеют значения. Возможно, только так мы и сможем выжить, Имар. Данмеру с некоторым трудом удается произнести его имя. Они привыкли называть его грандмастером. Те немногие из Мораг Тонг, кто остался в живых в тот день, когда Вивек был стерт с карты Тамриэля. Шел пятый год новой, четвёртой эры. Противостояние с Тёмным Братством длилось вот уже несколько десятилетий, и Мораг Тонг как никогда был близок к победе. Комната с низким потолком, будто сдавленная окружающей её со всех сторон толщей земли, в канализации Морнхолда. На стенах догорают флаги с изображением Чёрной Руки. Канализация. Снова. Какая ирония – это вечное прибежище крыс и убийц. Имар Тейлу стоял у письменного стола, пропитанного маслом, чтобы защитить древесину от сырости. Среди документов Братства нашлись и те, где были указаны места расположения и пароли от других убежищ, разбросанных по всей Империи. Морнхолд. Чейдинхолл. Фолкрит. Каков цвет ночи? Кроваво-красный, брат мой. Что есть величайшая музыка жизни? Тишина, брат мой. Он запомнит. Запомнит и воспользуется ими, пусть на это уйдут долгие годы. Чего всегда было у него в достатке – так это времени. На дневник он наткнулся случайно. Оправленный в кожу, с подсохшим, красным отпечатком ладони на первой странице. Неподписанный. Без времени и дат, просто сборник чьих-то заметок, и Имару так хотелось верить в то, что сегодня законы случайности не сыграют с ним злую шутку. …Рина. Из знатной семьи, живёт в Морнхолде. Попытаются завербовать, не должны заподозрить. Она не член Братства, просто оказывает мне услугу. Я ей нравлюсь, она даже влюблена, и ради меня пойдет на многое. …когда я сказал, что ей придется умереть, она не раздумывала. Сама порезала себе руку, и я вылил на рану склянку заражённой крови. Теперь ей достаточно просто плюнуть в еду. Она говорила, что грандмастер любит скрибовое желе. … я видел её тело, в пещере, где мы договорились встретиться. Похоже, она передала сообщение. Нужно поторопиться и выезжать немедленно. Я буду ждать его на Солстхейме. … сегодня, в Медовом зале, я посмотрел ему в глаза. Он недооценивает меня и, кажется, считает глуповатым вздорным мальчишкой. Тем лучше. С помощью Рины мы избавились от грандмастера, а теперь я встречусь на Арене с его преемником. Если я одержу победу, Мораг Тонг лишится лидера потенциального лидера, и это сделает нас сильнее. Если же я погибну… Если ты, сын моей Тёмной Матери, читаешь эти записи – всё было не зря. Даже если я погибну, наше дело будет жить. Сегодня я отправляюсь в Вивек. Прощай, брат мой. Имар рвал листки дневника до тех пор, пока они не превратились в мелкую труху. Старый шрам ныл, и Имар едва удерживался от того, чтобы не разодрать его прямо через доспех. Давняя рана открылась и расширилась, расползлась по телу, пронзив болью грудь и дойдя до самого сердца. В этот миг далеко наверху, под небом, скрытым за толщей земли и дорожной плиткой, за стенами прокинутого богиней столицы, начала рушиться, извергая потоки смерти, Красная гора. – Ещё? – Не надо. Всё равно не поможет. Имар поднялся из-за стола и накинул на голову капюшон, до половины закрыв лицо, и Амбарису уже не удавалось поймать его взгляд. Он направился к выходу, не замедляя шага, но стараясь наступать только на несущие балки. Поднимающийся из щелей ветер слегка колыхал края его плаща. У самой двери его остановил оклик. Ожидаемый, и всё равно Имару понадобилось на две секунды больше, чем нужно, для того чтобы ответить. – Мы ещё встретимся? – Если и встретимся, то не здесь. Выдох через полуприкрытые губы, изо рта вылетает облачко пара. Чем дальше от камина, тем холоднее, дверной косяк покрыт тонким налетом инея. – Раз так… Да хранят вас предки, грандмастер. – Да хранят они всех нас. Имар вышел из комнаты и плотно прикрыл за собой дверь. Падающий из окон свет, отражённый заледеневшими стенами, был слишком жёлтым для того, чтобы напоминать пламя. Небо крошилось мягким и серым в сумерках, слишком холодным, и Имар мог без труда убедить себя в том, что это не пепел. Но если бы не горы на восточной границе, даже отсюда, с улиц Виндхельма, были бы видны курящиеся останки вулкана. Сегодня ветер дул с севера. И пусть от холода смерзаются губы, лишь бы снег, а не пепел. Имар шел по улицам города, дыша через раз и то и дело смаргивая иней с ресниц. Он проходил мимо редких бродяг и стражников. Первые сбивались в кучи вокруг кадок с пламенеющими углями, выставленных около таверн и на площадях. От их заскорузлой на морозе одежды поднимался пар, и Имар вспомнил слова Амбариса о том, что больше всего он не терпит в нордах того, что они, похоже, никогда не моются. Их ноги были обмотаны толстым слоем тряпок, они топтались на месте, пытаясь согреться. Все стражники, которых встречал Имар по дороге к городским стенам, были в закрытых шлемах. Их дыхание оседало инеем на металле, и эти люди без лиц были лёгкой жертвой для любого убийцы. Когда не видишь глаз, убивать гораздо легче. Он покинул город в час, когда в северном небе начали разгораться первые, робкие голубые язычки ночного сияния. Когда он перешёл мост и направился к конюшням, все небо было охвачено холодным пламенем. Возница давно спал, но блеск золота способен разбудить человека и в самый глухой час. Золота, пусть даже привезённого из Морровинда. Имар не снимал перчаток, отсчитывая плату за наём повозки. Он не мог прикасаться к этим монетам: каждый раз ему казалось, что чеканка покрыта невидимым глазу налётом пепла. Плата оказалась внушительной, и возница, ворча и ругаясь себе под нос, согласился отправиться немедленно. Уже на улице, впрягая коня, он опомнился и спросил о месте назначения. Данмер поднял голову и несколько секунд смотрел на текущие по небу сполохи северного сияния. – Так куда едем? – Куда-нибудь, где нормальное небо. Возница смерил его неприязненным взглядом, но Имар не обратил на это внимания, продолжая наблюдать за небесным пожаром. Он был настолько ярок, что не было видно лун. Это небо пробуждало воспоминания – веская причина для того, чтобы быстрее уехать отсюда. Капюшон сполз с головы, открывая лицо Имара, и возница наконец разглядел своего нанимателя. Во взгляде норда раздражение сменилось снисходительным пониманием. – Недавно в Скайриме, да? Очередной беженец? Похоже, боги и вправду отвернулись от вашей родины, тёмный эльф. Имар оставил без внимания слова человека, лишь снова поглубже натянул капюшон, скрывая глаза, и запрыгнул в повозку. – В Вайтран. Трогай. Норд пожал плечами и, цокнув языком, подхлестнул переминающуюся с ноги на ногу продрогшую лошадь. Повозка медленно покатилась по обледеневшей дороге. Было светло, как днем, но стоило Имару закрыть глаза, как в красноватом полумраке век перед его взором стояло затянутое пепельными тучами небо над Красной горой.