Часть 1
26 декабря 2018 г. в 22:33
Из-за приоткрытых окон доносится слабый хруст снега. Девочка, худая, совсем хрупкая, сливающаяся с белой простыней под ней, улыбается, вслушиваясь в этот звук.
Как давно она видела снег? Год назад? Или же два? Когда произошла та авария, которая лишила ее зрения, а ее отца - спокойствия?
Сложно сказать, еще сложнее вспомнить. Со слов врачей — около двух лет, но когда вокруг темнота, это кажется ложью. Ведь ты не можешь увидеть сам, какое сейчас время года.
Конечно, каждый сезон имеет свой запах и свой звук, но этого недостаточно, и такие воспоминания затираются слишком быстро, оставляя после себя неясные картины, состоящие из ощущений.
Девушке хочется резко встать, распахнуть окно, впуская в палату морозный запах и хоровод снежинок, но предательское тело не хочет даже пошевелить пальцем.
Она пыталась спрашивать врачей, что с ней произошло, но те молчали, будто не слышали ее… Молчал и отец, явно пытаясь оградить дочь от потрясений, но… О каких потрясениях идет речь, если все, что ты можешь — лежать овощем и вслушиваться в трели ветра за окном?
— Вы уверены? — она различает голос отца за дверью… Или стеной? Он звучит взволнованно и напряженно.
Ответа она не слышит из-за порыва ветра за окном, который заглушает голоса. Но… Вряд ли это что-то предназначалось для ее ушей. Еще менее вероятно, что она хочет слышать этот разговор.
Дверь скрипит, открываясь, и девушка старается повернуть голову в сторону звука, но ничего не происходит.
Она чувствует движение воздуха рядом с собой и запах одеколона, которым всегда пользуется отец. Он просто сидит рядом и молчит. Наверное, смотрит на нее и думает о чем-то. Но она может лишь догадываться, так ли это на самом деле. А может ей вообще все это кажется, и никого рядом с ней нет.
Молчание затягивается, но… Может, он думает, что она не слышит его? Поэтому молчит, проговаривая все про себя? Что он мог бы ей сказать? Что ему жаль? Что ему больно от ее состояния? Что ему не хватает ее?
В какие слова он обличил бы эти мысли? Выражался бы книжно? Он любил так заковыристо говорить, когда думал о чем-то возвышенном. Ведь говорить на философские темы простецким языком было как-то… Неправильно.
А может скажет этим самым простецким языком? Ведь сейчас он не пишет очередную книгу и не размышляет о вечном, подравнивая усы. Его привычка заумно выражаться даже в обычных разговорах часто раздражала ее.
Каким будет его голос? Расстроенным? Или может злым? И на кого он будет тогда злиться?
За этими вопросами она даже не сразу почувствовала прикосновение горячих губ к своему лбу, от которого, почему-то, защемило сердце.
А потом… Короткая боль и темнота.
Зато она смогла открыть глаза! Она стояла у открытого окна; холодный ветер обжигал лицо, играл в спутанных темных волосах. На ее нос приземлилась снежинка, тут же растаяв. И девушка рассмеялась. Как хорошо! Она, наконец, видит! Она двигается! Она смеется, и это все происходит на самом деле! И ее желание осуществилось: она видит снег, стоит у открытого окна, смеется, когда снежинки приземляются на ее лицо, руки, волосы...
Видя свой бесконечный снегопад, она смеется, не думая о том, что осталось там, в палате...