Удар

Главное, что останется навсегда даже в мертвом Ягызе Эгемене — это его выдержка. Он зажмурил глаза, выдохнул и уже вполне спокойно повернул голову к Синану: — Почему ты кричишь? Младший брат опешил. Приоткрыв рот он молча наблюдал, как старший не торопясь убрал руку с колена девушки, встал и отступив на шаг назад сделал приглашающий жест, указывая на Хазан: — Посмотри сам. Все еще не доверяя, Синан подошел и глянул вниз — за эти несколько минут колено Хазан стало совсем печального цвета и вида. Синан тут же расслабился: — Оха… Как ты умудрилась, Хазан? Он присел и с критическим видом стал рассматривать разноцветный отек, по-хозяйски положив ладонь на ногу Хазан. — Аккуратнее же надо… Ягыз минуту наблюдал эту картину молча, а потом отвел глаза и ровным тоном произнес: — Принесу лед. И направился к выходу из гостиной. Как только внушительная фигура скрылась в стенах кухни, Хазан схватила Синан за руку и горячо зашептала ему в лицо: — Он вспомнил! Синан расширил глаза: — Что вспомнил? — Ночь в отеле. Младший Эгемен выругался, запустил пятерню в свои буйные локоны и задумался. — Ладно, это я решу. С чего он вообще вспомнил именно это? В конце концов ничего особенного не произошло… — Да неужели? Кофейные глаза недобро прищурились даже утратив болезненное в данный момент выражение. — Да, Хазан! Ну то есть… нам надо так все представить, если он начнет задавать вопросы. Так, чтобы не делать из той ситуации большое дело, понимаешь? Потому что вспомнит ту ночь — вспомнит тебя, потом вспомнит твою мать, потом Кериме, всё вспомнит! Снова начнет расспрашивать, а нам нужна передышка, Хазан, нельзя ему помогать! Горячий громкий шепот Синана обжигал лицо Хазан и она с трудом сдерживалась, чтобы не отвернуться. Дав ему закончить свою взволнованную тираду, она спросила: — И как ты объяснишь всё так, чтобы «не делать большое дело»? — Не знаю, решу! В конце концов пусть занимается своей любимой девушкой - зря она что ли так вовремя прилетела? Зачем ему вести с тобой беседы? На данный момент ты ему чужая. Тактичный Синан вскочил на ноги и требовательно протянул Хазан руку: — Пойдем, отведу тебя домой. — Вот лед. Низкий спокойный голос приблизился к испуганно застывшей паре: — Уходите? Синан пришел в себя первым: — Да… Не стоит, брат, Фарах займется своей соседкой. — Минутку, Синан… Ты должен мне кое-что объяснить. В ответ на почти ледяной тон старшего брата Синан даже не моргнул глазом, а только расплылся в широкой улыбке: — Да что угодно, дорогой! Сейчас отведу свою драгоценную и вернусь — поговорим, идет? И хлопнув откровенно удивленного Ягыза по плечу, он повернулся, обнял Хазан за талию и повел к выходу. — Возьми ее на руки. — Что? — Синан обернулся и непонимающе посмотрел на брата. Ягыз прочистил горло и небрежно махнул рукой на Хазан: — Отнеси на руках — давать колену нагрузку пока нельзя. Это прозвучало так, как-будто Хазан была всего лишь треснутой напольной вазой. Девушка сжала зубы, а потом поддалась какому-то глупому порыву — она надела на лицо свою самую невинную улыбку и проворковала: — Да, Синан, отнеси меня будь так добр — нога очень болит. И для пущего эффекта она болезненно поморщилась и печально склонила голову на крепкое плечо кудрявого Эгемена, мысленно проклиная весь этот театр абсурда. Синан самодовольно хохотнул и тут же с готовностью подхватил Хазан на руки. Он подмигнул брату и легко направился к двери так, будто совсем не маленькая ханым была пушинкой. Ягыз отвернулся. Крики чаек, шум волн, задорные бриллиантовые от солнца брызги и запах синего моря останутся родными всегда в сердце того, кто вырос у Босфора. Неважно сколько информации в результате аварии утратил твой мозг, неважно какие люди приходят твою жизнь и уходят из нее, вечное только это — Ягыз, прищурившись и едва заметно улыбаясь, дышал полной грудью. Он стоял, заложив руки за спину, на набережной, у кромки воды и в этот момент был почти счастлив. Сейчас его голова была пуста не только от воспоминаний, но и вообще от мыслей. Легкое фоновое раздражение, которое сопровождало его все эти дни после больницы, сейчас почти не тяготило — человек привыкает ко всему. Даже к пустоте и бессилию. К постоянному чувству нереальности происходящего. Даже к странным обрывочным картинкам в голове, на которых были изображены незнакомые люди и события. Даже к пугающему своей реальностью ощущению струйки крови на своей щеке. Ягыз с досадой вздохнул, спускаясь с небес на землю. Вернуть почти тантрическое умиротворение последней минуты больше не получалось — он вспомнил утреннюю сцену с Хазан и снова голова наполнилась какофонией звуков. Еще минуту назад его расслабленные брови снова угрюмо сошлись на переносице словно яркое солнце уже не ласкало подставленное ему красивое мужское лицо, а резко стало его раздражать. Вздохнув, Эгемен повернулся и, отойдя от кромки воды, сел на ближайшую скамейку — он раскинул руки, устроив локти на спинке, вытянул и перекрестил длинные стройные ноги, и закрыл глаза твердо вознамерившись снова поймать расслабленное состояние. — Господин… Сначала он не понял, что этот шелестящий вкрадчивый голос откуда-то справа обращался именно к нему. — Господин Ягыз… При звуках своего имени он был вынужден снова открыть глаза и попытаться сфокусировать взгляд на среднего возраста женщине, которая загородив солнце, стояла и смотрела на Ягыза. Ее поза была крайне странной — руки сложены на груди, корпус немного наклонен вперед, карие большие глаза распахнуты и имеют как-будто удивленное и недоверчивое выражение. Всё это совершенно не вязалось с ярким блестящим париком из длинных платиновых волос — он смотрелся на голове женщины как что-то инородное. «Что за безумная?» — удивился Ягыз, но вслух сказал другое, настороженно приподняв бровь. — Слушаю? Кериме тут же села рядом и уже откровенно впилась в Ягыза глазами. Она сделал движение рукой как-будто хотела схватить его ладонь, но видимо смелости на этот жест у нее уже не хватило. Тем более Эгемен выглядел в этот момент отнюдь не дружелюбно — по его лицу ничего нельзя было прочесть, но озноб, который, несмотря на солнцепек, внезапно охватил все его тело, испугал. У Ягыза появилось неприятное чувство, что ему стоит сейчас встать и уйти, даже убежать, но он как-будто увяз в мокрой липкой земле, как-будто задыхается, и поэтому не может сделать ни одного шага, оставаясь сидеть, как пригвожденный. Он постарался дышать реже и глубже, незаметно для своей соседки — только панической атаки не хватало именно сейчас. Тот факт, что это нормальное явление на фоне амнезии и травмы, облегчения Ягызу не приносил — он ненавидел собственные вынужденность, беспомощность и невозможность контролировать. — Слушаю Вас. Он сосредоточился и повторил эту фразу с нажимом — пора прекратить эту дурацкую сюрреалистическую сцену. Женщина замялась и сжала ладони, упорно не отводя глаз от лица Ягыза — она как-будто искала в нем что-то. — Вы… Вы не помните меня? Ягыз прищурился. — Нет. А что, должен? Кериме вдруг решилась и схватила Эгемена за руку: — Прости меня, сынок, прости! И так же внезапно отняв ладонь обратно она закрыла лицо руками и бурно зарыдала. Ягыз опешил. Не зная что думать, он даже оглянулся вокруг в тщетной надежде, что эта женщина его с кем-то просто перепутала. Он откашлялся и постарался подойти к проблеме максимально трезво: — Кто Вы? Кериме так же резко успокоилась и внимательно, даже подозрительно, посмотрела на мужчину — настроения и жесты этой странной женщины переключались со скоростью света. — Вы действительно не помните? Теперь ее итак не молодое лицо еще сильнее сморщилось и стало похоже на печеное яблоко — губы снова задрожали. — Так, стоп. Ягыз начал терять свое знаменитое терпение. — Кто Вы такая и за что я должен Вас простить? Женщина жалко улыбнулась и прерывистым от волнения голосом, почти просительно, но вместе с тем чуть ли не с гордостью, заявила: — Я Кериме Йылдыз. Я тв… — Брат! Зачем Синан снова шумит, боже мой? Ягыз устало прикрыл глаза. Зачем орать с такого расстояния, неужели нельзя спокойно подойти и начать разговор? Он встал со скамейки и успокаивающе махнул рукой Синану, который несся к брату на всех парах с таким выражением лица, как-будто за ним гнались янычары, а над самим Ягызом стоял еще один, занеся над его беспамятной головой острый меч. Синан был зол и совершенно явно испуган. «Почему?» Повинуясь какому-то неясному порыву Ягыз повернулся назад — скамейка была пуста.