London Bridge is falling down, falling down, falling down

— Ты совсем что ли идиот? — было первым, что услышал Канда, входя в столовую. Криво усмехнувшись картине, что перед ним возникла, он взял поднос и как обычно, навалив кучу собы (боже, как ты можешь это есть, когда тут столько всего?), уселся за последний неуютный столик. И с этого самого столика открывался необычайно красноречивый и весьма просторный вид на 15-летнего паренька, если смотреть с лица, на глубокого старика со спины — седые волосы вводили в заблуждение и растерянность многих. А во Юу Канда с самой первой встречи определил, что стручок он и есть стручок, внутри которого все молодо-зелено. — Ну Лави, зачем ты съел мой салат! — хныкал Аллен, вцепившись в рукава накидки рыжего экзорциста, который отчаянно пытался отлепиться от него, уже не радый тому, что ненароком подцепил с тарелки напарника пару листьев базилика. — Да случайно я, случайно! — взвыл чуть ли, не плача Лави. — Я все видел, ты нацелено смотрел на него! — орал не своим голосом Уолкер, почти что уже хрипя и задыхаясь от несправедливости. — Я чувствую себя снова голодным из-за тебя, ты, негод… Муген почти что рассек проклятую руку Коронованного, отрезав небольшую прядь волос на затылке вовремя увернувшегося парня. — Заткнулись, — спокойно проговорил мечник, вкладывая пылающий чистой силой клинок обратно в ножны. Все вокруг разом стихли, а зашедшая минутой ранее Линали весело улыбнулась — все как всегда, тот же агрессивный Аллен, когда дело касается еды, такой же вечно шутящий огненный Лави, и невозможно холодный разум Канды. «Забавно наблюдать, как ничего вокруг не меняется, кроме тебя самой». -Линали! — кинулся к девушке Аллен, на ходу спотыкаясь о собственные же ноги. --Представляешь, этот предатель сожрал мою едуууууу! Экзорцист успокаивающе погладила юношу по голове, впихивая в руки тарелку — нет, она уже не голодна, ну что ты, твое любимое блюдо, я же знаю, а Канда душу продаст за собу, конечно, я пойду с тобой на задание, нет, не устала я вовсе, хотя и только вернулась. Просто вы же все придурки, лезете в самое пекло, не думая о себе, даже проклятый Юу с этим его вечно каменным лицом. Но вы мои придурки, с нежностью подумала девушка, смотря на поглощающего с довольным лицом еду Аллена. — А ты уверен, что это здесь? — обдало ухо горячим шепотом, пока они сидели, скрываясь, в кустах у высокого железного забора, выжидая в молчаливой полутьме. Микк цыкнул, накрывая ладонью незакрывающийся почему-то именно сегодня рот племянника. — Ты что, использовать свою силу не можешь? Палец тут же прокусили, и Тики тихо взвыл, злобно оглядывая Вайзли. — Мог бы, не спрашивал такого как ты, — обидчиво отвернулся тот, — я до сих пор не оправился после той ужасающей воображение попойки. У меня даже веснушки пропали, вон, посмотри, — и приблизил лицо вплотную, почти что касаясь носом щеки Джойда. Тот еле сдерживал накатывающий постепенно приступ смеха, глядя лукавыми глазами в расширившиеся от возмущения зрачки Вайзли. Действительно, поцелуев солнца на переносице и вдоль резко очерченных скул как не бывало, а вот заменивший их розоватый румянец веселил родственничка, ибо напоминал о двухдневном фестивале, проведенному совместно с экзорцистами «Выживи на этой жестокой земле или убейся об стену от несправедливости мира сего». Так как не все экзорцисты идиоты и не все Нои самоубийцы, большинство голосов выбрали первый вариант. А выживали все великодушным единогласием в особняке Шерила, пока того с супругой не было дома — навещали разного рода политических деятелей и особо значимых фигур, имеющих места быть под началом Камелотов. В общем, пока старшие отдавали дань уважения в кругах сильных мира сего, младшие (ради Тысячелетнего, неужели вы думали, что Тики Микк — почти что взрослый и ответственный дядюшка?) собрали всех своих врагов с разных уголков страны, показывая все могущество и милость непобедимых Ноев. Лишь Тысячелетний сбежал от греха подальше, насмотревшись на вечно-пьяного-вечно прибитого-на-голову Микка. В принципе, он давно планировал отказаться и от Джойда и от Джасдеби, да впрочем, от доброй половины позорящих семью апостолов, но постоянно возрастающая численность экзорцистов не позволяла портить статистику. Пока что. — Сиди тихо и помалкивай. Сейчас они уже должны выйти, — вглядывался в ворота Тики. Вайзли хмыкнул и приложил руку ко лбу. Третий глаз был до сих пор в таком глубоком шоке, что не показывался уже неделю. Без него было одновременно на удивление и неудобно и спокойно. — London Bridge is falling down, falling down, falling down, — тихонько стал он напевать, водя затупившимся ногтем большого пальца по пыльному камню. Джойд невесело усмехнулся, вспомнив знаменитую и имеющую особое значение в их(его) воспоминаниях эту песенку. Он был безбожно пьян, Вайзли был окончательно безумен в своей многогранной сущности, душный бар, потасовка, отель, попытки привести в чувство под струями душа глупого дядю. Он вспоминал старую детскую песню, играющую из заезженных пластинок номера, стекающие по шее и ключицам холодные капли, горящие возбуждением желтые тигриные глаза, тяжесть мокрой одежды и почти что случившийся поцелуй, но постучавшая в дверь заботливая горничная разбила вдребезги зарождающиеся неправильные, порочные, слишком неосуществимые желания. К тому же, как думал Микк, наверняка односторонние. — Почему ты вдруг вспомнил об этом? — ковыряя носком сапога насыпь, спросил он у Пятого. — А почему бы и нет? Песня так и не доиграла до конца. Вложенный в эти слова двойной смысл был слишком тонок и слишком прозрачен, так что Джойд удивленно вскинулся, но не нашел рядом с собой бывшего беспризорника. А тот прямым ровным размашистым шагом уже был на полпути к застывшему у ворот Аллену. — Здорова, Клоун, — весело поприветствовал он экзорциста, пока тот ошарашено хлопал длинными ресницами, — или, с позволения сказать, брат? Уолкер вздрогнул от отвращения и сразу же пришел в себя, ощерившись. — Чего тут забыл? — Да вот, — полез в карман брюк апостол, — запамятовал ты, поди. Оставил в моей комнате и даже не вспомнил о нем, — вытащил он на свет божий довольно-таки помятого Тимкампи. — Тим! — радостно заорал Аллен, выхватывая того из рук Ноя. — А он, между прочим, кусается, зараза, — жалобно осмотрел упакованные в пластыри пальцы Вайзли. — Молодец Тим, кусай плохих дядек, — гладил Уолкер с довольным видом своего голема. — Привет, малыш, — возник перед ним Микк, совсем по-дружески хлопнув экзорциста по плечу. «Аки черт из табакерки», скривился Аллен, скинув с себя затянутую в перчатку ладонь. — Вы чего приперлись? Валите в свое змеиное логово, — направился было он обратно, но его зажали крепкие руки Тики словно в силки, да так, что проклятый глаз опасно прищурился от подобной близости. Нои переглянулись. — Если тебя вдруг, ну знаешь ли, совсем случайно кто-нибудь спросит, где ты был неделю назад, даже думать о нас не смей, ясно? — вывернул ему руку Джойд. — АААА, УБИВАЮТ, — во все горло завопил Уолкер, и Вайзли пришлось зажать ему рот, прямо как Тики пару минут назад провернул это с ним самим. — Если Шерил узнает, нам конец, — жалобно проговорил Пятый. — Если ему разболтает граф, Тысячелетнему конец, — предвкушающее оскалился Джойд. — Если вы не отпустите этого тупоголового стручка, конец вскоре настигнет вас, — раздался леденящий душу голос Канды, уже доставшего свой меч. — Юу! Канда цыкнул, яростно сверкнув глазами в сторону Уолкера. — Ладно ладно, уговорил, — примиряюще поднял ладони вверх Тики, ухмыляясь, — только вы у нас не были. — Ничего не видели, — закивал Вайзли. — Никого не слышали. — Ничего не пили. Когда мечник уже было хотел расколоть череп надоедающим ему Ноям, ворота скрипнули, и к ним подошла зевающая Линали. — Что тут происходит? Вайзли, Джойд, и вы тут! — радостно поприветствовала она Ноев. Экзорцисты выпучили глаза. — Вайзли? Джойд? — раздались синхронные голоса. — Привет? Тем временем Линали уже весело да сердечно щебетала с обоими: поправила Вайзли сползший шарф, погладила Тики по волосам. — В общем, если что, заходите на перемирие. — Линали! — Теперь наша очередь, мальчики, побыть гостеприимными. Нои усмехнулись. — Обязательно зайдем, красавица, — галантно поцеловал девичью руку Микк, победно глядя на экзорцистов. — Нет! — Давайте, скажем, в конце недели. Как раз будет зимнее солнцестояние. — ЛИНАЛИ! — Эти экзорцисты реально странные, — задумчиво произнес Вайзли на пути к ковчегу. — Готов поклясться панталонами графа — те думают о нас точно также, — засмеялся Тики. Ночь была тихая, не настолько морозная, как в северной части Британии, в воздухе хоть изредка и проносились редкие хлопья снега, однако земля до сих пор не была укрыта белоснежным полотном. Внезапно Вайзли споткнулся о какую-то кривую корягу, с размаху впечатавшись носом в землю. — Чёёёёёрт, — раздались приглушенные причитания, адресованные прямо в сухую почву, пока Тики во всю рвал глотку, смеясь над племянником, — попрошу отца побыстрее тебя женить. Чтоб глаза мои тебя не видели. — Ну всё, всё, я закончил, — вытирал выступившие слезы Микк, помогая Вайзли подняться, — обалдеть, только ты мог упасть на ровном месте, вдребезги рассекая себе лицо. Мудрость показал ему средний палец, даже не пытаясь зажать льющуюся струей по лицу кровь. Тики устало вздохнул и вытащил белый платок с собственными инициалами, уложил рыжую голову себе на колени и зажал нос. Ткань мигом все впитала, становясь ярко-багровой. — Какой раз ломаешь себе нос? Тот лишь злобно посмотрел, кладя руку поверх его. — Я сам, отпусти. Тики лишь цыкнул, но ладонь не убрал, подминая ее под другую руку. — Если тебе холодно, носи перчатки. — Тогда я буду похож на тебя. — Это настолько плохо? — Нет. Но намного ближе. Наклонившись, Тики провел языком по соленой от крови щеке паренька, отчего тот вздрогнул и непонимающе посмотрел на него. — Такая же, как и у всех. Такая же, как и моя. Ошеломляюще близко? Вайзли фыркнул и сильнее сжал платок, отстраняя лицо Ноя от себя. Тот облокотился о дерево. — Джойд. — А? Я вспомнил конец песни. — Нет, ничего. Я и не забывал ее, my fair lady. Пятый хохотнул. — Мог бы и немного перефразировать для приличия. — Зачем? Это же ты. Какой уж тут разговор о приличиях? Вайзли ущипнул его за бок, улыбаясь в кулак. Кровь свернулась, так что можно было идти дальше, но беспокоящийся Тики закинул его на спину, неся словно свинью на убой (очень тощую). Вайзли от нечего делать стал потихоньку засыпать, время от времени вздрагивая. — Если хочешь спать, спи. Бесит твоя возня. Рыжие отросшие волосы свесились с плеча, когда Вайзли испачканным разбитым носом ткнулся ему в шею. В горло тут же ударил запах железа, сквозь который Тики все равно ощущал неизменное дыхание моря — так пах только Пятый, окутывал прохладой и спокойствием, навевал теплые человеческие воспоминания, а не до тошноты надоедавшие Новеские, каждую ночь объявляющие вновь войну, вновь страдания и вынужденное принятие другой стороны. Поэтому Тики при каждом удобном случае зарывался в огненные пряди, чем вызывал сначала несказанное удивление, а после и палец у виска и легкое осуждение всей семьи. Действовало негласное правило — чем страннее был каждый из них, тем больше он был Ной. Когда Тики ввалился с племянником на плечах в прихожую особняка Камелотов, тишина стояла на удивление оглушающая. Уложив парня на кровать, он стянул с него бежевое пальто и лаковые туфли, и Вайзли сразу же свернулся в клубок, подтянув к себе острые коленки. — Ребёнок, — фыркнул Микк, укутывая того в плед. Красные разводы не до конца стерлись с лица, и сквозь сон Пятый чувствовал, как по скулам аккуратно прошлись влажной материей, поправили волосы и поцеловали в нахмуренный бледный лоб. — Ай! Говорил же так не делать, — потер он место Третьего глаза. Тот все так же на удивление был неподвижен, но как только Тики тихонько затворил за собой дверь, сразу же бешено забился, отчего апостол зашипел. Почему он? — раздался ядовитый голос в голове. Потому что Лондонский мост пока еще не упал. Думаешь он поможет тебе устоять? — ироничная усмешка. Думаю, он отсрочит мое падение. Когда с этой мыслью Вайзли провалился в сон, ему снилось море, цветущая прибрежная Аркадия и рисующий на песке Третий, лукаво зазывающий его к себе.