Жил-был сталкер

Жил когда-то в Зоне долговец. Нес службу исправно, как у них принято: рейды, зачистки, отстрел бродячих мутантов. И устал чисто психологически. То одно, то другое. По кабану промахнулся, псевдопес за ягодицу куснул, крысиный волк любимые портянки попортил, мало ли. Не выдержали нервы у долговца - взял и напился. Вдрызг, в зюзю, в дровища. Потерял "Абакан" и всякое человеческое достоинство. Мотало его, вертело. Спал под забором, полковника за погон укусил. Выгнали долговца из "Долга". Сам Воронин с его комбеза алые шевроны сорвал и сопроводил под зад генеральским своим сапогом. И прежнее образцовое поведение не спасло, а все потому, что строить репутацию приходится годами, а разрушить ее можно легко и быстро, словно карточный домик. Ходит долговец, как неприкаянный. Оно и понятно - из дома-то выгнали, а заодно и цели в жизни лишился. Еще и жрать охота, голова с похмелья раскалывается, да брюхо пустое урчит недовольно, лишнее внимание к долговцу привлекает. А в Зоне лишнее внимание ни к чему, это вам не Фейсбук. Пытался бедняга хоть крысу на обед добыть, да как ее подстрелишь без оружия. За слепой собакой бегал с отчаяния в надежде сапогами запинать до смерти и слопать - не вышло. В ворону камни кидал, чтоб сбить на лету, но чуть в "жарку" не влетел. Стоит долговец, на марево огненное таращится, и такая вдруг тоска беспросветная взяла, что жить не хочется. Поднял он ногу, чтоб шаг свой самый последний сделать, как слышит вдруг сиплый голос за спиной: - Бог в помощь. По аномалиям лазишь? Обернулся долговец, а там свободовец стоит и смотрит сурово. - Да вот, - говорит долговец, - птичку... Над головами хрипло каркнула ворона. Свободовец и ухом не повел, стоит и на шевроны долговские смотрит. Точнее, на дырки от шевронов. - Ага, - говорит. И дальше смотрит. - Да я это, - долговец со стыда готов а "жарку" провалиться, - гулял... гулял... - Ага, - кивнул свободовец и спросил в лоб: - Выгнали? Сник долговец. Стоит, молчит, позорище ужасное. А свободовец, словно волк в клетке, почуял возможность мести, так и ходит взад-вперед и обидами прежними себя подогревает. - А помнишь, как ты меня по Темной долине гонял? Долговец алее утренней зари стоит. - Я это... - Ну да. Работа такая. А я тут три года мотаюсь, и никто мне спину не прикроет, не накормит, не напоит, косячка не подаст. - Я это... - А теперь, как я. А-ха-ха-ха! - заржал было свободовец, да спина, химерой помятая, подвела. Оборвал он смех, за поясницу схватился. Стоит, растирает спину и на долговца косится. А тот стоит дурак дураком, берцем камушки от смущения колупает. Жалко стало его свободовцу. Человек все же, хоть и вражина проклятая. Приволок свободовец закуски и водки, еще кой-чего, что улучшает креативность мышления, да и засели враги на ближайшем взгорке. Уж и стемнело вовсю, а они то шушукаются, то песни поют. Ой там на горі, ой там на крутій, Ой там сиділа пара голубів. Вони сиділи, парувалися, сизими крильми обнімалися... Да так жалостливо получалось у долговца со свободовцем, что контролеры в депрессию впадали. Десь взявся стрілець, із-за крутих гір, розбив, розлучив пару голубів Голубка не їсть, голубка не п'є, Та все ж на ту гору плакати іде... А на долговской стороне и слов песни не слыхать, только вой тоскливый. Воронин и Петренко даже решили, что новый пси-пес появился, чья задача воем своим лишать храбрых долговцев боевого духа. Кое-как до рассвета дотянули, но бдительность была утрачена полностью. Только небо посветлело, только Росток стал забываться тяжелым сном, как поднялся громкий крик, полный боли и страдания. Черт знает как, но пробрался в святая святых "Долга" свободовский лазутчик. И прямо из-под тревожно спящего полковника Петренко упер его дражайшую СВД. Ясное дело полковник сразу проснулся и поднял тревогу, а толку. Пока раскачались все, пока сообразили, лазутчик сиганул через забор и был таков. Скачет через аномальное поле и хрен бы что, только винтовка краденая за спиной болтается. Петренко смотрит в бинокль, зубами скрипит от злости, но сделать ничего не может. Воронин молчит мрачно. Снова Лукаш ему нос утер. На краю поля бойцы мечутся, стреляют в вора, да вот аномалии все пули отводят. Свободовец уж до края поля домчал, вот-вот за холмом скроется. Вдруг Петренко чуть бинокль от удивления не выронил. На вершине холма вдруг долговец появился. В черном форменном комбезе, только без шевронов. Воронин посмотрел в бинокль, нахмурился. А на холме драка завязалась в лучших традициях китайских боевиков, сплошной Шао-Шинь да и только. Красиво махались, даже репликами какими-то обменивались, видно было в бинокль, как губы у оппонентов шевелятся. Все решили, что они друг на дружку психологическое давление оказывают. Откуда долговцам было знать, как там обстоят дела на самом деле. - Винтовку не поцарапал? - спросил долговец, изображая ногой "вертуху". - Да что ей сделается, - уворачиваясь, ответил свободовец и "случайно" выронил СВД. После чего сделал прощальный жест, замаскированный под апперкот, и умчался навстречу восходящему солнцу. А счастливый долговец понес винтовку на вытянутых руках через аномальное поле, на краю которого уже маялся взволнованный Петренко. И стал долговец жить как прежде, даже еще лучше. Со временем забылись прошлые неприятности, все забылось. Даже потерянный по пьянке "Абакан". Миновало унылое лето, пролилась холодными дождями осень, наступила зима. Принесла с собой "фреоны", "снежки" и "грады". Ну, и Новый год заодно. На Ростке весело. Одиночки на гитарах бренчат кто во что горазд. Долговцы хоть и ходят торжественно, а сами банкет с генералом предвкушают. На весь Росток тянет жареным припять-кабаном. На Арене праздничные бои вокруг рыжей ели, красота. Незаметно завечерело, веселье обороты набирает. Одиночки два раза успели ужраться и проспаться. Долговцы приступили к избавлению мира от порождений Зоны, а конкретно от зажаренного кабана. Сидят, пируют, песни поют да поочереди на двор бегают по нужде. В одно из подобных паломничеств услыхал наш долговец тоскливый волчий вой. Затосковал, сердце защемило. Выбрался потихоньку за территорию базы и почесал через аномальное поле. Не ошибся. Сидит на блокпосте у Кровососовки тот самый свободовец, на луну глядит один-одинешенек. А из деревни вой доносится. Долговец расплылся в улыбке и говорит: - Я это... Свободовец обернулся и подскочил в изумлении чуть долговца не расстреляв. Понятно - не признал поначалу. Тот стоит важный да при алых шевронах. Потом все же вспомнил свободовец их сговор и ахнул: - Шо, опять? - Не, - мотнул головой долговец. - Ты это... выпить хочешь? Спрашивать свободовца, хочет ли он выпить, немного наивно, но то ж долговец. И так понятно, что уговаривать никого не пришлось. Притащил долговец свободовца на блокпост у Дикой территории и давай потчевать припять-кабаном, "ершом", который совсем даже не рыба, и прочими разносолами. Разморило свободовца, на лирический лад потянуло, душа дрожала и пенилась вдохновением. - Ща спою, - решил он. Долговец не хотел быть скомпрометированным, поэтому подготовился и поспешно сунул приятелю здоровенный косяк. Свободовец не кобенился и угощение принял с готовностью и восторгом. Пара могучих затяжек, и вдохновение достигло апогея. - А теперь точно спою, - пообещал свободовец, повел вокруг соловелым взором. Шумную новогоднюю ночь пронзила жалостливая украинская песнь. Жалобно звякнув, умолкли гитары одиночек. Вздрогнула рыжая ель на Арене. Воронин поперхнулся куском кабанятины. Близко, очень близко был нарушитель веселья, и с ним требовалось немедля разобраться. Долговцы на разных стадиях опьянения и почти трезвый генерал быстро напали на верный след и, примчавшись на блокпост, увидели страшную картину. Их боевой товарищ отважно защищал пьяный Росток от свободовского лазутчика. Увидев толпу, коварный вражина аккуратно метнул оппонента в сугроб и ломанулся к аномальному полю. Воронин со товарищи с гиканьем бросились в погоню, но только толкались и падали, путаясь в непослушных конечностях. Долговец выбрался из сугроба и вынул пиликнувший ПДА. "Спасибо! Ты заходи, если что". Прочитав сообщение, долговец вышел на дорогу и долго смотрел в сторону Складов. Так долговец Иванцов совершенно случайно подружился со свободовцем Скрягой. Большая, яркая луна светила на холм, а с него сквозь зимнюю ночь летело: - Ой там на горі...