Даже если мир в огне

Стив знал, что если метка до двадцати не выскочила — ждать её не стоило, но вот, пролежав полвека во льдах, он видит на плече «Картер: я твоя соседка». Стив думал, что это, наверное, шутка: Пегги месяц, как мертва. Роджерс после каждой миссии касался плеча, морщился от тупой боли и прикрывал глаза: может, у его соулмейта чистые зелёные глаза и длинные русые волосы, может, она умела хорошо готовить и увлекалась второй мировой. Миссии шли друг за другом, вперемешку со спасением мира и ошибками Старка. И Стив раз за разом продолжал смотреть на плечо: метка ещё не была зачёркнута. Он всё ещё не встретил своего соулмейта. В какой-то момент он просто устал, ему почти сто лет и бегать за призрачной сказкой про половинки душ уже поздно. Стив Роджерс слишком долго был во льдах. Он просто хотел домой. Куда-то где всегда было бы уютно, где не было бы Беннера и Старка с их вечными научными проблемами, где не было бы грозной Наташи и Клинта, который говорил про свою чудесную жену Лору. Стив просто хотел свой угол и старый мольберт, чтобы рисовать пейзажи по утрам. Квартира у него старая, потрёпанная, как и он сам — её отдали почти за бесценок, а Роджерс наконец-то рад, что оказался вдали от Мстителей: они команда, но не друзья. Бруклин обновился за полвека, но для Стива это всё ещё дом: косой, кривой, но дом, который ни на что не променять. — Я твоя соседка, — как-то вечером говорит блондинка, поправляя сумку и улыбаясь так, что роджеровское сердце ушло в пятки. Он определённо выглядел глупо, но эта улыбка девушки заставила застыть на месте и просто пялиться. Стив осознал, что влип, когда не смог связать трёх слов: вместо «Я Стив Роджерс», вылетело «красивая дверь». Он сгорал со стыда и продолжал улыбаться (и совершенно не был удивлён, когда метка была перечёркнута чёрной линией, доходившей до другого плеча). У Шэрон голубые глаза и самый милый смех на свете. По утрам она обнимал его всеми конечностями, зарывшись носом кокон одеял, пела песни нулевых, про которые Стив не слышал и целовала его в самый кончик носа, приподнимаясь на носочки. Шерон Картер была способна вырубить пятнадцать человек менее чем за двадцать минут, и совершенно не умела справляться со сковородой. Зато Сиву нравилось её пение и то, как она сидела под боком пока он вновь делал наброски в своём блокноте (ни для кого не секрет, кого там больше всего). Метка Шерон на самом запястье и чёрная линяя опоясывает его полностью, зачёркивая «Роджерс: красивая дверь». Стив любил целовать её после миссий Щ.И.Т.а или перед тем, как улететь со Мстителями, любил проводить по ней носом перед носом и прикусывать кожу метки, когда Картер выгибалась под ним и жалась ближе. Он любил Шерон целиком и полностью, потому что она — Дом, который он искал вечность с хвостиком. Стив без раздумий броситься защищать её — вытащит из лап Пирса, достанет из реки и вмажет Тони, если он вновь даже подумает о том, что его не касалось. Шерон — всё что есть у Роджерса. И поэтому у него тряслись коленки, когда он пришёл к ней по поводу договора — против неё он никогда не смог бы поднять щит. Стив мог идти против армий, но не против своего соулмейта: об этом даже не стоило просить — Шерон и Стив неделимое целое. Роджерс любит Шерон и это аксиома. И тогда он говорил медленно и сухо, боясь поднять взгляд на неё, но когда она сжала его ладонь и улыбнулась, как в первую встречу, как качнула головой, притянув ближе, тихо прошептала: — Я с тобой до самого конца, даже если весь остальной мир в огне.