Fenito la comedia, mon ami.

      Уголки губ Нейт дрогнули и медленно поползли вверх, обнажая теплую улыбку. Девушке просто пришлось подняться сквозь боль на ноги и, медленно стягивая рубашку, что пропиталась кровью, пойти в сторону своей спальни, чтобы снять с себя одежду и залечь в теплую воду. Ламар стягивает с себя штаны и нижнее белье, кидая их в пустую корзину для белья и присела на бортик ванной, открывая кран с горячей водой. Сложив руки на коленках та уставилась на белый кафель, слегка наклонив голову в бок. В глазах бетонного цвета читалась усталость после тяжёлого дня и та картина расчлененого и подвешенного на ножах тела, органы из которого вывались прямо на землю под его ногами. Работа следователя предполагает и не такое. Дёрнув головой, Нейтан закрыла глаза, оперевшись головой на раскрытые ладони. Хотелось вырвать от всей этой картине в голове, что пополняла ряд кадров смачной расчлененки, что была сотворена разными гулями. Как бы странно это не звучало, но Нейт хотела бы стереть себе память и больше не помнить этих мужчин и женщин, что навсегда потонули в пучине боли и смерти. Но кого это волнует сейчас? Никого.       Залезая в горячую ванну, Ламар завязала свои волосы в тугой узел хвоста, опускаясь по ключицы в воду, уже не видя под прикрытием веками, как чистая вода окрашивается сначала в розовый, а потом и в тускло-красный. Она уже привыкла за пару лет работы следователя, что иногда ты не успеваешь скрыться и получаешь урон. Для неё её же кровь уже не удивительно. Слишком часто она видела и вылазила из окровавленной воды. Каждый раз, как Ламар закрывает глаза — она видит очередной кошмар. Кошмар её воспоминаний. Боль проекционная, но так неприятно режет места ударов. Особенно ненавидела Ламар мышечную память. Вот так после очередного задания хочешь налить себе кофе, тянешь руку, а потом понимаешь, что руки — нет.       Иногда сама же Нейт просыпается от собственного крика, в холодном поту и… Испуганная. Она прижимает к себе коленки и чувствует, как истерика овладевает разумом и тихо разливается по телу как раскаленая лава. Девушка смотрит в одну точку на стене перед собой и чувствует, как по щекам вновь текут соленые слезы, что выжигают на ее сердце дорожки после себя. Комнаты всегда так реалистичны, что иногда кажется, что от них с ума сойти можно. Нейтан всегда много времени проводила в ванной комнате после очередного задания. Она стирала свою кожу мочалкой до крови, пытаясь смыть всю ту грязь со своего тела. Мерзкую грязь и кровь очередного гуля. И ей было привычно, что она каждый раз впускает в ванную ещё горячей воды, чтобы щипало раны на теле под бордовой жидкостью. Она откинула голову назад и скользнула по шею под воду, скосив взгляд на стук за дверью. Урие, чуть подождав, открыл дверь и встал в дверном проёме. Холодный воздух быстро-быстро вытеснил горячий пар и дверь тут же захлопнулась, заставив Ламар вздрогнуть. Куки скинул на пол рукой баночки с шампунем и гелем для душа и сел на большой бортик ванной, обхватив одно колено руками. Он смотрел на Ламар и ждал, пока она все ему объяснит.       — Знаешь, что дали мне эти поиски? Они привели меня в роддом. Эта история не начинается с банального «Хэппи Энда» чьей-то жизни. Это уже давно пройдено. Ее звали Мая Роттенберг. Студентка, вроде бы шестнадцать лет или семнадцать. Она была на восьмом месяце беременности. Ребенка хотела, как и ее парень — Сай Морри. Пара была счастлива, родители согласны с выбором их детей. Они были готовы пожениться. Но вот незадача, — Ламар усмехнулась, издав тихий смешок, — он — гуль! И, что с этого следует? — Нейт поднимает взгляд на Ури, ожидая его ответа.       — Ребенок — полу-гуль, — отвечает парень и откидывает голову, глядя на сияющую улыбку на лице сероглазой.       — Бинго, следователь! Ха, вот. Не знала она, не знала, и бац! Застает его жрущего на кухне. Он ел своего друга. Что-то неподелили. Что-то пошло не так. Ссора. Не важно, — Ламар поднимается до груди закидывает одну руку на бортик ванной, — ребенок оказался недоношенным на несколько недель. Не страшно. Жив же. Ац, а вот в тоже время в роддоме рожала другая девушка. Сумо Мортира, дочь там какого-то губернатора, или что-то такого. И вот, ребенок оказывается мертвым. Слезы. Истерика. И тут она понимает, что ребёночек Маи — жив живехенек. Ну, что ты думаешь? Что дальше?       — Она подговаривает врачей, чтобы они сказали Роттенберг, что ребенок умер, приносят ей труп ребенка Сумо. Ведь так? — Куки приподнимает бровь, когда девушка мягко ему кивает. — Все равно не могу понять к чему ты ведёшь. При чем тут это и ты?       — Ох, ну дослушай ведь, Ури-кун, — Ламар вздохнула, пожав плечами, — девочку назвали Энни. Милое имя для милой девчушки. Знаешь же, что натура гуля проявляется не сразу. Через пару лет. И вот, жили себе семейка, позабыв уже и про бедняжку Маю, которая с ума сошла от понимания, что ребенок, которого она так берегла и носила под сердцем — мертв. Ох, какой скандал был в доме Мортира, когда Эйджел узнал, что не его это ребенок. Что все семь лет Сумо врала ему, удерживая с помощью Энни. Вечные ссоры привели к тому, что Сумо и Эйджел разошлись. От горя женщина девать не знала куда себя. Пила. Била девочку. Утверждала, что ее это рук дело. Что все эти четыре года, что она потратила на то, чтобы скрыть натуру дочери пошли коту под хвост. А все почеееему? — Нейтан издала тихий смешок и подняла ногу, задев кран горячей воды, пуская ту в остывшую, — малышка не вовремя села есть. Отец узнал — развод, — девушка покачала головой, опустив взгляд на руки, которые опустила под воду, — эмоциональное состояние пошло по такой… Все, короче, пошло к черту. Моральное и психическое здоровье. Желание жить. И что остаётся ребенку? Винить себя. Винить. Винить. Винить. Но что потом? Натура гуля берет вверх и в очередной раз она срывается. Рвет горло матери под крики. Разрывает грудную клетку. Съедает сердце и, кажется, печень. Но потом… Потом приходит осознание того, что ты сделал. Как щелчок, — Нейтан щёлкнула пальцами возле своего лица, — вот так. Тошнит. И все, абсолютно все, что ты съел — тут же испорожняется в тело трупа. Она сбежала. И долго. Очень долго скрывалась. Энни могла бы вечно рыскать среди трупов, ища себе еды, если бы не Йошитоки Вашу. Он был удивлен тем, как ребенок яро защищал кусок гнилой еды, показываясь перед голубями во всей красе, — девушка вытянула руку из воды и чуть наклонила голову, наблюдая за тем, как вода стекает по медленно регенерирующим частям кожи, — предложил сделку: помогаю тебе — помогаешь мне. Кто-то бы сказал ей тогда: «Выбор есть всегда!!!», но это не так. Когда тебе говорят «Либо присоединяйся к нам, и ты больше никогда не попадешь в такую ситуацию, либо иди прочь, подвергая себя бесконечной беготне, голоду и смерти». Конечно, выбор очевиден. Просто было страшно, просто желала жить, а все остальное было уже совершенно неважно. Приходилось делить все с другой семьёй и стараться привыкнуть к тому, что кто-то трепает твои волосы и заботиться. Ей дали новое имя, новую биографию, изменили возраст. Все, чтобы скрыть кем она была. Энни Мортира пропала в тот же момент, когда появилась Катана. Безжалостное существо. Одноглазый гуль. И с каждым днём становилось все сложнее сдержать свою натуру. Приходилось приучивать себя к чему-то. По-моему, она любила книги. До безумия. Могла всю ночь читать. Думала, что жизнь за стенами Солнечного Сада всегда будут такими. Сдружилась с Камиширо Ризе и Нимурой Фурутой. Общалась с Хаиру Ихей, считая ее лучшей подругой. Советовалась с Аримой Кишо, называя его «Кирпич-кун». Считала Мацури своим братом. Улыбалась им все, — улыбнувшись, Нейтан откинула голову, прикусив губу, — потом все рухнуло. Её заставили выйти за пределы стен, заставили вступить в место, откуда выпускали тех, кто убивал таких, как она. И ее стало интересовать кто она. Кто же это такая — Энни Мортира. Кем она была. И узнала. Узнала абсолютно все, сама. Сама нашла Маю Роттенберг. И вот, стоит перед дверью и боится постучать. Что-то в горле комом стало. Знаешь, это чувство, когда понимаешь, что внутри сейчас все сгорит до тла. Информации было столь мало, что казалось, что Мая Роттенберг — просто призрак прошлого. Что нет ее, понимаешь? Дверь открывается со скрипом и женщина перед ней поднимает взгляд усталых серых глаз. Дверь практически захлопывается и женщина кричит, что ничего не знает. Что не знает где он. Конечно, о чем ещё могла подумать Мая, увидев голубя на пороге своего дома? Но, объяснения дали понять, что Энни пришла сюда совершенно не за тем. Разговор затянулся. Кажется, они выпили стакана три кофе. Но фраза «я ваша дочь» так и не прозвучала. Пришлось уйти и пообещать, что она вернётся. И вернулась, когда понадобилась помощь. Когда был выбор: раскрыть все карты своей команды, признавшись, что она — Катана, либо подставить собственную мать. Жить все хотят, и выбор был очевиден.       — Постой, к чему ты ведёшь? — Ури наклонил голову. Картинка все никак не складывалась в его голове и рассказ казался ему слишком запутанным. Не так пишут в отчётах. Будто Нейтан была там и видела все, что происходило. Будто она все это переживала.       — Мая Роттенберг — искусственный гуль, которого создал Кано из пересаженной женщине руки ее дочери. Поэтому никто не заподозрил неладное. Мае промыли мозги и вуаля, Катана 2.0 в строю. А дочь продолжала пахать. Продолжала, понимаешь? — прикрывая грудь рукой, Нейтан переместилась на другой бок ванны и откинула голову, глядя на Куки, — в Q's, Урие. Ты знал ее и видел каждый божий день, Урие. Доверял и улыбался. Это я, Ури. Я — Энни Мортира. Я — Катана. Фурута знал, — Урие срывается с места и отходит к стене, а Нейтан закрывает глаза, опускаясь по подбородок в воду. Девушка будто сбросила с души такой камень, от которого до конца бы века не избавилась, — что-то вечно щелкает в моей голове и все больше мне кажется, что я схожу с ума. Как думаешь, что я чувствовала, когда погибла Ризе? Была готова разорвать Канеки Кена, лишь бы ещё раз услышать её смех и голос. Глупое «Я не хочу становиться бабушкой!». Как думаешь, что я чувствовала, когда погибла Хаиру? Я была готова рвать и метать. Как думаешь, что я чувствовала, когда погиб Арима Кишо? Я хотела выстрелом вышибить себе мозги, чтобы не думать больше о нем. Как думаешь, что я чувствовала, когда погиб Йошитоки Вашу? Я хотела выскребсти свою душу. Как думаешь, что я чувствовала, когда погиб Фурута? Я готова была умереть, лишь бы он был жив. Как думаешь, что я чувствовала, когда ты так загадочно пропал? Ничего, Урие, — вздохнув, Нейтан повернула голову, и расплылась в мягкой улыбке, глядя серыми глазами на отвращение на лице парня, — потому что я пустая. Потому что я отдала тебе все свои чувства в руки. Всю себя. Не просила ничего в замен, и ловила все твои улыбки. Мне было гадко и тошно, потому что где-то там внутри я понимала, что делаю это лишь потому, что хотела вновь почувствовать себя нужной и настоящей. Но все равно я была фальшивой. И… Так легко сейчас говорить тебе об этом. Наверное, просто потому, что осталось мне не так много. Отец мой — Сай, был из семьи побочной ветви Вашу. Мать — Мая, всего лишь утроба. И дети, такие как я, живут недолго, Куки. И страшно становится, — сев, Нейтан прижала к себе колени, дёрнув пробку в ванной, — потому что я не оставлю абсолютно ничего после себя. Абсолютно. Фурута любил Ризе, а она так подло обошлась с ним и он убил ее. И мне стало страшно, что когда-то такое же станет со мной. Ведь что я такое? Как ты там сказал… — девушка усмехается, уткнувшись лицом в колени, — Всего. Лишь. Монстр. — голос дрогнул и слезы потоком полелись по её щекам, — я не хочу. Не хочу. Я же хотела перестать думать об этом, отпустить все, перестать. Но каждый божий раз, клянусь, когда я закрываю глаза — я вижу их. И каждый из них что-то оставил в этой жизни. Тут. Сейчас. А что я? Умру и никто уже не вспомнит. А я не хочу. Не хочу продолжать. Не хочу заканчивать. И сколько мне осталось? Год? Два? А может быть я умру завтра? Родители заботиться пытаются о нас, но на деле выходит совершенно иное. Они думают, что если старше, так знают о мире больше, чем мы, но это мы, молодое поколение, учим их всем этим гаджетам, это мы придумываем новые рецепты, новые технологии. Я прекрасно понимаю, что Йошитоки хотел для меня лишь самого лучшего. Мне так непривычно сначала принимать его советы, желая самостоятельно изучить этот мир. Туда не иди. То не делай. Подними голову, ты ведь Вашу. Улыбнись, твои враги не должны видеть твоих слез и слабости. Влюбленность — мимолетна. Он всего человек. Еда. Господи, я опять говорю об этом… — Нейт рассмеялась, хохотом отдаваясь в темных углах её же разума, — с великой силой приходит и большая ответственность. Да, я знаю. Иногда в моей голове происходит какой-то «щелк»… Какой-то «щелк». И… — девушка замолкает, приподнимая бровь. Что это сейчас было? — ох, о чем это я? Ах, да. Когда в последний раз я была зла и расстроена — я нечаянно убила человека, которого считала своей лучшей подругой. Можешь считать меня сумасшедшей, но, когда мне плохо — я звоню на ее номер. Да, пересылает на автоответчик. Я даже не знаю сколько там сообщений уже. Она была… Мразью. Но я любила ее. Потому что она была всегда рядом. Мне было ужасно сложно видеть её по ту сторону стекла, всю обгоревшую, на границе между жизнью и смертью. Сложно было врать её родителям, что это было замыкание электрических проводов. И как я осталась жива и невредима. Это… Сложно, блять. Сложно смотреть в глаза и видеть надежду, когда ее, блять, нет и быть не может. Когда знаешь, что это конец, но ты всё равно сидишь под палатой, и ждёшь этого часа, будто без этого просто никак. Убивает, знаешь ли. Сгниваешь медленно изнутри. Это смешно, честно. Наверное, продолжать можно было вечно. Вечно говорить о проблемах, которые вечно преследовали, но так гадко говорить о тех поступках, что я творила не в свое лучшее время. Норма ли это? Нормально ли это оступаться? Делать все, чтобы эта боль закончилась? Думаю, ответ у каждого человека разный. Мы играем с судьбой, будто это наш лучший друг, который всегда поддержит и пожалеет, но это не так. Жизнь ударит тебя лицом об кафель, сломав твои розовые очки, а с ними и улыбку. Маска детства падает на пол, разбиваясь в щепки, и теперь ты видишь этот мир таким гнилым, какой он есть на самом деле. И больше ты не веришь. Никому. Даже себе. Доверие — вещь хлипкая. Добиться его сложно, практически невозможно, но вот потерять можно ступив лишь один неверный шаг или набрав воздух не там. Это так смешно. Люди борются за то, что им никогда не будет принадлежать так, что готовы убить друг друга, придумывая массы изощрённых способов.       Для такой работы и создана Нейтан. Создана, чтобы убивать. Создана, чтобы делать больно. Но хочет ли она сама этого? Больше нет. Прощай, прошлая жижньн. Прощай… Энни. «Привет, Нейтан Ламар, да?». Это фраза когда-то заставила девушку сидеть часами и выкуривать неизвестно какую уж по счету то ли сигарету, то ли пачку сигарет. Раньше это волновала её, а сейчас она приняла просто то, что жизнь даёт что-то не просто так, и вечно надоедливый с одной стороны звук тишины стал для неё единственным и самым верным собеседником. С каких таких пор, спросите вы. Просто к людям часто приходит осознание их поступков и отношения к другим. Они смотрят на мир с другой стороны.       Нейт все это время была слишком пессимистична. Реализм для неё был чем-то на уровне непостижимого овладения своими эмоциями. И это тоже пессимизм. Все это время Ламар выдумывала себе столько поводов для бессонницы, для раздражимости. А ответ был так же близко. Она знала его, как свои пять пальцев. Но чтобы выкопать ответ из своего разуме девушке пришлось сломать свои кости и стирать кожу до крови? Люди глупы, и думают, что проблемы можно решить простым сном. Легко. Но для гулю недостаточно просто переспать проблему. Она решит её, даже это навредит её здоровью. И что в итоге?       Когда это она начала испытывать какие-то чувства к остальным? Когда общество костлявых смертников начало вот так отпечатывать в её душе свои следы, меняя отношение к окружающим? Когда её душа прекратила сгнивать, а начала покрываться цветами? Это совершенно не похоже на Катану. Её в последнее время считали высокомерной сукой, которая прячется от своих проблем. И не смотря на это все, на все достижения, единственное, что так и осталось непостижимо для Нейтан — Урие, мать вашу, Куки. Как бы не пыталась — ей всегда что-то мешает. «Сейчас не время…». Это так бесило девушку. «Кто смеет указывать мне?!» Никто. Вот именно. Никто не имел права запрещать ей умирать, но все же запретили же, блять. И теперь она тут, сидит с ним в полной чертовой тишине, которая бросает её разум по закоулкам воспоминаний, разрешая неприятному гулу в ушах усилиться и бить по вискам. Урие вздохнул как можно больше воздуха в лёгкие и присел на корточки возле девушки. Эти перемены в её настроении заставляли Куки желать напиться. Успокоительное и болеутоляющее — уже не действует. Нужно что покрепче. Коньяк, например. Он, вроде бы, всё ещё валялся в какой-то из коробок.       — Продолжишь нести эту чушь, Нейтан Ламар, то я уйду на поиски другой девушки, — Куки стирает мокрые дорожки с лица девушки, когда та поднимает голову и смотрит на него, — затолкаю в твой грёбаный рот шоколадку и пол килограмма мандаринов. Сдохнешь раньше времени. И дело в шляпе.       Почесав затылок, девушка резко дернула головой в бок, сверкнув красным цветов зрачков в темноту, откуда доносился лёгкий запах крови, что так и сводил гуля каждый раз с ума, заставляя её не отдавать отчёт своим действиям. Она поворачивается к Ури и… Дверь с грохотом закрывается за спиной Куки. Он щелкает выключателем, погружая ванную комнату в мрак, да тьму, что таят в себе столько секретов и страхов, что безвозвратно губят людей в своих объятиях. Нейтан падает в объятия теплой постели, укутываясь в плед под работающим кондиционером.       Её морозило, а тело вздрагивало от каждого вздоха. Ничего не стоящий и не выражающий взгляд Нейтан сейчас был направлен в темноту сомкнутых век, желая хоть завтра наконец выспаться. Сил практически не осталось ни на что, а что уж говорить о её желании жить? Оно потеряно. Сон вновь забирает следователя в свои теплые и приветливые, с одной стороны, объятия, в надежде, что сегодня все будет по другому. А может быть, объятия были столь настоящие, как и тело Куки позади ее спины? Черт его знает. Вот она, жизнь вдвоем. Когда вы можете бить посуду и кричать друг на друга. Когда вы можете не спать ночь и наслаждаться друг другом. И вам никто ничего не скажет. Кроме соседей, если, конечно, звукоизоляция стен даст сбой. А так, они полностью защищены от всего. Кроме друг друга.