Пятеро полуживых

— И минуты не проходит, чтобы я об этом не вспоминал. Ох, если бы я помнил все, а то ведь вспышками. Первая, Дагестан, а дальше эшелонами в Грозный — тут уже вторая. Еду в теплушке и трясусь, молчали новости о том, сколько в Афганистане полегло, а я знал, знал и ехал. Матери не сказал. Она старая думала, что я на пески поеду, красоту складчатых оценить, там и Чёрное море, да живописные фрукты прямо с веток свисают. Я толком и повоевать не успел, выпустил два патрона, и все — в плен. Вот это я хорошо помню. Ваня поднёс стакан к губам, расплескав костлявой рукой половину. Дальше повернулся к окну и зубами достал сигарету из пачки. — Все в порядке? Вы можете продолжать говорить? — Я не могу сказать, как в эту яму поганую попал, ну знаете, яму — скидывают тела в отключке и выкуп у государства требуют, так у них плен называется. Нас, молодых солдатиков, кто ж выкупать-то станет? Глаза открываю: вокруг окаменелая земля, лучик света еле до дна доходит. Темно-кровавый оттенок земли вокруг. Свет ласкает своими касаниями лица пятерых полуживых пленных. Ваня начал шевелиться. Кровь на коже парня смешалась с сухой грязью, он медленно перевернулся на спину. — Папироски не найдётся? В огромной скалистой выемке виднелась фигура мужчины. Лицо наполовину запряталось в тени. Ноги его плотно были прижаты к оголенному торсу, а левая рука к шее. — Да, конечно. Ваня стремительно подполз к мужчине, по инерции вытянув пачку из заднего кармана. Тогда он смог разглядеть лицо. — Смотрю, бледный-бледный, знаете, как небо осеннее, с сероватым таким, даже фиолетовым оттенком. Борода темная и волосы ещё сильнее на таком лице выделялись. И глаза уставшие. Нет, никак после длительного рабочего дня. Клянусь, вы такого взгляда никогда не видели. Тяжёлый, какой-то окровавленный и совершенно потухший. А на шее рука постоянно, проткнули штырем сволочи. — Меня Ваня зовут. — Капитан Ларин. Приятно познакомиться, Ваня. — Здравия желаю. — Да брось ты. Капитан протянул правую руку парню и очень слабо пожал. — Ты, Иван, давно в Грозном? — Служу рядовым уже неделю. — Ещё долго продержался. Слушай значит, в конфликт не лезь — яйца отвинтят, у них тут методы такие. Если наше уважаемое и любимое правительство решит показать себя героями, тебя выкупят и твоих товарищей тоже. Ваня первый раз обернулся на боевых друзей — Витя и Андрей лежали, казалось, впечатавшись в голую землю. — Мы с ними со школьной скамейки. Сколько грамм насвая и сожженных дневников вместе прошли, а войну наша дружба не выдержала. — Ах, да. Как неудобно. Познакомься, Ванюша, с единственной обитательницей нашей пещеры — Ксенией. В скалистой выемке Иван заметил прижавшуюся к капитану хрупкую девушку. — Ксюшка. «Лишь бы её спасти» — вот, что у всех у нас в голове было. Совсем девчонка, двадцать лет, журналистка. Жалко. В платьишке своём черненьком да в капитановской гимнастёрке всегда сидела и о своём думала. Потерянная такая, казалась мне сначала беззащитной. Волосы каштановые, в них свет так и игрался. Личико до ужаса выразительное. Сразу видно одно было — сильная, никогда и слезинки не уронила. И в капитана нашего влюбилась. Больше за его шею переживала, чем за свою жизнь. Каждый второй день по ленточке от платья отрывала и как бинтик ему накладывала. Тут Иван попросил у журналистки перерыв — сходить купить ещё одну пачку.