***
За своими тренировками Гарри и не замечал настроения Северуса, а вот сегодня словно обухом ударило, когда он взглянул на наставника, от которого просто разило обреченностью, пополам со смертельной усталостью. Как и каждый вечер до этого, Гарри отрабатывал последовательность действий, когда его с Седриком забросит порталом в гости к Темному лорду. Детально, шаг за шагом, он воссоздал обстоятельства того вечера, и сейчас, ну, можно сказать, репетировал. Северус появился в Выручай-комнате, когда мышцы Поттера, отчаянно сопротивляясь, отказались от еще одной попытки прогнать сценарий заново. Вытирая мокрые от пота шею и лицо, Гарри замер, впервые, за много лет общения со Снейпом, ощутив ничем не прикрытые эмоции наставника. Этот год будет сложным для него, Гарри, но и для Северуса, тоже. Ему снова предстоит нацепить личину шпиона. Гарри ясно ощущал и его отчаяние, и ярость, и ужас. Он никогда не спрашивал Снейпа, что тому как двойному агенту приходилось делать, через что переступать, через себя-то уж точно, и не один раз. Наверное, Поттер был трусом, потому что боялся получить правдивый ответ, а ничего иного кроме правды в их отношениях и не было. Северус замер рядом с камином, слишком близко к гудящему пламени. По обыкновению во всем черном, мрачный, колючий, ледяной. Гарри подошел к нему, слегка касаясь плечом, опустил подбородок, глядя на угли. Два человека, у которых не было выбора, молча стояли у камина, пока толстые поленья, прогорев, не распались тлеющими углями.***
Гарри задумчиво смотрел на Рона, который в свою очередь искоса поглядывал на Гермиону. Раздражал этот взгляд рыжего просто до слепого бешенства. Гарри бы ощутить вину, ведь они встречались, его друзья, в той, другой реальности, и, кажется, были влюблены, а тут он, Поттер, влез, не спрося. Может, он разрушил что-то большое и светлое? Гарри с трудом отвернулся от однокурсника, становясь еще злее от последней мысли. А Гермиона ничего не замечала, с восторгом смотрела за прибытием учеников Шармбатона и Дурмстранга, как и все строила предположения и выглядела довольно взволнованно. Перед праздничным ужином он прогнал еще раз сценарий первой встречи с воскрешенным лордом, доводя действия до автоматизма. Приманить кубок одновременно трансгрессируя к Седрику получалось через раз, но Гарри не сдавался. На ужин он пришел усталый и дико голодный, не обращая внимания на речь директора и взволнованных учеников, наполнял тарелку. Все смотрели на красавиц вейл, суровых дурмстрангцев во главе с Крамом, а удивленная Гермиона таращилась на Гарри, поглощающего еду в непривычно пугающих объемах. Он ухмыльнулся, подтягивая поближе галету с персиками, украшенную башней из взбитых сливок, посмотрел, прищурившись, и с тоской отодвинул. Не потянет он сегодня сие творение. — Вечная слава ожидает того ученика, который выиграет Турнир трех волшебников… Да-да, проходили, знаем, а вот зеленое яблочко он, пожалуй, потянет. От сытости тянуло в сон, и Гарри мечтал о моменте когда, наконец, придавит подушку. Вот только в комнате его ждал сюрприз. Нервный Рон переминался с ноги на ногу и явно ждал Гарри. Краснея и смущаясь, он явно не знал, как начать разговор, вот только Поттер ему помогать не будет. Подушка манила, обещала покой и с каждой секундой выглядела все соблазнительней. — Э-э, Гарри? — Да? Рон снова замолчал. Ну, просто, отлично! Вероятность того, что Уизли будет убит и прикопан под ближайшим кустом уверенно стремилась к единице. — Э, Гарри, а вы с Гермионой… ну, встречаетесь? Он знал, к чему был задан этот вопрос, и знание это ему совершенно не нравилось. И дико захотелось соврать, сказать, что да, встречаются, и чтобы держался подальше и не смотрел в ее сторону вообще. — Нет, мы просто друзья, — выдавил Гарри, с трудом ворочая языком. — А, ну, здорово, — заулыбался Рон. Чтобы не думать о том, как бы побольнее стереть эту улыбку, полную облегчения и надежды, Гарри рухнул в кровать, накрываясь с головой одеялом, ругая себя за слепоту. Гермиона и Северус — самые близкие и родные люди для него, конечно, он чувствовал привязанность, но то, что все намного глубже осознал лишь сейчас. А в той, другой реальности, неужели он тоже чувствовал к Гермионе что-то еще помимо дружбы? Неужели поэтому, здесь и сейчас, он так просто вычеркнул Рона из своей жизни, словно тот мешал ему… Мешал ему что? Быть с Гермионой? Ну, быть, в смысле парой? Встречаться, целоваться тайком у озера и в десятке темных уголков огромного замка? Мгновенно вспыхнули щеки. Захотелось бежать прямо сейчас к ней, посмотреть ей в глаза и понять, все это действительно правда? В эту ночь мысли Волан-де-Морта не беспокоили сон, а беспокоили видения другого рода, столь реалистичные, что бросало в жар.***
Гарри не мог смотреть на нее как обычно. Он лишь надеялся, что со стороны не столь очевидна та тоскливая жадность, что он ощущал в районе солнечного сплетения. И то, что от взгляда его, прямого и изучающего, явно смущается Гермиона, не приносило облегчения. Сириусу он написал торопливое и очень сумбурное письмо, ни разу не упомянув мучащие его сны с участием Темного лорда — чтобы ему икалось в особо тяжком ритме! — но описав весь спектр чувств и эмоций, что внезапно открыл в себе по поводу Гермионы. И как всегда, написав и тут же пожалев о своей откровенности, он получил еще одно неоспоримое доказательство того, что снедают его далеко не дружеские чувства. Помимо появляющегося слишком часто рядом с Гермионой Уизли очень близко стал мелькать еще один гражданин. Иностранный. И хоть вел он себя сдержанно, но подкованный знанием истории Гарри выводы сделал и Гермиону одну не оставлял, если только поспать, хотя он не отказался бы и тогда оставаться рядом. Поттер тяжело вздохнул, мотнув головой. Она взрослеет, красивая, а вокруг полно мудаков. И он, кажется, один из них. Сидя вечером рядом с камином, ожидая, когда въедливая Гермиона еще раз прочтет уже готовый конспект по травологии, Гарри неожиданно поймал себя на том, что уже довольно давно подруга не читает, а смотрит на него, а он сам неосознанно скользит большим пальцем по костяшкам ее свободной руки невинной лаской. — Прочитала? — улыбнулся он. — На мое не взглянешь? — Расставаться с ней пока не хотелось. С трудом отпустив ее руку на лестнице, где им предстояло разойтись в разные стороны, и, пожелав спокойных снов, едва удержал себя от поцелуя. В щеку. Гермиона бы удивилась, наверное, и могла начать сторониться. Этот вечер значился последним спокойным, с завтрашнего дня начнется нездоровая канитель из-за листочка с его именем, что выплюнет кубок. А пока можно поспать, надеясь, что ему в этот раз ничего не приснится. Впрочем, пусть снится. Лишь бы не драма. Лишь бы не порно.