Рассуждения Франа. Семь

      Гола Моска – обретшая сознание мертвая машина, слаженная работа механизмов и токов. Впрочем, он является больше, чем просто роботом… Безумное творение могло бы быть монстром Франкенштейна, окажись детали не из стали, а из человеческого мяса. Фран воспринимал Моску как предмет интерьера, время от времени вздыхающий, а на миссии разносящий все в пух и прах. Всякое действие точнО до последнего миллиметра, выверена до градуса траектория каждого движения. Поистине совершенная машина для убийств, но самая безумная кандидатура для хранителя Облака.       - Он ведь даже говорить не может, - тянет Фран, почесывая нос.       - А ему и не надо, - фыркает босс, насмешливо щурясь.       По красному стеклу глаз скачут ежесекундно меняющиеся цифры, обновляя показатели состояния. Тяжелое дыхание вырывается из трубок с гулким шипением, мелкой дрожью сотрясая широкую грудь. Там, за пересчетом крутящихся колесиков-шестеренок, крутится ежом горячее пламя, но даже ему не под силу насытить голод стальных мышц.

***

      Взрыв обваливает стену с неистовым грохотом, и пыль заволакивает все вокруг фиолетовой тучей. Обсидиановая фигура Голы Моски выходит из нее, щедро кормя разорванные тела свинцовыми плодами. Медвежья сила выворачивает обломки в зубах арматуры, круглые глаза горят гематитами. Шумеры наверняка смогли бы узнать в нем своего Эрру, тщетно пытающегося насытить свое бездонное нутро чужими жизнями.       - И сколько здесь было народу?       - Вррой! Сколько было, столько и осталось, - рычит сотто капо, откидывая обугленную ногу. – Только были живые, а стали мертвые!       - Вы не умеете острить, капитан Истерика.       - ЗАТКНИСЬ!!!       Моска выходит, венчая лысую голову-голый череп в оловянной тяжелой коже дымчатым виноградным венком, и дышит громче обычного. Органы у него определенно в узорах яшмы. Франу кажется, что если бы у этой машины был рот, он растянулся бы сейчас в широкой улыбке.

***

      Вечерние тени стелются по гостиной аметистовыми цветами, навевая дремоту. Молодой иллюзионист всматривается в неподвижность разъедаемых коррозией стальных пластинок.       - Какой же должен быть голод, чтобы начать есть самого себя? - бормочет Фран, вертя в пальцах «коня».       Моска предсказуемо не отвечает, только слегка кивает, выражая понимание. Как искусственный интеллект, он играет в шахматы так же, как стреляет из своих пушек или складывает листы бумаги. Безупречно. Но Франа больше интересует Моска, который сам перемещается по квадратам пространства как шахматная фигура.       - Если бы мы были шахматами, кем бы стал ты?       Моска дышит, дышит, потом аккуратно берет черную ладью и выдвигает ее вперед.       - Вот оно ка-а-ак… - тянет Фран, поднимая глаза. – Что ж, похоже на правду…       Всё оказывается просто, как выгоревший уголь. Облако следует за небом, подчиняясь его желаниям: в этом вся его работа. Голе Моске, действительно, не нужно говорить.