Распутье времён

      Беллатриса смеялась, путалась в юбках платья, спотыкалась о ступеньки на лестнице, чуть ли не бежала за ним, а Геллерт, держа за её за руку, буквально волочил за собой. — Подожди. — тихо смеясь, шептала она. — Больше не могу. — отвечал ей маг, буквально.       То, что они уже в спальне, он заметил, когда споткнулся о кровать и повалился на нее, не выпуская возлюбленную из объятий. Он страстно целовал её губы, в изнеможении теребя ленты на корсете её платья, стараясь развязать банты. Девушка смеялась, так же страстно, с огнём отвечала на поцелуи. — Проклятье. — прошептал маг и отстранился от неё.       Беллатриса приподнялась на локтях, пытаясь понять что заставило Грин-де-Вальда отстраниться от неё сейчас.       Мужчина, склонившись над ней, дрожащими руками дёргал за ленты на корсете, пытаясь развязать, освободить, желанное тело из-под слоя кружев, гипюра и шёлка. Беллатриса только рассмеялась. — Это фальшивая шнуровка, настоящая находится сзади. — пояснила она. — К чёрту… — прошептал он и ухватившись двумя руками за декольте платья, дернул изо всех сил вниз.       Бусины и камни посыпались на пол с дразнящим звоном. Одним аккуратным движением он вынул серебряный гребень из её волос, с прикреплённой к нему фатой, и отшвырнул в сторону. Девушка высвободилась из остатков дорого платья, сбрасывая их на пол. Она завела руки за голову, и вынула что-то из волос, от чего высокая причёска рассыпалась по плечам смоляными кудрями. Беллатриса, сидя перед мужчиной в кружевной сорочке и белых чулках, изогнулась в спине, устраиваясь в сексуальной позе. Грин-де-Вальд прекрасно понимал, что ни один мужчина сейчас бы не смог остановиться и устоять перед этим молодым и идеальным женским телом.       Он сбросил камзол на пол, высвободился из белой, накрахмаленной рубашки, и отправил её в след за предыдущей вещью. Они сплелись в безумный, извивающийся узел, ее ноги оплели его бедра, его руки жадно ласкали ее тело. Губы Беллатрисы Геллерт чувствовал везде — на груди, на плечах, на животе, снова на своих губах. Она вырывалась от него, забыв, что сама крепко прижимается к нему. Он мечтал только об одном: сорвать с нее последнюю одежду и овладеть наконец этим любимым и желанным телом. Забыть, не думать о том, что это возможно последняя их ночь, не дать ей самой подумать об этом, стереть всякое плохое воспоминание своими поцелуями, своей любовью!       Он видел, что ее сопротивление уже сломлено, и, когда его нетерпеливые руки заскользили по ее бедрам, Беллатриса издала долгий и страстный стон. Их сердца бились с бешеной скоростью, их тела пожирало пламя страсти, и в этом огне они горели с радостью, и жаждали все новых опаляющих ласк. Она выгнулась, скользя напряженными сосками, проявлявшимися сквозь тонкую ткань сорочки по его груди. Геллерт, скользя по её гладкой коже вверх, задрал невесть как задержавшуюся на ней сорочку, заскользил губами по нежной коже ее живота, вниз, вниз, к бедрам, затем нарочито медленно потянул тонкую ткань белых кружевных трусиков… Когда она почувствовала, как его губы и язык коснулись ее плоти, то глухо застонала и сама освободилась от остатков одежды. Он чуть приподнялся над ней, шепча бессвязные, не имеющие сейчас смысла слова и вновь приник к телу Беллатрисы. — Я хочу тебя. Сейчас, немедленно! — О, Геллерт, да! Да! Да! Она выгнулась, словно тростинка от лёгкого тёплого дуновения ветерка, под его горячим телом. Её ноги обвились вокруг его талии, руки, скользнув по его напряженной спине, впились в его плечи, Геллерт, застонав от невыносимого, убийственного блаженства, он резко совал с неё последнюю деталь гардероба и вошел в нее, растворился в жидком серебре, и оба они потеряли счет времени. Ничего не было вокруг, и слова были не нужны, но он все-таки произносил их, то ли кричал, то ли шептал, а Беллатриса отвечала ему тихим эхом. Он с некоторым раскаянием подумал, что она должна хотеть более спокойной и нежной ласки, но в ту же секунду эти мысли исчезли, и осталось лишь восторженное изумление перед тем, как они превратились в единое существо, а еще пришла спокойная уверенность, что теперь ничто в мире не способно их разъединить. Он всеми силами старается заполнить каждую клеточку её шёлковой коши, каждую родинку на её белоснежном теле, каждый звук, что шепчат её ненасытные уста. под стиснутыми веками вдруг вспыхивает ослепительный взрыв, и вселенная стремительно сворачивается в маленькую пылающую точку, а затем снова расцветает огромным огненным цветком…       Ещё вчера ей казалось произошла первая встреча, ещё вчера он называл её глупой школьницей, а сегодня, сейчас, примкнув горячими устами к её шее, он трепетно звал её своей Беллой, клялся в любви. Есть вещи, которые раз увидев, уже не сможешь выбросить из памяти никогда.       Он до сих пор не мог поверить, что сможет оставить её здесь одну. Что, возможно, больше не увидит блеск этих чёрных глаз, не услышит это бархатный, манящий голос, что больше не ощутит шёлк её кожи под своей ладонью… Сейчас он точно осознавал, что ей будет сложнее переносить расставание. Пробыв с ней рядом несколько недель, он успел изучить её характер. Впечатлительная, местами, через чур гордая. Примесь безумия, присущая всему родству Блэков, была в ней выражена ярко. Это безумие притягивало. Местами Белла была немного истерична. Грин-де-Вальд улыбнулся, вспомнив тот момент, когда она, оказавшись не права в их споре, киданула в него первое, что попало под руку, а именно — маггловскую теннисную ракетку. И чёрт подери, как же больно она бьёт! Особенно в затылок. Но не смотря на все свои признаки самообороны от воздействия общества, Белла не была психически устойчивой. Её очень просто обидеть, хоть она этого и не показывает. Она старается всегда быть на высоте и показывать высшие пилотажи мастерства в боевой магии и магии вообще. Беллатриса привыкла, что слёзы — это признак слабости. Её научили этому. Она старается бороться с эмоциями, но счёт пока-что идёт не в её пользу. Геллерт боялся, что как только он исчезнет, она свихнётся. Станет безумной. Перестанет быть восприимчива к этическим ценностям, вследствие чего будет склонна к агрессивным реакциям и беспринципности. Страдания, которые она будет способна причинить окружающим, не будут доставлять ей морального дискомфорта. Беллатриса станет чудовищем. Этого маг хотел меньше всего. Он мнил себе будущее, где встретит этот цветок. И она будет всё такой же, гордой и непозволительно желанной. — Я буду вынужден стереть тебе все воспоминания обо мне. — вдруг заговорил Грин-де-Вальд. Беллатриса, некогда лежащая на его груди, привстала и осмотрела его вопросительным взглядом, будто бы спрашивая: «ты совсем дурной?». — Белла, так будет лучше, сама подумай. Я не хочу чтобы ты терзала себя тревожными мыслями, и до душевной боли приятными воспоминаниями. Я не хочу, чтобы ты страдала. — его рука скользит вниз по её спине, поглаживая. Беллатриса некоторое время молчит, отводит взгляд в стену, нервно поджав губы, думает. — Ты прав. — как бы больно ей не было это говорить, но она понимала, что так будет лучше. — Но ты будешь всё помнить, — вдруг заговорила она, — тогда, просто знай, что ты лучшее, что могло бы случится в моей чёртовой жизни. Я это знаю наперёд. Мужчина улыбается. Целует её в губы, впереди у них вся ночь, чтобы попрощаться. Весь мир, все ценности и все его размышления о жизни перевернулись, стоило лишь встретить её, стоило лишь влюбиться. Все рано или поздно влюбляются. Даже женщины.