Purple Sunrise

      Выпускной.       Такое страшное и манящее одновременно слово. С момента оглашения вслух на собрании, что этот год обучения в старшей школе — последний, класс разделился на две части: первая с нетерпением в заднице ждала грандиозной вечеринки и, естественно, попойки, а вторая боязливо оценивала свои шансы поступления в университет. Школьники также понимали, что их дороги рано или поздно разойдутся, уступая место семье, детям, карьере и прочим радостям обыкновенной человеческой жизни, о которой грезил каждый второй выпускник. Но, даже учитывая это самое понимание, речей «лучших друзей», которые обещались друг другу быть вместе даже после смерти, было столько, что разномастные глаза Элисон Флеймс закатывались чуть ли не каждые пять минут нахождения в классе, а привычное спокойствие постепенно сменяло раздражение.       Реакция лучшего друга на поведение одноклассников забавляла Салли-кромсали, потому он позволял себе задерживать на девушке более долгий взгляд, сопровождающийся невидимой никому полуулыбкой, о которой знали лишь люди, проводящие большую часть своего времени вместе с ним.       Они познакомились через несколько дней после его переезда в апартаменты Эддисона. Фишер тогда только осваивался в доме, и все закрытые двери нежилых квартир были ему интереснее любых чудес света. Ванная на пятом этаже стала одним из них и, как оказалось, не только его оно к себе приманило. Сал не хотел ее тревожить, но неуклюжесть взяла верх, а опрокинутое на кафель ржавое ведро сделало свое дело. Элисон не кричала только потому, что перепугалась до полусмерти и просто потеряла дар речи, хотя после того, как пришла в себя, ее речь никому не удалось бы остановить. Это была та самая судьбоносная встреча людей, связанных красной нитью. Девушка несколько раз рассказывала другу эту историю, подмечая, что она могла и не состояться вовсе, если бы ее сердце все-таки остановилось.       Элисон много чего знала из сферы сказок и легенд, каждый раз удивляя Сала новым рассказом. Она много чего знала из сферы шаманизма, ловко мастеря причудливые амулеты, которые, по ее словам, отгоняли тьму и приманивали свет. В комнате Салли уже висело несколько таких, а на руке красовалась синяя тонкая фенечка, которую он носил только потому, что она попросила.       Он много чего делал только потому, что она попросила.       При первой же встрече он не мог не обратить внимания на ее нестандартную для нормальных людей и обычную для подростков внешность, хотя одна из странностей заключалась независимо от самой девушки. Ее глаза разнились цветом. Один был голубой, другой светло-карий. Сал слышал о гетерохромии, но никогда не видел данного явления вживую. Вопрос о его протезе последовал незамедлительно. Честно признаться, она была второй, кто после первых же десяти минут общения смело поинтересовался о причине, скрывающей его лицо от посторонних глаз. Она не обидела его, но он все равно не ответил, предпочитая хранить свою тайну в одиночестве.       — Главное, чтобы этот груз однажды не лишил тебя кислорода, — произнесла девушка, легко ткнув Сала в грудь.       Элисон казалась ему необыкновенной. Она была тем человеком, за которым ему хотелось следовать, которого хотелось слушать и с которым хотелось быть, потому что она была тем амулетом, который притягивал свет.       Свет, в котором он нуждался.       Сама девушка жила в апартаментах Эддисона одна. Родители работали в Лос-Анджелесе всю ее жизнь, не приезжая даже на праздники, откупаясь от дочери ежемесячными белыми конвертами с суммой денег. В ее жизни не было места грусти или одиночеству, ведь она ценила присутствие тех, кто окружал ее ежедневно. Но не обо всем окружении она могла говорить свободно. Элисон видела призраков. Она часто предпочитала сну бесконечные разговоры на философские темы, которые с ней любезно вел бывший преподаватель из Англии мистер Александр Фокс, умерший в соседней комнате более двадцати лет назад. Девушка никогда не отказывалась от его компании, кроме случаев, когда валилась с ног от усталости, которую ей обеспечивал, в основном, ее хороший друг с цокольного этажа.       Разговоры с призраками и гетерохромия, безусловно, делали Флеймс не самой обычной девушкой, но сама она никогда не придавала этому особого значения, выделяя в себе только навык умелых ручек, которыми она мастерила свои амулеты, толкнув тем самым Салли на вполне ожидаемый вопрос:       — Где ты научилась этому?       Она не сразу ответила, сперва не забыв растянуть темно-фиолетовые губы в загадочной улыбке, после чего пожала плечом, всматриваясь в щели белой маски, за которой скрывались небесно-голубые глаза.       — Сама. Я будто всю жизнь умела это.       Этот момент почему-то вспомнился Салу, когда он в праздничном черном костюме стоял рядом с Ларри, который тоже не поскупился на классические брюки, в своем духе закатав рукава белой рубашки до локтей. Выпускной было решено отметить в ресторанчике, недалеко от центра города. Парни добрались до него заранее, чтобы занять удобный столик подальше от Трэвиса и его компашки, которые часто норовили нарваться на конфликт.       — А ты тот еще модник, — оценивающим взглядом осмотрев друга, проговорил Ларри, уперев руки в бока. — Костюм, да еще и волосы в хвост собрал, как мачо. Признайся, тебя моя мама собирала?       — Очень смешно, Ларри, — улыбнулся Сал, смущенно отведя взгляд в сторону. — Сам-то волосы назад зализал.       — Ой, да это все Тодд! Три недели твердил мне, что надо опрятно выглядеть и все дела…       Сал не расслышал причитаний друга, обратив внимание на вход, откуда к ним направлялась Элисон в совсем не привычном для нее образе: она была в платье. Густое фиолетовое каре чуть вилось красивыми тонкими прядями, светло-серое фатиновое платье обтягивало ее тонкое тело, каскадом рассыпаясь в юбку, которая развивалась при каждом ее шаге. Разномастные глаза не были обведены черной подводкой, сменив ее на тонкие стрелки и женственный макияж, а на губах не было привычной темно-фиолетовой помады. Были просто ее розовые тонкие, подчеркнутые прозрачным блеском, губы. С которых он не сводил глаз.       Вечер проходил сумбурно. Учителя рыдали, родители рыдали, даже охранник на входе всплакнул от речей, которые произносились на сцене. И чем дальше вечер перетекал в ночь, тем больше алкоголя оказывалось в организмах людей, присутствующих в заведении, хотя Сал практически не притрагивался к выпивке, что заставило Ларри подумать, что он просто стесняется из-за протеза. Так рядом с Салли-кромсали оказался специальный вытянутый стакан с красной соломинкой и дурно пахнущим содержимым.       А как только вечер окончательно перетек в ночь, Элис притянула его к себе, прошептав на ухо предложение, от которого он не в силах был отказаться.       — Давай встретим рассвет?       Они дошли до апартаментов Эддисона навеселе, с бутылкой шампанского в одной руке и туфлями на шпильке в другой. Флеймс сняла бежевые лодочки на середине пути, оправдываясь тем, что больше не может находиться в этих орудиях для пыток. Несмотря на ее изменившийся образ, Сал отметил, что она оставалась прежней.       — Жаль ребята были не в состоянии, — без сожаления произнесла девушка, когда они поднялись на крышу их жилого дома. — Не стоит пускать на крышу настолько разгоряченных людей. Ха-ха, ты понял.       — Да, это точно.       Они сидели рядом в тишине раннего утра, гуляя взглядом по горизонту и дожидаясь солнца, которое должно было показаться с минуты на минуту. В этой тишине, повисшей между ними, не было неловкости или напряжения, это был тот самый момент, когда молчать рядом с человеком было слишком комфортно, чтобы прерывать это разговором.       Когда первые лучи показались из-за горизонта, Сал вдруг почувствовал что-то, что тепло обхватило его руку, но он не позволил себе нарушить их тишину, просто поддаваясь крепкому переплетению их пальцев. Это было что-то, что заставляло трепетать его сердце, смущаться и радоваться одновременно.       Через некоторое время солнце показалось наполовину, заливая теплыми лучами небо и окрашивая его в фиолетовые и сиреневые тона, позволив двоим любоваться ранней красотой нового дня. Салли крепче сжал руку Элис, отчего она оторвала взгляд от горизонта, направив его на белый протез.       — Э-элисон, — неуверенно начал парень, все больше краснея и впервые благодаря все на свете, что на нем эта чертова маска. — Я… я хотел сказать…       Девушка не перебивала, с интересом наблюдая за попыткой друга признаться в своих чувствах.       — Я хотел сказать, что ты так же прекрасна, как этот рассвет, — с трудом пересилив себя, чтобы не зажмуриться, произнес Салли, следом медленно выдохнув. — И… но, в тебе больше тепла… и я… я…       Снова повисла тишина, но на этот раз она не показалась парню беззаботной, на этот раз она была для него настоящим испытанием. Он услышал шуршание ее платья и прикусил губу, понимая, что сейчас она оставит его одного на этой крыше и, возможно, он больше не сможет с ней заговорить как прежде. Но шуршание прекратилось, когда он почувствовал, как ее пальцы расстегивают застежку его протеза, отчего он замер в немом ужасе, прикусив губу. Маска медленно приподнялась, после чего девушка полностью сняла ее, внимательно смотря в голубые распахнутые глаза.       Положив теплую ладонь на лицо Салли, девушка нежно провела пальцем по шрамам на щеке. Он не понимал, о чем она думает, но эти прикосновения позволили ему расслабиться, и устало прикрыть глаза.       — Я тоже, Сал, — прошептала девушка, когда он посмотрел на нее. — Я тоже.       Неспешно поддавшись вперед, парень накрыл ее руку на щеке своей и легко примкнул к ее губам, которые манили его не только в этот, но и все проведенные вместе вечера. Элисон улыбнулась сквозь поцелуй, согреваемая не только лучами утреннего солнца, но и теплом человека, который нуждается в ней так же, как она нуждается в нем.

Рассвет был прекрасен так же, как чувства двух одиноких на крыше людей.