Меченная

      В обычном маггловском мире меток нет. В нём у людей на запястьях тонким чёрным ободком не красуется имя вечной любви, которую нужно по обязательству встретить до двадцати одного, а после обвенчаться где-нибудь в церквушке святого Георгия и вытерпеть целую ораву детей. Это удел магического мира. И если уж стал его частью, то уж будь любезен, дорогой, следовать всем правилам, а не только тем, что приглянулись глазом.       Метки, по обыкновению, появлялись на запястьях не раньше первой четверти апрельской луны третьего года и не позже новолуния сентябрьской луны шестого года. Если метки нет — следовательно родственной души тоже нет, не было и не будет. Таких зовут пустыми. Гермионе это уже месяц, как не грозит: на запястье тонкой надписью виднеется «Д. Малфой», ей лишь одиннадцать и никаких «Д. Малфоев» она не знает (разве что в её классе учился Джон Мервуд, но даже поменяй там буквы всё равно ничего не подходило). Метка выскочила в одиннадцать — у каждой системы случаются сбои (даже у самой древней и точной), вот только последствия у сбоев разные: если сбоит такая могущественная и древняя как мир наука, больных не лечат — их сразу кладут в больницу святого Мунго (неправильные меченные парам не нужны, это же всем известно), чтобы не рушить идеально выстроенный мир.       (Когда метка впервые появилась, мама, кажется, хваталась за сердце и плакала, а отец смотрел напугано).       Так что Гермина честно-честно, много кивая и хмурясь, говорит, что метка с ней всю жизнь — и дня не припомнить, когда букв на коже не было, верно, родилась с ними. Кажется, Минерва ей не верит, лишь поправляет свои квадратные очки и качает головой, осуждая.       (осенью этого же года она впервые видит «Д. Малфоя» и думает: «не то»).       Здесь всё не то: не те слова, не та улыбка, не та походка и не то лицо — минус по всем и пунктам. Тот, кто где-то на небесах наделял людей душами, ошибся в расчётах и перепутал бумаги. Гермионе подошёл кто-то более, более… более простой. Кто-то, кто не такой вычурный, не такой пафосный, не такой надменный, как «Д. Малфой». Она бы больше была рада кому-то вроде доброго и милого Гарри, который так по-детски просто и наивно протягивает горсть конфет и рассказывает про соседскую кошку. А Драко было слишком: слишком много, слишком громко, да и просто слишком. Будь у неё возможность — поменялась бы кем-нибудь душами (говорят, что девчонки со Слизерена готовы за это убить).       Летом миссис Уизли, поджав губы, нахмурившись (да так, что на лбу пролегла глубокая морщина), вытерает ладони о грязный передник, неряшливо бросив: «не думай об этом, милочка. Хоть его имя и красуется на твоём запястье, ты вовсе не обязана стоять подле него, как это делает Нарцисса для своего мужинёчка». Женщина наливает в тарелку чуть больше похлёбки и ставит перед ней, да с таким усилием, что пара капель проливается на столе, оставляя чуть жирные лужицы на месте. Джинни же наоборот, качая головой и улыбаясь, просит держать голову ровно (иначе коса выйдет кривой) и говорит тихо-тихо, чтобы мать не услышала: души распределяют не просто так — души дают людям, которые ужасно (до омерзения, думает она) похожи. Тем, кто похож мыслями, разговорами, походкой и остальным (не считая, конечно, внешность). Те, кто должен дополнять друг друга, чтобы стать единым целым.       Вот только, решает Гермиона, они с Драко ничем ни похожи: ни семьями, ни мыслями, ни уж тем более целями и устоями. Таких как Малфоя, обыкновенно, переполняет липкая и грязная, которая сочится отовсюду противным ядом. Определённо, она на него не похожа — ни яда, ни грязи, ничего дурного в голове. И поэтому на Рождество она сидит надутая и обиженная — видимо, там на небесах закончились души и их с «Д. Малфоем» решили свести просто, чтобы было. Идея была ужасная.       И может быть миссис Уизли права — души дают, но никто никогда не говорил, что быть-то надо только с ними. И им, может, тоже будет лучше порознь.       Гермиона берёт за руку Гарри и наконец-то дышит свободно.       Всё же: к чёрту метки.