Creed

До чего хочется быть слабой. Ранимой, хрупкой, зависящей от кого-нибудь. До чего хочется вернуть все назад, чтобы спасти каким угодно, нелепым, бессмысленным способом хитрого врага-не врага, бездушно-сильного, но слабого. Ванна наполнена до краев. Жалкий запах – казалось, должен быть успокаивающим – жасмина разливается по комнате, смешиваясь с едва уловимым бульканьем под водой. Мисаки опускает голову все глубже, зажмурив глаза, выносливо задерживает дыхание. А потом, вопреки своей спокойно-размеренной натуре, кричит громко, отчаянно-хрупко. Снаружи, над водой – лишь слабый звук горького разочарования. Все, что накопилось и осталось осадком где-то на ребрах, в считаные секунды испарилось на запотевшем стекле над раковиной. Кирихара не хочет выныривать. Тут – под водой – спокойно. Тут нет никого. Правильно говорят, кричать надо больше – иначе взорвешься. У Кирихары Мисаки нет близких. Есть только она сама. Правильно-дерзкая, правдиво-лживая. Есть она – сама по себе. А есть другие – вмешивающиеся в ее жизнь. Мисаки сорвала голос. Горло болит, не переставая, хочется напиться обезболивающих таблеток, залечь на пару недель с температурой в теплую уютную постель и выкинуть из головы все ненужные переживания и мысли. Кто-то скажет ей что-то насчет депрессии, кто-то шутливо похлопает по плечу – а ей горько, стыдно и хрипло. Кирихара не выносит этих шуток – она просто уходит, ничего не сказав коллегам, и возвращается в просторную квартиру в центре Токио. Иногда Мисаки Кирихаре кажется, что она не одна в почти пустом помещении. Духов-наблюдателей она уже давно перестала бояться, а вот страх, разъедающий что-то живое где-то вокруг сердца – и мурашками по спине – не похож на привычный ей. Присутствие чужого запаха, напряжение, проходящее будто электрическим током по воздуху – все это настолько безумно, что она, опять вспоминая о советах мудрых людей, начинает кричать, громко-громко, сильно-сильно. Хватается за голову, падает на колени, закрывает глаза с такой силой, что кажется – взорваться можно. И плевать, что крик – как у некого разъяренно-усталого хищника, и неважно, что ее могут услышать – Кирихаре просто больно, до разрыва легких неприятно, удушливо – в воздухе. Правильно говорят, сходить с ума – не грех. Мисаки не может уснуть. Задергивает шторы, включает дорогой ночник, берет с тумбочки пачку сигарет неизвестной марки и зажигалку. Она не знает, как это все оказалось в ее неправильно-одинокой квартире, но, судорожно пытаясь ухватиться хоть за какие-то свойственные ей доказательства, Кирихара просто закрывает на это глаза. Просто вдыхает тяжелый дым, просто смиряется с тем, что курить для нее стало нелепо-ошибочной привычкой-дрожью. На потолке мелькают отголоски ушедших в небо воспоминаний. Деловой пиджак, ярко-голубой, насмешливо-заботливый взгляд – Мисаки не боится увидеть его снова, ведь сходить с ума – полезно, так же, как и беззаботно и не задумываясь ни о чем кричать. Легкие восстанавливаются. Осадка на ребрах больше нет. Сегодня – очередная порция бессонницы, а завтра вечером – все сначала. За окном ноябрь – какое же нелепое совпадение. Она улыбается уголками губ и слегка откидывается назад – ей кажется, что кто-то навязчиво хочет выхватить из ее рта сигарету. С каждым днем безумие постепенно превращается в привычку. Правильно говорят, привыкать к исчезнувшему – дело совсем не слабых людей.