Лето в Плесси (1667 год)

Прокурорша, опомнившись, схватила сестру за руку, и выволокла ее из спальни. — Ты что, убила мужа?! — зашипела она, дотащив Анжелику до лестницы. — С ума сошла! Разумеется, нет! Навстречу им поднималась мадам де Жанси. Сестры раскланялись с ней, и Ортанс, дождавшись, когда гостья скроется за поворотом, потребовала: — Идем ко мне! В спальне она снова набросилась на младшую сестру, вытаращив глаза: — Что ты творишь? Я сижу у себя и вдруг слышу какой-то грохот, драка, звон стекла. Моя комната прямо под твоей! Прибегаю, и что я вижу?!.. Что ты с ним сделала, безумная? Отвечай! — Ничего я не сделала! Мы… мы просто поссорились. Я не знаю, как так вышло… И кувшин разбился… Казалось, мадам Фалло де Сансе не слышала ее. — Ты уверена, что маршал живой? — вдруг спросила она. — Ортанс, не мели чепухи! Разумеется, живой! — А наша тетка как там оказалась? — Понятия не имею! Я не успела опомниться, а она стоит рядом. — Чертовщина какая-то, — проговорила сестра. — Теперь скандала не оберешься! И до Парижа дойдет. Рокелоры завтра уезжают. Полетят как на крыльях! Еще бы — такая новость. Неожиданно, рот ее скривился, из глаз брызнули слезы. Схватившись за голову, Ортанс начала раскачиваться из стороны в сторону: — Соучастница! Я — соучастница преступления! Нас обеих повесят! Пыточные застенки, палач, допросы! Я так и знала, так и знала! — зарыдала она, упав на кровать. На секунду перед мысленным взором Анжелики предстали застенки Шатле, у нее перехватило дыхание. — Прекрати нести чушь! Оторвавшись от подушки, Ортанс подняла голову и начала сверлить сестру своими маленькими злыми глазками: — Чушь?! Я на тебя посмотрю, как ты запоешь на дыбе! Ты — проклятие нашей семьи! Вечно втягиваешь нас в несчастья! Нельзя было ехать в Плесси! Я так и знала! Ах, если бы только Гастон был здесь! Нужно было немедленно прекратить эту сцену, пока прокурорша своим воем не переполошила весь дом. Маркиза схватила сестру за плечи и как следует встряхнула: — Прекрати истерику, Ортанс! Никто тебя не повесит! Филипп — жив. — К утру представится, — не унималась мадам Фалло, утирая слезы, но уже не воя во весь голос, — сердцем чую. А у меня дети! Четверо сироток! И всё по твоей вине! Исчерпав аргументы, Анжелика не нашла ничего лучшего, как отвесить ей звонкую пощечину. На удивление, это подействовало. Пару раз судорожно всхлипнув, Ортанс прекратила рыдать. Спустя мгновение, она уже уставилась на хозяйку и совершенно спокойно забормотала: — Камердинер. Маршала убил камердинер. Ради наживы! Ты скажешь, что зашла в спальню, и увидела, как этот верзила-гугенот добивает твоего мужа и от страха лишилась голоса. Я подтвержу, что вбежала следом, и маршал был весь в крови. И двух недель не пройдет, как этого вероотступника колесуют и вздернут или вообще четвертуют. Помяни мое слово! — Ортанс! Ты сошла с ума?! Он здесь совершенно не причем. Да и вошел уже, когда все произошло… — Ну и что? Его никто не будет слушать. Что его слова против наших? И я советую ему чистосердечно покаяться и обратиться в истинную веру перед казнью! Может, еще избежит четвертования. — А месье де Бюсси? Он начнет задавать вопросы. — Он тоже гугенот, ему никто не поверит. Нет, еще лучше — он испанский шпион. Это заговор против маршала! К Анжелике вернулась способность трезво мыслить и она мрачно заметила: — Дорогая сестрица, мне кажется, в своих планах ты упустила главное — нашу тетушку. До нее начинал доходить весь ужас произошедшего. Анжелика решительно поднялась. — Я должна вернуться и посмотреть, что с Филиппом. — Она тебя не впустит. — Я все равно войду! Он мой муж! — Слушай, Анжелика. Давай мыслить здраво. У тебя его нельзя оставлять. Это все заметят. Надо перенести маршала в его спальню. — Но как? — Сейчас стемнеет, мы проверим, все ли у себя. Отнесем его, а утром скажем, что маркиз купался ночью, схватил лихорадку и слег. — Но Ла-Виолетт не донесет его один. — Значит, нам придется помочь. — У тебя на платье кровь, — вдруг заметила Ортанс, — вот, возьми накидку, прикройся. Посидим у меня, подождем, пока все стихнет. Сестры замолчали. Анжелика все еще переживала недавнюю сцену. — Не пойму я тебя, — пробурчала прокурорша, она почти овладела собой. — Всё время у вас что-то происходит. Мы с Гастоном ссорились крупно может пару раз за всю жизнь и первый раз, кстати, из-за тебя! Ты же живешь как на пороховой бочке — вот-вот рванет. И что вы всё время делите? С самого же детства. Маркиза дю Плесси устало посмотрела на сестру. Очень хотелось по-детски заплакать и уткнуться в ее костлявое плечо. Если бы она сама знала, почему все так выходит. — Ну, будет-будет, — наконец, смягчилась та. — Как-нибудь успокоится. А я уж было решила, что тебя ждет эшафот. — Ортанс! — Ладно, я так, — и, помолчав, добавила, — знаешь что? Поехали обратно в Париж, а? — Я не могу уехать, пока Филипп здесь. Часы внизу пробили полночь. Дверь медленно отворилась, впустив старую маркизу и женщины как по команде поднялись ей на встречу. Окинув племянниц тяжелым взглядом, она тихо сказала. — Хватит рыдать. Надо перенести маршала к нему в спальню. Без свидетелей. Идемте, поможете мне. Хозяин замка неподвижно лежал на постели. Его лицо, освещенное неверным светом ночника, казалось мертвенно-бледным. Слегка запрокинув голову и закрыв глаза, маршал дю Плесси напоминал надгробное изваяние из усыпальницы Сен-Дени. Анжелика прижала пальцы к губам: — Что с ним? Что Вы с ним сделали? — Это Вы что-то с ним сделали, моя дорогая! Пришлось дать ему снотворного питья, но он скоро очнется, торопитесь. — Так, — продолжала распоряжаться Алиса, — вы обе берите его под руки, Ла-Виолетт поможет, а я понесу канделябр, — и первая вышла в темную галерею. Процессия двигалась в полном молчании, так, что был слышен треск свечей. Их неверный свет отбрасывал на стены причудливые тени. Апартаменты маркиза располагались в другом крыле замка, ниже этажом. У черной лестницы они приостановились, шепотом советуясь, как спускаться. Неожиданно, за спиной Анжелики раздался тихий голос: — Позвольте, я помогу Вам, мадам? Маркиза от испуга чуть не выронила свою ношу, и резко обернулась. Перед ней стоял де Бюсси. Не дожидаясь ответа, он подхватил маршала, и, распорядившись действиями Ла-Виолетта, продолжил спуск. Старая маркиза, задержалась на мгновение, бросив сестрам: — Управимся теперь без вас. Проверьте лучше, не видел ли кто? Когда Анжелика с Ортанс кое-как в темноте добрались до спальни Филиппа, на пороге их встретил начальник его личной охраны. Со строгой учтивостью протянув дамам два подсвечника, он хотел откланяться, но маркиза остановила его: — Месье де Бюсси! Эта прискорбная случайность… — Да, мадам. — Должна остаться тайной… — Я понимаю, мадам, — он продолжал смотреть на нее бесстрастным взглядом. — Да никак этот молчальник осуждает меня? — мысленно поразилась Анжелика. — Хорошо, — сдержано кивнула она, — можете идти. — Я останусь при господине маршале, мадам. — Господин маршал у себя в доме. Здесь ему ничего не угрожает. Идите спать. — Я все же останусь, мадам. С Вашего позволения, мадам, — поклонился он, и, войдя в спальню маркиза, встал у двери. Ортанс задержала ее: — Я к себе. Хватит с меня на сегодня. Ты уверенна, что кузен не заявит на тебя и не привлечет к суду? — Филипп?! — изумилась Анжелика. — Разумеется, нет! — Ладно, посмотрим. Не забудь застирать простыни от крови, — напутствовала ее сестра перед тем, как удалиться. В спальне было тихо и темно. Старая маркиза в черном одеянии, освещенная неверным светом ночника, словно изваяние застыла у постели и не сводила с сына глаз. Филипп начал приходить в себя. Молодая женщина присела на кровать, с другой стороны, и взяла мужа за руку: — Как Вы? — тихо спросила она, и, поскольку он, молча, смотрел на нее, из-под полуопущенных век, добавила с ободряющей улыбкой. — Всё будет хорошо. Вы поправитесь. — Хватит изображать из себя сострадательную супругу, мадам, — не выдержав этой сцены, одернула ее старая маркиза. — Поберегите свои таланты для более благодатной публики. — Что? Я … Я Вас не понимаю… — Всё Вы понимаете! — в голосе матери-настоятельницы зазвучала угроза. — Объяснитесь, мадам! — Анжелика начинала выходить из себя. — Объяснений? Вы требуете у меня объяснений?! Всё предельно понятно — Вы хотели убить моего сына! — заявила она. — Что?! Что Вы такое говорите?! — воскликнула Анжелика, в гневе поворачиваясь к тетке и отпуская руку Филиппа. — Не притворяйтесь, милочка! — старая маркиза в свою очередь развернулась к сопернице. — Титул Вы получили, наследник есть, самое время стать вдовой маршала Франции. Да еще и в расцвете лет — как удобно! Полный Двор желающих Вас утешить. Или, может быть, Вам нужен кто повыше? — Да Вы обезумели, старая Вы сплетница! Обе женщины вскочили. Лицо Филиппа исказила гримаса боли. Он попробовал приподняться на локте и яростно скомандовал: — Хватит! Убирайтесь! Обе вон! — и упал на подушки. Свекровь и невестка одновременно вздрогнули и обменялись ревнивыми взглядами. Никто не хотел уступать, но тон маршала заставил их повиноваться. Немые участники этой сцены никак не обнаруживали своего присутствия. Ла-Виолетт, съежившись и потупив взор, замер у комода, а месье де Бюсси на своем посту у дверей невозмутимо разглядывал носки сапог. В полной тишине женщины вышли прочь. *** Филипп провалялся в постели четыре дня, и за это время Анжелика по сути не виделась с ним, получая от Ла-Виолетта скупые сведения, приправленные вздохами. Принц Конде ни раз порывался навестить маркиза, не удовлетворившись известием о внезапно подкосившей Филиппа лихорадке, и заподозрив неладное, но мать и жена стояли насмерть — больному необходим покой. Наскоро попрощавшись, уехали в Париж Рокелоры. Засобирался и месье де Жанси с молодой супругой, дожидаясь только принца, так как не смел покинуть его. Монсеньор же уперся как мул, не желая оставлять замок, не повидавшись с хозяином. И только братья Анжелики пребывали в прекрасном расположении духа, радуясь возможности задержаться в таком теплом и сытном местечке, как дом сестры. Наконец, к вечеру пятого дня, Филипп спустился в гостиную — чуть более бледный, чем обычно, но совершенно бесстрастный. Он успокоил принца, назвав безосновательными его тревоги, был сдержан и отстранен. Казалось, все в замке вздохнули с облегчением. Отъезд монсеньора Конде со свитой был назначен на следующий день. Под его надежной охраной собиралась вернуться в свой монастырь и бывшая хозяйка Плесси. Ортанс тоже торопила сестру, убеждая ее ехать в Париж вслед за гостями, но Анжелика не могла принять решения, не смея спросить мужа об его планах и не желая оставлять его одного.