Лето в Плесси (1667 год)

В Плесси, по дороге в Марсель, откуда на Сицилию отправлялась военная эскадра, заглянул брат блистательной Атенаис — адмирал де Вивонн. Луи-Филипп де Рошешуар де Мортемар обладал отменным вкусом, прекрасно играл на нескольких музыкальных инструментах и сочинял стихи. Затея с карнавальным рыцарским турниром захватила его целиком, заставив отложить свой отъезд на службу на пару дней. Приезд нового кавалера внес приятное оживление в дамском салоне. Адмирала наперебой расспрашивали о столичных новостях и последних сплетнях, и взяли обещание руководить флотилией прогулочных лодок в намечающемся путешествии к деревенской мельнице. После обеда всё общество вышло прогуляться в сад, где на лужайке стало свидетелем того, как банда под предводительством Флоримона настигла сбежавшую от них «принцессу» — юную Фалло де Сансе. Месье де Вивонн, как истинный рыцарь, выказал готовность отстоять честь дамы, выставив вместо шпаги трость, но, в этот момент, узнал в одном из «разбойников» предмет своего обожания и разом растерял весь боевой пыл: — Ах, а вот и наш маленький соловей! — сладко воскликнул герцог. — Здравствуйте, дружочек. Тоже готовитесь к турниру? Меч, я смотрю, у Вас уже есть, а как насчет рыцарских баллад? Кантор, которого не слишком увлекала роль разбойника с большой дороги, с достоинством поклонился своему версальскому благодетелю. — Мы с аббатом де Ледигъером нашли ноты одной немецкой баллады, месье. О волке и Прекрасной Деве. Господин аббат перевел мне, но у него выходит не слишком складно, — пожаловался мальчик, — а музыка очень красивая. Он наиграл начало на лютне, с которой не расставался даже в погоне за принцессой. — Неплохо, — похвалил де Вивонн, — что ж, покажите мне текст, возможно, я смогу придать ему мелодичности, — и добавил театральным шепотом, подмигнув при этом дамам, — в следующий раз, мой дорогой, вместо бандита выберите себе роль странствующего менестреля. Поверьте, это самый лучший путь к сердцу недотроги! Под одобрительный смех и воркования, компания оставила детей предаваться их юным забавам и отправилась исследовать зеленые лабиринты любви. Дурманящее вино, тонкие закуски и теплый вечер, сделали свое дело. Границы сдержанности пали, придворные веселились словно дети. — Дорогие мои, — воскликнул герцог де Вивионн, поднимая свой бокал, — я чувствую себя как на берегах благословенной Аркадии! Да здравствует сельская жизнь! Я пью за вас! Мои милые пастушечки, давайте танцевать! Раздались радостные возгласы. Что же еще делать, когда на душе так легко. Музыканты как по команде заиграли фарандолу. Адмирал шутливо поклонился мадам дю Плесси и, взяв ее за руку, возглавил цепочку. Кто-то подхватил ее другую руку. Хоровод закружился, четко отбивая ритм и образуя причудливые фигуры. Темп то нарастал, то стихал. Голова шла кругом. Музыка лилась, шум и смех не смолкали. Анжелика, словно вернувшись в юные годы, задыхалась от счастья. Наконец, обессилев, она выскользнула из ряда танцующих и в изнеможении упала на подушки, разбросанные на ковре прямо посреди сада. Герцог последовал за ней, галантно поднеся своей даме бокал, чтобы она могла освежиться. Казалось, никто не замечал их уединения. — Ах, моя дорогая, как же я счастлив, что заехал к вам! И вместо того, чтобы глотать пыль по дороге в Марсель, я наслаждаюсь Вашей очаровательной улыбкой! Судьба ко мне благосклонна! — И он стал осыпать прекрасную хозяйку изысканными комплиментами, не сводя с нее глаз. Анжелика, погрузившаяся в какое-то блаженное оцепенение, с легкой улыбкой внимала ему. В глазах придворного она без ошибки прочла желание обладать ею, но оно ничуть ее не смущало. «Как прекрасно быть молодой, красивой и полной сил», — подумала маркиза, и добавила про себя, — «и желанной». Как жаль, что Филипп никогда не говорил ей комплиментов, никогда не смотрел на нее с таким неподдельным восторгом. Мужское обожание все равно, что свет и вода для цветка — нет их, и женщина увядает, она теряет уверенность в себе, а с ней и свою красоту. Герцог, видя ее задумчивость, осекся. Несколько дам присоединились к ним, устав танцевать, и посвятили себя фруктовым закускам и щебретам. Разговор перетекал с темы на тему, ни на чем особенно не задерживаясь, и как-то невзначай заговорили о любви. Мадам де Севинье привезла из Парижа рукопись «Андромахи». Античная трагедия о неразделенной любви сына Ахиллеса к прекрасной вдове Гектора и слепой, всеразрушающей мести под пером Расина наполнилась новыми красками и взволновала придворных. Ее читали по вечерам, горячо споря о достоинствах новой пьесы. Гермиона или Андромаха? Орест или Пирр? Ах, как коварны люди, когда они любят! Мадам де Севинье пожелала узнать мнение брата прекрасной Атенаис на сей счет. — Как Вы находите, дорогой герцог, — спросила она, — чувства Гермионы? Вивонн, несколько обескураженный молчанием Анжелики, постарался ответить непринужденно: — Я нахожу, что это любовь, но любовь исковерканная, мучительная… это любовь-страдание, мадам. — К Оресту или Пирру? — уточнила маркиза. — Разумеется, к последнему. Несчастный Орест лишь игрушка в ее руках и средство мести. — Но можем ли мы в таком случае назвать эту любовь любовью? — По мне, — перебила их м-ль де Бриенн, — это ненависть отвергнутой женщины, а не любовь! И она заслужена! Мужчина, не отвечающий взаимностью на страсть достоин смерти. Или унижения! — Какая Вы жестокая, мадемуазель, — заметил адмирал. — И все же, — продолжала м-м де Севинье, — если это настоящее чувство, как можно любя мужчину, желать причинить ему вред? «Можно», — мысленно ответила ей Анжелика, — «очень даже можно». Она подумала о том, как сражаясь с Филиппом, как ища средство его победить, укоротить, стараясь укрепиться при Дворе и привлекая в союзники короля, она не переставала любить его той юной, восторженной любовью, которую хранила в своем сердце и которая не хотела умирать. — Это желание уничтожить мужчину идет от безысходности, моя дорогая. Но лучше уж ненависть, чем равнодушие. — Отчего же? — Ненависть — сильное чувство, заставляющее нас постоянно думать о том, кто его вызывает. Оно сжигает нас изнутри и не отпускает. В чем-то, мадам, оно сродни страстной любви. Потеря объекта ненависти порой сравнима с потерей любовника. Тогда как равнодушие — это смерть всяких чувств. — Что ж, значит Гермиона любит и ненавидит одновременно. Любовь-ненависть? Сражение между мужчиной и женщиной? Да это настоящая война! — Галантная война, — неожиданно для себя поправила Анжелика. *** Вечер ознаменовался обретением нового сокровища, из тех, что хранила волшебная кладовая Плесси. Поиск штандартов, доспехов и знамен во всех подвалах и чердаках замка подарил гостям старинную шахматную доску, за которой можно было играть вчетвером. Монсеньор принц, по счастью, неплохо разбирался в правилах. Просветив собравшихся, он уговорил сыграть пару партий. Доска представляла собой четыре времени года и, под стать ним, имела четыре цвета фигур. Каждый игрок, во имя победы, мог заключать союзы с соперниками, чтобы вместе противостоять оставшемуся игроку. Впрочем, эти союзы были недолговечны, поскольку весь турнир выигрывал только один победитель. Принц сыграл пару партий, одержав сокрушительную победу в обеих, во многом благодаря поддержке мадам де Лафайет, и уступил свое место желающим. Когда Анжелика, отдав последние распоряжения перед ужином, присоединилась к азартному кружку, графиня начала умолять заменить ее, ибо «сражение решительно лишило ее последних сил». Так, хозяйка замка оказалась за игральным столом одна против господ де Вивонна, де Лавальера и собственного супруга, месье дю Плесси-Бельера. Быстро сообразив, что ее версальские ухажеры готовы играть на ее стороне, в надежде заслужить расположение, Анжелика хитро использовала их силы и скоро вывела из игры обоих. Удача сопутствовала ей. Возможно, ей только показалось, но решающими в разгроме ее кавалеров стали довольно странные по своей логике ходы Филиппа — не принося очевидной пользы маркизу, они позволяли его жене сохранить свои фигуры и завладеть чужими. Оставшись за шахматной доской вдвоем с мужем, Анжелика попала в весьма щекотливую ситуацию — после вчерашней схватки из-за разногласий в воспитании мальчиков, они так и не сказали и пары слов друг другу, и упорное молчание Филиппа с супругой могли заметить гости. Маркиз же казался полностью поглощенным игрой. Между тем, адмирал де Вивонн, мучимый тайными желаниями, в задумчивости смотрел на хозяйку замка и грыз засахаренный миндаль.  — Право, я как будто снова вижу одну картину, — вымолвил он, наконец. Мне показывали в Венеции. Автора не помню, но сюжет необычный — Марс и Венера играют в шахматы. — И кто выигрывает? — поинтересовалась прекрасная Нинон. — Позвольте, мадам, я сначала опишу диспозицию. Итак, богиня любви Венера — на переднем плане. Она прекрасна — совершенно обнажена, ее шея опутана нитями жемчуга. Анжелика посмотрела на герцога сквозь полуоткрытые веки и лукаво улыбнулась.  — Плутовка смотрит на Вас, — продолжал ободренный Мортемар, — она уже занесла свою божественную ручку с ферзем для решительного шага, схватив, тем временем, Марса за шлем. В гостиной раздался гул одобрения. — А зачем она схватила Марса за шлем? — капризно спросила очаровательная де Бриенн. — Я не поняла. — Видите ли, мадемуазель, — терпеливо объяснил де Вивонн. — Считается, что художник хотел показать, что Венере наскучил поединок, и она торопиться предаться любовным играм, — и продолжил рассказ, — Бог войны задумчив, подперев голову рукой, он изучает расстановку фигур. Маркиз дю Плесси, сидящий в раздумьях над шахматной доской, на мгновение оторвался от созерцания доски и поднял на рассказчика холодный взгляд, но ничего не сказал. Вивонн ничуть не смутился: — Художник рисует его в тот момент, когда Марс поднимает глаза на Венеру, — продолжал он, — или, может быть, прекрасный воин пытается удержать свой шлем и не дать ей разоружить себя? Да, скорее всего! Ибо маленький купидон уже спешит снять латы с его ноги. — То есть, Венера выигрывает? — уточнила Анжелика. — Не торопите меня, мадам. На картине есть третий персонаж — обманутый муж Венеры — Вулкан. Он уже выковал в своей кузнице золотую цепь и собирается опутать ею любовников. Но, должен признать, этого персонажа на нашей картине нет… — Какая миленькая история! — воскликнула мадемуазель де Бриенн, не знакомая с мифологическими сюжетами Античности. — И чем же она закончилась? — Закончилось довольно интересно, моя дорогая. Насколько я помню, Нептун освободил Марса, пообещав Вулкану, что тот заплатит выкуп, и бог войны умчался во Фракию, где немедленно разжег новую кровопролитную войну. А Венере пришлось вернуться к мужу в Кандию, в Пафос, где ее искупали и натерли нетленным маслом хариты, — мечтательно закончил герцог. «А ведь я — консул Франции в Кандии! — внезапно поняла Анжелика. — Какое совпадение. — И с сожалением добавила. — Только никакой Вулкан, кующий золото, не ждет меня там». — А вот и совсем неинтересно! — недовольно заявила взбалмошная красавица. — Не могли придумать что-нибудь позабавнее! И потом, герцог, Ваша Венера ужасно глупая. Бог войны, Бог огня — зачем они все, если есть Юпитер?! Король над всеми богами! Я бы не разменивалась по мелочам! Светская болтовня начинала приобретать опасное направление, и Анжелика потупила взор. — Как Вы неосторожны, моя дорогая, — с легким упреком, проговорила мадемуазель де Ланкло. — Неужели Вы не помните, что любовь Юпитера к Венере влечет за собой поистине разрушительные последствия? — Нет-нет, мадемуазель де Бриенн! — лукаво подхватил Пегилен де Лозен, — пусть уж лучше Безумие войны соединится с Безумием любви, от их связи была хоть какая-то польза — родился наш маленький озорник Эрот. А куда же мы без Эрота, друзья мои, в нашей скучной и суетной жизни?! — развел он руками, оглядев присутствующих с обворожительной улыбкой. Все рассмеялись. Пегилен, как искусный придворный, ловко спас положение. Анжелика облегченно вздохнула и пообещала себе не забыть любезность гасконца. — Что ж, мадам, скоро подадут на стол, — невозмутимо обратился к ней маркиз. — Продолжим партию после ужина, согласны? — Честно говоря, Филипп, я не вижу смысла ее продолжать, — вполголоса призналась Анжелика, чтобы не быть услышанной другими гостями. — Зря Вы сдаетесь так быстро. — Я не сдаюсь. Разве я сказала, что сдаюсь? Я говорю, что не вижу смысла продолжать. — Не все так безнадежно, — промолвил маркиз. — У Вас еще есть шансы. Анжелика подняла на него глаза, и встретилась с внимательным взглядом. Но лицо мужа оставалось непроницаемым. Чего он от нее добивается? — Пора прекратить эту игру, Филипп. Разве что … разве что Вы сами подскажете мне следующий ход? — предложила молодая женщина, испытывающе глядя на него. Маркиз помолчал, раздумывая, и, вздохнув, заметил: — Мой рыцарь не в безопасности. — Вы полагаете, я этого не вижу? — В таком случае, что Вас останавливает? — Я могу его съесть, но что мне это даст? Мне не нужен Ваш рыцарь, Филипп. Мне нужен Ваш король. — Моего короля Вы вряд ли получите. Ни с этим рыцарем на доске, ни без него, мадам, — сухо проговорил он. В этот момент вошел дворецкий, доложить, что ужин подан. — Месье де Вивонн! — требовательно позвала Анжелика, обернувшись. И когда адмирал живо оказался рядом, протянула ему руку. — Вы можете поводить меня к столу, сегодня Вы сидите рядом со мной. — С великой радостью, мадам, — поклонился герцог, сверкая глазами, и шепотом поинтересовался, — победа осталась за Вами, моя прекрасная воительница? Анжелика не удостоила его ответом и обратилась к гостям: — Господа, довольно глупостей на сегодня, прошу к столу, будем ужинать.