С Днём Рождения, Улькиорра.

      — Улькиорра-кун, а когда у тебя День Рождения? — простой вопрос для человека, но неожиданный для арранкара. Средь шума белоснежного песка затерялся её вопрос, поднимающийся и улетающий далеко вверх, до самой Луны.       Происходящее было прекрасным. Внутри Орихиме зацвело тепло и распустилось спокойствие. Впервые Улькиорра позволил женщине выйти за пределы замка, сославшись на хорошую погоду, не предвещавшую песчаную бурю. Они долго и бесцельно брели по бескрайним барханам, не ведая прежде гнетущего их обоих чувства. Улькиорра шёл за Орихиме, которая вприпрыжку бежала впереди, попеременно кружась, подол платья красиво развевался в такт движениям хозяйки. Она смеялась. Громко и звучно. Не было в ней страха, не было чувства опасности, лишь свобода. Ангел, наконец, расправил крылья. Шиффер молча наблюдал за ней, даже не наблюдал, а любовался, размышляя внутри о непривычных для него вещах. Он не привык видеть в этом мертвом мире смех. Он не видел прежде в своей жизни радости. Он не знал, что кто-то может его не бояться.       И вдруг за чувством свободы и безмятежности Орихиме не заметила зыбучую песчаную яму, которая быстро стала затягивать девушку, чей смех сменился на крик. Вот то, к чему привык Шиффер: боль и отчаяние. На фоне женской мольбы о помощи он чувствовал себя комфортно и привычно. Но… внутри стало тяжело и странно, что-то неприятно зазудело в области сердца. И он лишь хотел избавиться от непривычно пугающего чувства, и только по этой причине спас Орихиме. Он хотел так считать.       И сейчас Орихиме лежала на песке, задавая свой странный вопрос, взирая на полумесяц, и обводила пальчиком по его контору, попеременно ища на небе звезды. Но ни одной звездочки не горело на черной бескрайней глади.       А Улькиорра лежал рядом и услышал, о чём интересовалась пленница. Он вновь поймал себя на мысли, что ощущает новый спектр размышлений: никакая она не пленница и не жертва. Разве в плену улыбаются? Разве лежат вот так рядом с врагом? Что это за чувство, как не близость?       — День Рождения? — переспросил Улькиорра, удивленный вопросом и не до конца понимая, что это значит.       — Угу, — кивнула Орихиме, — день, когда ты родился.       — Я не знаю, — спокойным тоном сказал тот, а Орихиме взбудоражил ответ арранкара.       — Как не знаешь?! — перевернулась Орихиме в сторону Улькиорры, обхватив его лицо руками и удивленно хлопая ресницами. — Это же самый важный день в жизни! — нарочито и поучительно продолжала смотреть в изумрудные глаза девушка.       — Я не помню, женщина, — отстранился Улькиорра из женской хватки, дивясь очередной причудой Орихиме. Чего она намеревается добиться этим? Приставучая и утомительная. — В жизни… понятие жизни не относится ко мне. Вернее будет спросить о дне моей смерти.       — Улькиорра-кун! — накрыла Орихиме рот Шиффера ладонью, дабы в очередной раз не слушать философских арранкарских доводов. Да и когда они успели так сблизиться, чтобы Шиффер позволял обращаться к нему с суффиксом и закрывать рот?       — Отммпу-ммм, — пытался выговорить Улькиорра, чтобы Орихиме отпустила ему рот. Мычание арранкара развеселило Орихиме, и она убрала руку с его рта и вернулась в прежнее лежачее положение.       — Не помнишь совсем-совсем ничего?.. — в голосе слышались нотки печали и сожалений за свой глупый вопрос, но любопытство брало вверх. — Должно же быть хоть одно воспоминание…       — Помню, как Айзен-сама отыскал меня среди колючих кустовых ветвей, — выудил из чертогов памяти не самый приятный день в своей биографии, когда стал своего рода должником и рабом Соуске.       — Нет, это не считается! — воскликнула женщина, поднимаясь на ноги. Она собиралась ещё раз попытаться разъяснить Шифферу понятие Дня Рождения, на сей раз уверенно и четко, чтобы понял. Но, взглянув на него, заметила, что сам Улькиорра смотрел на неё очень внимательно и завороженно, взглядом сопровождая каждое её движение, и от этого щеки Орихиме стали пунцовыми, и уверенность в миг испарилась. — День Рождения — это день, когда ты сам, а не кто-то тебя, понимаешь?       — Нет, — обрубил Шиффер на корню, будто намерено стараясь вывести Орихиме из себя.       — Это не обязательно фактический день, когда ты появился на свет. Это день, когда ты понял, почему родился… день твоего перерождения. День, когда родилась твоя душа, — слишком сложно мямлила Орихиме, пытаясь объяснить Улькиорре простую истину: День Рождения — это день, когда родилось не твоё тело, а твоя личность, твоя душа и её понимание.       — Души не существует, — поднялся Улькиорра вслед за Орихиме, отряхиваясь от песка. — То, что не отражается в моих глазах — не существует. Существует лишь то, к чего могу прикоснуться.       — Дотронься до моей груди, посмотри в мои глаза, и ты узришь душу, — тихо и смело ответила ему Орихиме, и от подобной смелости Улькиорра остолбенел, оставаясь безучастным, лишь брови изогнулись дугой и расширились зрачки. Он не мог, не мог знать, что отвечать в подобной ситуации. Но Орихиме поняла его растерянность и добавила не к месту: — У меня День Рождения третьего сентября, — решила поделиться она ненужной информацией для Шиффера. — Думаю, в этот день я родилась вместе со своей душой. Под созвездием Девы. Этот знак зодиака мне очень подходит. Но ему довольно трудно ужиться с другими знаками, мало кто подходит мне, только Стрелец, — должно быть, после этих слов Улькиорра посчитал её ещё больше умалишенной, раз она верит в астрологическую ересь. — Жаль, что в вашем мире нет созвездий, я бы показала тебе своё.       — Нам пора возвращаться, — перебил наивный детский монолог арранкар, развеивая их ложную близость и связь. Никто из них не знал, что через несколько дней на территорию Уэко Мундо ворвутся друзья женщины. Ни Улькиорра, ни Орихиме не знали, что они попытаются коснуться душ друг друга: она — через пощечину, он — через прикосновении к груди и лбу. Никто из них не мог предугадать, что людям удастся одолеть Шиффера, и никто не мог знать развития следующих событий:       — Ты боишься меня, женщина? — привычный вопрос для этой пары, который более не пугал Орихиме и на который она знала ответ. Рука Улькиорры тянется к Орихиме вновь, чтобы вновь попытаться понять и дотронуться до её души.       — Нет, я не боюсь, — слишком поздно она протягивает руку. Поздно, поскольку он уже знает ответ. Он понял, что её рука, что тянется к нему — и есть душа, до которой ему не суждено дотронуться. Но вдруг он чувствует кончиками пальцев касание других, сплетение ладоней в единую плоть. Он слышит, как оранжевый неоновый щит гудит и трещит, а его яркий свет слепит глаза. Он ощущает, как его тело собирается во едино, и чувствует, как в груди запульсировал кипяток. Теперь он понял.       — Какой сегодня день? — одновременно с расколом щита Орихиме задает очередной неуместный вопрос. Противоположные улыбка и слёзы на одном лице.       — Первое декабря, — отвечает Улькиорра, не задавая лишних вопросов и не делая неуместных замечаний наподобие «Для чего спасла?». Он крепко держит её руку, не собираясь когда-либо отпускать. Первое и вечное прикосновение без насилия.       — Стрелец, — улыбка её стала ещё шире и ярче. И если бы она взглянула вверх, то увидела бы, как на небе загорелось несколько звезд, образуя два созвездия. — С Днём Рождения, Улькиорра.