Паутина

Знакомый маршрут казался бесконечностью, хотя ехали они не больше двадцати минут. Сердце уже перестало биться так часто, а тошнота, заглушенная минеральной водой, заботливо купленной Гои в том самом ресторанчике, прошла. Но Ульрика сидела молча, пытаясь понять: благодарна она ему или нет. Злость и чувство какого-то бессилия брали верх, и девушка искоса продолжала поглядывать на мужчину, сидящего за рулем автомобиля, с силой сжимая зубы, чтобы гневные тирады снова не полетели в его адрес. — Я туда не пойду! — наконец фыркнула Ульрика, когда автомобиль припарковался на стоянке клиники, и Деро хотел было открыть рот, чтобы заговорить. — Перестань капризничать! — спокойно произнес Гои, чуть развернувшись к ней. — Я туда не пойду! — снова повторила Ульрика сквозь зубы и отвернулась к окну, скрещивая руки на груди. — Хорошо, — неожиданно сдался Деро, заставив Ульрику снова развернуться к нему с удивленным взглядом. — Тогда, посиди здесь, а я узнаю результаты анализа. И он вышел из машины, быстрым шагом направившись к входу и вскоре скрывшись за стеклянными дверями. А Ульрика со стоном чуть съехала в кресле, чувствуя, как собственная безысходность берет верх и глаза наполняются слезами. Все катилась под откос. Гои снова держал ее возле себя, а Вессельски не звонил, видимо, так и не придумав план дальнейшего действия. Ульрика судорожно вздохнула, прикрыла глаза и уже была готова убедить себя смириться со своим жалким существованием, как телефон, лежащий в рюкзачке, ожил, заставив хозяйку медленно вынуть его. «Вессельски», — прочитала Ульрика на экране и едва не подпрыгнула на месте, растягивая губы в судорожной улыбке. — У меня есть план, — без предисловий начал Алекс. — Слушай внимательно и запоминай… *** Смешанные чувства будто отключили все жизненные функции, поэтому Деро неподвижно сидел перед доктором Вагнером и, не моргая, смотрел на бумагу, лежащую на столе. Он не думал, не шевелился, не моргал, а просто смотрел сквозь черные слова, которые до этого прочитал не меньше пяти раз. — Господин Гои, — позвал доктор Вагнер, пытаясь привлечь внимание мужчины на себя. — Это какая-то ошибка, — враз охрипшим голосом, произнес Деро, едва способный шевелить языком. — Она принимает таблетки! — он вскинул на доктора взгляд, словно пытаясь добиться от него опровержения того, что было написано в результате. — Я не зря повторно брал анализ, господин Гои, — спокойно начал объяснять Вагнер. — Как я и говорил, я ни разу не сталкивался с таким развитием событий в своей практике. Это просто не возможно… Точнее, возможно… Просто пациенты нашей клиники ответственно подходят к этому вопросу и… — Она принимает таблетки! — сквозь зубы прошипел Деро, глядя на врача, как хищник на жертву. — Я не утверждаю обратного, — передернул плечами тот. — Но и вы поймите: препарат работает до тех пор, пока его прием не будет прерван… Других объяснений я не вижу. — Сколько? — Шесть недель. И если вы хотите получить положительный исход всей этой ситуации, вам необходимо поместить Ульрику под наш контроль немедленно! Хотя бы на первые два триместра. Мы обеспечим ей должный уход и круглосуточное наблюдение специалистов. Вцепившись тяжелым взглядом в доктора, Гои с силой сжал зубы, что желваки заходили на его лице, а ноздри раздулись подобно драконьим. Так он сидел около минуты, пытаясь обдумать поданную ему информацию, пока резко не встал со стула, нарушив возникшую тишину. — Я услышал вас, док! — сквозь зубы процедил он и покинул кабинет. Быстрым твердым шагом Гои, разрываемый бурей эмоций и чувств, преодолел коридоры клиники, вышел на улицу и подошел к машине. Дернул дверь на себя, устремляя взгляд в салон и замер. Салон был пуст. Покрутившись на месте, в попытке найти девушку, которая, по его мнению, вышла подышать свежим воздухом, Гои по инерции достал телефон и набрал номер. Но ответом ему был ровный женский голос, оповестивший о том, что аппарат абонента выключен. Внутри что-то кольнуло, сердце забилось чаще, и Деро кинулся обратно в клинику, на ходу набирая номер Крэпа, все больше понимая, что самая большая его проблема образовалась именно сейчас. *** План Алекса был прост. Но Ульрике он все больше казался невыполнимым, когда до железнодорожного вокзала оставалась пара метров. А с каждым шагом, приближающим к билетной кассе, где ее ожидал заказанный билет на поезд, девушка ловила себя на мысли, что вся ее затея — глупость. Поэтому одна ее часть рвалась к выходу, а вторая, изо всех сил тянула к составу, стоящему на путях, подбадривая и убеждая в том, что все это не напрасно и паутина скоро разорвется, наконец, дав долгожданную свободу. И Ульрика, в последний раз взглянув на здание вокзала, шагнула в вагон. *** Уронив голову на руки, сложенные на столешнице, Гои сидел на кухне своего дома и не шевелился, казалось уже несколько часов. Даже когда хлопнула входная дверь и шаги приблизились, он не шелохнулся. Мозг словно отключился и аварийный генератор никак не желал работать. Он совершенно не понимал, что происходит, что делать дальше и как решать навалившиеся разом проблемы. Впервые в жизни он не мог найти решения, поэтому просто перебросил все на своих приближенных, один из которых сейчас стоял напротив, ожидая от него хоть какой-то реакции. — Мы нашли ее, — произнес Крэп, но голос его прозвучал весьма неуверенно. На эту реплику Деро осторожно выпрямился, чувствуя, как головная боль тут же дает о себе знать. Он не проронил ни слова, а лишь взглянул на друга, молчаливо задавая вопрос. — На вокзале. Но остановить не успели. У нее билет до Саарбрюкена. Флюкс и еще двое моих парней уже едут туда. Телефон выключен. Но, думаю, успеют перехватить. — Саарбрюкен? — нахмурился Гои. — Что она забыла там? Крэп замялся. Но прекрасно зная Деро, затягивать паузу не стал. — Не хочу усугублять ситуацию… С Флюксом я отправил Ральфа, а вместо него хотел поставить на смену Вессельски… Он не отвечает на звонки. В квартире никого. Машина, которую ты ему дал, стоит на парковке, а его личной нет. Но билетов на поезд он не покупал. На лицо Деро неожиданно пробралась улыбка, которая с каждой секундой становилась все шире, а через мгновение он уже хохотал. Только смех его был странный, больше похожий на смех безумца, от чего Крэпу даже стало не по себе. Но он терпеливо продолжал стоять, глядя на друга и ожидая окончания его «веселья». — Какой же я идиот, — сквозь смех начал бормотать тот, мотая головой. — Я же догадывался, что что-то здесь не так, но надеялся, что это лишь… Она и бывший легавый… Это же просто абсурд, — вдруг Деро резко перестал смеяться, ноздри раздулись, он поднялся со стула и, выйдя из-за стола, крепко сжимая кулаки и прожигая друга взглядом, подошел к нему вплотную. — Он же собственноручно убьет ее! Он же не знает, что делать! Он же ничего не знает! — Гои судорожно выдохнул. — Найди мне их. Верни мне ее. Любые деньги, только верни мне ее! — Я сделаю все возможное. Ты же знаешь, — удостоверил его Крэп. — Поэтому, я пошел. Буду держать тебя в курсе. А тебе бы лучше отдохнуть. Выглядишь отвратительно. С этими словами Крэп развернулся и быстро вышел из кухни, а вскоре и покинув дом, снова оставляя Гои одного. Как только на улице послышался звук отъезжающего автомобиля, Деро тут же схватился за телефон, быстро набирая номер Вессельски. Но в динамике слышались только длинные гудки, вселяющие в Деро еще большее чувство непонимания происходящего. Все казалось каким-то запутанным сном, ломающим мозг и заставляющим обливаться холодным потом. И сколько бы Гои не пытался, он не мог дать логическое объяснение ни одной из версий, появляющейся в своей голове. Уверен он был только в одном: для Ульрики это ничем хорошим не закончится. — Что же ты натворила, девочка? — только и смог прошептать Деро, устало прикрывая глаза ладонью и присаживаясь на край обеденного стола. *** До Саарбрюкена, где на перроне ее уже ждали люди Гои, оставалось еще несколько станций. Но у Ульрики был свой план действий, четко продуманный Алексом. Поэтому, как только состав медленно остановился, девушка спешно покинула вагон и, оглядываясь по сторонам, зашагала в сторону парковки. Старенький Фольксваген, выделяющийся на общем фоне, было найти весьма легко, поэтому Ульрика ускорила шаг, и вскоре уже забралась на сиденье, в удивлении воззрившись на Вессельски. — Ты уверен, что мы доедем на этом? — спросила она, разведя руками. — У тебя есть вариант получше? — вопросом на вопрос ответил Алекс, глядя на девушку поверх солнечных очков, на что та лишь мотнула головой и пристегнула ремень безопасности. — Все сделала, как я сказал? — спросил Вессельски, выезжая с парковки. — Да, — кивнула Ульрика. — Телефон выключила и оставила в вагоне. Но зачем было это делать? — Гои не дурак, — усмехнулся Алекс, внимательно смотря на дорогу. — И у него связи. Поэтому мне тоже пришлось избавиться от своего телефона, — и он кивнул на «торпеду», где в держателе стоял новый мобильный, на экране которого был проложен путь до пункта назначения. — Если проголодалась, сзади еда. Дорога займет около шести часов, если не будет проблем на границе. — Надеюсь, не будет, — вздохнула Ульрика и откинулась на сидении, закрывая глаза, в надежде на скорейшее окончание ее прежней жизни. Так она и ехала долгое время, чувствуя, как усталость дает о себе знать и иногда, накатывая в полную силу, погружает в тревожный сон, который длился от силы двадцать минут. А потом Ульрика резко просыпалась, будто кто-то толкал ее в бок, ловила на себе вопросительный взгляд Алекса, улыбалась ему, и все начиналось заново, до тех пор, пока машина Вессельски не подъехала к границе. Сердце бешено забилось в тот самый момент, когда молодой пограничник попросил выйти из машины, предъявить документы и открыть багажник. Чего Ульрика так испугалась, она и сама не могла ответить. И если бы не Алекс, который стоял рядом, осторожно касаясь ее руки в ожидании окончания досмотра, Ульрике бы срочно понадобилась очередная доза лекарства. К тому же, противная тошнота, снова подкатывала к горлу, заставляя девушку часто сглатывать и глубоко вдыхать носом воздух. — Укачало? — обеспокоенно поинтересовался Алекс, вглядевшись в бледное лицо Ульрики, когда машина, наконец, въехала на территорию Франции. — Не знаю, наверное, — дернула плечами Ульрика, доставая из пакета пару бутербродов. — Будешь? — протянула она один из них Алексу. — Позже, — мотнул головой тот. Ульрика снова передернула плечами и, откусив кусок от бутерброда, уставилась в окно. Солнце медленно клонилось к закату, освещая трасу своими последними лучами, которые играли красно-желтыми красками, завораживая взор и вселяя умиротворение. С каждым съеденным куском, Ульрика чувствовала, как ей становится лучше. Тошнота прошла вместе с резко накатившей головной болью и тревожными мыслями, мучившими ее еще в поезде. Теперь Ульрика была уверена, что это самое лучшее решение, принятое ею за всю жизнь. Ведь скоро все должно закончиться, и деньги, которые ее отец так хорошо спрятал, дадут ей свободу, наконец скинут тяжелые оковы. Ульрика улыбнулась сама себе, дожевывая последний кусок, и повернулась к Алексу, который, всю дорогу практически не говорил ни слова. Списав все на сложившуюся ситуацию, в которую она сама втянула Вессельски, Ульрика с улыбкой начала безотрывно смотреть на мужчину. Она рассматривала каждый миллиметр его профиля, ни на секунду не отводя взгляд даже тогда, когда Алекс ненадолго отрывался от дороги и поворачивался к ней. Улыбалась и продолжала смотреть, ощущая внутри себя прилив чувств, которые успокаивали. Сам же Алекс ощущал точно противоположное. Внутри себя он метался из стороны в сторону, то сомневаясь, что поступает правильно, то убеждаясь, что другого выхода нет, и когда он выполнит работу, все встанет на свои места. В одном только Вессельски был уверен — девушка, сидящая рядом, уже давно стала для него чем-то большим, занявшим место в его жизни. — Я никогда не была за границей, — вдруг начала говорить Ульрика, разрушая тишину. — Деро говорит, что мне там нечего делать. Точно как папа когда-то, — усмехнулась она. — Хотя папа обещал один единственный раз… — И почему не свозил? — спросил Алекс, совершенно не подумав над возможным ответом. — Его убили, — нервно выдохнула Ульрика и, помолчав пару секунд, продолжила говорить, устремив взгляд куда-то вниз. — Мне было семь. В ту ночь я была дома. Поэтому практически у меня на глазах. Это из-за этого у меня судороги… Она хотела добавить что-то еще, но резко остановившаяся у обочины машина заставила ее замолчать и перевести взгляд на Вессельски. Алекс тяжело дышал, крепко вцепившись руками в руль так, что побелели пальцы. Его ноздри раздувались, а взгляд устремился прямо вперед. — Что с тобой? — нахмурилась Ульрика. — Ничего, — еле дыша пробормотал Алекс. — Все нормально. И он, больше не говоря ни слова, быстро вышел из машины и, обогнув ее, начал спускаться по небольшому склону, ведущему к реке. Словно очутившись в том дне, Алекс чувствовал тот же тошнотворный ком в горле, ту же дрожь, бьющую во всем теле, и стоящий гул в ушах, от которого начинала кружиться голова. Поэтому он просто сел на траву, не дойдя до реки пары метров, и глубоко втянул носом воздух, словно его могло не хватить. Он снова вляпался. Только сейчас, кажется, в тысячу раз сильнее, чем тогда. Ведь девушка, в сломанной жизни которой отчасти виноват и он, пробудила в нем дано забытые чувства. Он любил ее. И уже не раз признавался себе. Только каждый раз будто боялся поверить или дать себе надежду на что-то. — Алекс… — от раздавшегося за спиной голоса и руки, опустившейся на его плечо, Вессельски вздрогнул, но не повернулся, лишь судорожно выдохнув. — Все нормально. Устал просто, — соврал он. Ульрика шагнула вперед и осторожно опустилась на траву рядом, продолжая смотреть на Алекса, который в свою очередь смотрел на нее. — А то я уже подумала, что это из-за меня, — дернула плечом девушка. — Из-за того, что я рассказала. — Нет… я… — растерялся Вессельски, и понимая, что своей реакцией заставил ее сомневаться, решил продолжить разговор. — А мама твоя где? — Не знаю, — спокойно ответила Ульрика, пожав плечами. — Я ее никогда не видела. Она была секретаршей у отца… И очень любила мужчин, — криво улыбнулась она. — А потом случайно забеременела от папы. Аборт было делать нельзя. Папа разрешил ей рожать, а потом забрал меня. Говорят, мать даже не расстроилась. Ей было все равно. — Значит, у тебя больше никого нет? — Ну почему нет? Есть. Бабушка. Она как раз живет во Франции, и я почти ее не помню. Она редко приезжала. А когда приезжала, то они с отцом постоянно ругались. Я накрывала стол пледом, забиралась туда, закрывала уши и представляла, что идет сильная гроза и я прячусь от нее, — усмехнулась Ульрика, предавшись воспоминаниям. — Прости, я не хотел. Я понимаю, как тяжело вспоминать все это. Мы часто бывали в детских домах и… — Что? — Ульрика вскинула брови. — Причем тут детский дом? — Ты разве… — Нет, что ты, — перебила она Алекса. — Гои забрал меня сразу же… Тогда… — Ульрика закрыла глаза и поморщилась. — И… вообще я… я не должна была тебе всего этого говорить. Забудь, — она быстро поднялась с травы и, развернувшись, зашагала к машине. До Парижа она больше не проронила ни слова.